— А вы откуда знаете?
— По телевизору показывали. Да и слухи уже разошлись. Большая шайка?
— Четыре человека. Всех взяли…
Действительно, вчера мы задержали последнего ворюгу — Баклана. Он пришел в палату, где его ждали не подельники, а оперативники. Колоться он отказывается принципиально. Уперся — ничего не выжмешь.
— Говорят, нашли краденое, — Кандыба вопросительно посмотрел на меня.
— Не все.
— Много недосчитались?
— Трех картин. Саврасов, Поленов, Клевер.
— Так, — он прикрыл глаза и неожиданно оттарабанв сюжет каждой. — Так?
— Так.
— Во, память еще есть… Поленов там изумительный бы. Очень дорогой. Если все сложить, где-то тысяч на сто долларов. А учитывая, что они ворованные, снизьте цену в четыре раза. Не бог весть какой куш.
— Двадцать пять тысяч долларов? Тоже не валяются…
— Даже машину приличную не купишь, — отмахнулся Кандыба. — Но Горюнин хорош.
— Вообще меня пугают темпы, с которыми криминализируется антикварный бизнес, — посетовал я.
— Потому что, если вести его по закону, платить налоги и торговать только чистыми вещами — много не заработаешь, — сказал Кандыба. — Дилетанты считают, что торговля антиквариатом — это легкие миллионы долларов. Насмотрелись репортажей с аукциона «Сотбис», где Мане уходит за полсотни миллионов долларов, и считают, что все столько зарабатывают. Когда сталкиваются с этим бизнесом ближе, удивляются, что цены так невысоки. Перепродать картину Васнецова и заработать на этом десять тысяч долларов — предел мечтаний. А с одной фуры с окорочками, если с таможней договоришься, доход раза в два больше. Разница?
— Да уж.
— Поэтому рецепт нормальной жизни в этом бизнесе: пренебрежение налогами — раз. Торговля темными вещами — два. По возможности вывоз за рубеж — три. И торговля подделками — четыре. Тогда будут более-менее нормальные заработки. Впрочем, на последние три пункта решаются очень не многие. Большинство антикварщиков ограничиваются фокусами с налогами.
— Факт, — я отхлебнул кофе. Кофе был хороший, и коньяк хороший. И вообще здесь было хорошо. — Меня беспокоит, что последнее время мода пошла у ворья на русских мастеров. То частные коллекции, а вот теперь Русский музея в Санкт-Петербурге. Кто-то по русским мастерам решил пройтись.
— А что. Очень возможно. — Кандыба приспустил галстук и вздохнул поглубже.
— А не поздно взялись? На Западе Россия сегодня не в ходу, — отметил я.
— На Западе Россия всегда была не в ходу. Но это не мешало ей быть Россией, — Кандыба улыбнулся и прикончил огурчик. — Нам Запад не указ.
— Что получается. Продать эти вещи здесь очень трудно. Да еще за копейки. На Западе они не нужны. Тогда какой смысл во всем этом?
— Может, заказывают для своих коллекций, — предположил Кандыба. — У многих теперь возникли бешеные деньги. Банковские аферы, наркотики, цветметаллы — мне, что ли, вам объяснять… Хотя вы видели наших наркомафиози?
— Видел.
— Им нужен Поленов и Саврасов?
— Вряд ли.
— Этому быдлу нужны ванны с гидромассажем и «Лендроверы».
— Тупик, — развел я руками…
— Кстати, насчет переправки произведений искусства на Запад. Тут проблема очень остра, — сказал Кандыба. — Вагонами ведь везут!
— Не без этого, — согласился я.
— И знаете, кто возит?
— Много кто. В основном дипломаты. Это еще с давних времен пошло. Переправить за рубеж чемоданчик с ценностями в застой не было проблем — даешь дипломату пять тысяч рублей — машина «Жигули», и чемоданчик оказывается за рубежом. Сегодня за такое цены в зеленых и поболе будут.
— А еще проводники поездов, — сказал Кандыба. — В вагоне сотни укромных мест, куда не залезет ни один таможенник.
— Знаете, кто этим занимается? — поинтересовался я. — Ну… — Кандыба замялся.
— Если начали, то уж договаривайте.
— Ладно. Если уж взялся содействовать оздоровлению окружающего мира, то надо идти дальше, — развел он руками — Была у меня пара картин. Один случайный знакомый предлагал перегнать на Запад, там как раз опять пополз вверх спрос на русский авангард, да и стоит он в несколько раз дороже, чем тут. Я отказался.
— Чего так?
— Я законопослушный человек…. В меру, конечно. Полностью законопослушны сегодня только идиоты. Что-то не так сказал? — улыбнулся он.
— Во всяком случае, откровенно.
— Я с людьми всегда откровенен.
— Тогда скажите, что это что за человек?
— Виктор Стружевский. Проводник. Подторговывал еще с середины восьмидесятых антиквариатом. Специально пошел проводником работать, чтобы гнать на Запад все. Кстати, — Кандыба стукнул, себя пальцем по лбу. — У него завязки с какими-то бандитами в Питере. Вот вам ход на Русский музей, — он потер руки. Как многих, его начинало захватывать выстраивание версий.
— Поезд какой?
