— Тетя Клава, собери сколько можно мешков и сама собирайся.
А он, не глядя на бригадира, подал голос:
— О! А я, значит, вовсе уже не в счет?
Нина, тоже не глядя на него, сказала то, что думала за последнее время, но никогда не говорила:
— Наоборот — вы у нас только для счета и существуете. И сами это знаете лучше моего.
Ничего, это лучше, когда прямо все скажешь. На прямое слово только дурак обижается, а дядя Афанасий — человек хорошего ума. Поймет как надо. И это она подумала все с той же веселой злостью, с какой сегодня все делала и говорила и какая появляется в человеке от сознания общественной важности порученного ему дела и от сознания собственной правоты.
— Вот даже как! — с горестным восхищением воскликнул Афанасий Николаевич. — За все мое доброе…
— Да, так. Все доброе ваше я никогда не забуду, и я для вас, что хотите, сделаю. А сейчас, сами знаете, нет у меня времени на такие разговоры.
Она вышла в сени, где ожидала ее тетя Клава.
— Так его, — нисколько не таясь, сказала она и спросила: — Николай-то пишет тебе?
— А как же! Почти каждую неделю.
— Хоть бы зашла когда с письмом. Нам-то он ленится писать.
— Да когда же мне? Сама видишь, как кручусь… — Она хотела еще что-то сказать, но только посмотрела на неплотно прикрытую дверь в избу и вскинула голову.
Тетя Клава поняла ее и зашептала:
— Задумываться он начал, не знаю уж, к добру ли? То в избе сидит, то в огород уйдет — и все думает. Поговорила бы ты с ним, с нами-то он больно неразговорчив, а тебя он любит.
— Куда уж там! Любовь его…
— Да не говори, знаю я… Ребятишкам, что ни день, то напоминает, чтобы к тебе с почтением и чтобы все выполняли. Она, говорит, вам не девчонка-товарка, она — бригадир… Да ты ела сегодня чего-нибудь?
Узнав, что Нина даже еще не заходила домой, она заторопилась, отрезала ломоть хлеба и налила кружку молока. Молоко Нина выпила, а хлеб сунула в карман и вспомнила о нем, только когда ехала на тракторе, рядом с Сережкой, средним сыном дяди Афанасия. Она начала есть и, когда увидела Артема, помахала ему рукой, в которой держала хлеб.
— Хорошие ребята эти городские. Безотказные на всякую работу, — сказала она трактористу и неожиданно спросила: — Сережка, похожа я на принцессу?
— На сороку ты похожа, хотя и бригадир.
— А вот один человек сказал, что похожа.
— Это фотограф тот?.. — спросил Сережка. — Он у меня дождется!..
Нина пренебрежительно взмахнула рукой:
— Выдумал! Да у него и ума-то на это не хватит. — Ей было приятно, что Сережка, младший брат ее предполагаемого жениха, так верно оберегает ее, пока старший, Николай, служит в армии.
— Ума на это и не надо, — солидно заметил Сережка. — А девки от красивых слов всегда дуреют.
— Спасибо.
— Не за что. А ему скажи, чтобы не шастал на наш берег.
— Да не он это сказал. Да и глупости все. Подгоняй поближе, сразу и затаривать будем и грузить. Ох, хоть бы до дождя успеть вывезти.
— Прибыли в ваше распоряжение! — сказал Артем, разглядывая «принцессу» и невольно сравнивая ее с той отчаянной и обольстительной девчонкой, чей портрет до сих пор висит в его комнате. Нет, совсем не похожа, хотя по-прежнему отчаянная и еще больше, чем прежде, обольстительная. Совсем не та.
— Работать? — спросила Нина с таким видом, что если она не примет Артема, то он помрет с голоду. Но смилостивилась, приняла: — Мужчины на погрузку, а вы, девушки, насыпайте зерно в мешки.
«Совсем не та», — снова подумал Артем, пытаясь оторвать от земли мешок с зерном и чувствуя, что никогда ему этого не сделать.
— Э, нет, гражданин. Так ничего не выйдет. Пупок сорвешь, а не подымешь, — весело проговорил носатый старик-колхозник и скомандовал: — Хватай его за уши!
Старик взялся за мешок и слегка его наклонил, и Артем сразу же понял, что такое эти «уши» и что ему надо делать. Он подхватил мешок за углы и вместе со стариком легко перекинул его через борт тракторной тележки.
— Венька, держи! — выкрикнул старик при этом.
Венька, такой же немолодой колхозник в ярко-голубой рубахе, стоял на тележке. Он подхватил мешок и поставил его к борту.
Рядом кидал мешки через борт Андрей Фомич на пару с молодым парнем. У них дело шло проворнее, Венька не успевал поворачиваться.
Нагнувшись за очередным мешком, Артем услыхал приказывающий голос:
— Плотней грузите! Плотней!..
«И голос не тот, — подумал Артем. — Раньше он напоминал валторну. А теперь он что напоминает? Разве только то, что мы должны проворнее поворачиваться. А это уж совсем другая музыка».
И Ленька, у которого еще задержались в памяти младенческие представления о принцессах, с самого начала не понял, за что ей, этой тетке, досталось такое сказочное прозвание. Чернявая, загорелая, белый платок свалился с головы и болтается на шее, черные сатиновые штаны заправлены в короткие резиновые сапоги. Кричит и тут же хохочет, как ненормальная. Принцесса!..
Ну, если бы еще он был маленьким, то мог бы допустить, будто она заколдованная. Бывало ведь — царевна-лягушка, например. Маленький бы он поверил и даже что-нибудь предпринял бы для ее спасения. Тогда он еще и не то вытворял.
Но тут она налетела на него:
— А ты чего задумался?
Он развел руками и прозвенел:
— А я не знаю, куда