— «Лев Толстой», фирменный — Москва-Хельсинки. Виктор сейчас как раз в рейс собирается. Из отпуска вышел.
— Где вы его видели?
— На собрании клуба нумизматов. Он там постоянный гость. Ну и я захаживаю иногда, хотя монетами интересуюсь постольку-поскольку.
— Значит, Стружевский.
— Удачи вам, — сказал Кандыба. — Чокнулись бы, да бокалы пусты. Но поутру больше нельзя. Тут я с ним был в чем-то согласен…
— И что с этим предлагаешь делать? — осведомился начальник моего отдела, изучив мой рапорт и отчеркнув избранные места ядовито-желтым маркером.
— Надо обкладывать волка, — с пафосом изрек я.
— А это не приблудная дворняжка? — с сомнением взглянул на меня полковник Буланов. — Точно волк?
— А у нас не страховая компания? Точно МУР?
— Ты о чем?
— О том, что гарантия только в страховых, компаниях.
— Не во всех, — покачал головой Буланов. — Ох, не во всех…
— Ладно, будем пахать эту борозду?
Буланов еще раз внимательно посмотрел на рапорт, будто пытался увидеть там что-то новое.
Я без особого труда установил, что на Московской железной дороге действительно работает Виктор Стружевский, тридцати пяти лет от роду. Он и правда член клуба нумизматов. Ездит на голубой «Ауди». Живет в трехкомнатной квартире, которую за три года выменял постепенно, начиная с однокомнатной. Ни в чем не нуждается. Чем может заработать на жизнь проводник международного поезда? Ну уж не провозом зайцев через границу. Только контрабандой.
— Представляете, потащит картины из Русского музея, и тут мы, — мечтательно произнес я.
— Ты что, веришь в эти разговоры о питерских бандитах, с которыми связь у этого проводника?
— Пока вся информация Кандыбы подтверждалась. — Многовато от него информации, — поморщился Буланов.
— Лучше больше, чем меньше.
— Чего тебе надо для дела?
— Наружку. Технический контроль. И поскорее. У него через пять дней рейс.
— Ой, — покачал головой Буланов. — Знаешь, какая очередина на технику и на наружное наблюдение!
— Знаю.
— Ни шиша ты не знаешь.
— Под громкие дела мы что угодно выбьем.
— Мы? Это я выбью, — Буланов устало махнул рукой. — Свободен пока…
Что-что, а выбить начальник родного отдела может все на свете.
И выбил — и бригаду наружки, и техников. Через курирующий нас отдел Главного управления уголовного розыска МВД. Там ребята ушлые и сразу понимают что к чему, а возможности у них куда больше наших.
Проводника мы взяли в железные клещи. Наружка протаскала его два дня без всякого толку — по кабакам, антикварным магазинам и по клубу нумизматов. Оперативники расширили свое образование, узнали, чем нумизматика отличается от фалеристики. Но не узнали одного — собирается ли Стружевский везти что-то за границу. И если вдруг собирается, кто ему будет помогать.
Это узнали техники.
Вечером я просматривал пришедшую на мое имя сводку технических мероприятии. На компьютере был отпечатан текст.
"Копий не снимать. Аннотаций не составлять.
Разослать:
Т. Тихомирову.
Секретно.
Сводка технических мероприятий № 11. Per. № 21117.
За 16 июля с. г.
На трех листах.
Объект (X) разговаривает с Неизвестным (Н). Разговор идет о переменах погоды. Об урагане во Владимирской области. Далее:
Н: Ты как сейчас?
X: Я? В отпуске. Отсыпаюсь.
Н: Готовишься к труду и обороне?
X: Только к труду. Ненавижу поезда. Что это за работа? Скажи, черта лысого мне сдалась эта работа?
Н: Хорошая работа. Денежная работа.
X: Да уж.
Н: Когда везешь?
X: На первом верблюде.
Н: Прекрасно. Обговорим при встрече.
X: Обговорим.
Н: Давай не куксись.
Начальник отдела Давиденко.
Отпечатан 1 экз.".
Я показал сводку Железнякову, все бьющемуся в преферанс с компьютером.
— Понимаешь, о чем речь? — осведомился я.
— Первый верблюд — это первый рейс, — сказал Железняков. — Первым рейсом он контру повезет.
— Да… «Была у меня таможня, были контрабандисты», — процитировал я «Белое солнце пустыни».
— Будем прищучивать? — Спросил Железняков.
— Обязательно.
— Где. Здесь?
— На Выборгской таможне.
— С таможенниками и ФСБ надо завязываться, — сказал Железняков.
— «Безопасность» нам зачем?
— Надежнее. Их внешние все дела. С ними спокойнее.
— Босс не одобрит, — покачал я головой. Буланов действительно не одобрил идеи сотрудничества с ФСБ.
— На черта нам чекисты? — осведомился он, прочитав план проведения оперативных мероприятий.
— Не помешают.
— Да. А потом раструбят по всему свету, что взяли матерых уголовников, а о нас — ни слова.
— Договоримся…
— Договоримся… Нам когда с них чего перепадало?
— Перепадало. В прошлом году в Шереметьево-2 мы вместе по их информации мероприятия проводили. И успешные. Целый архив старинных документов взяли… Кроме того, если в лужу сядем, шишки тогда тоже поровну делить.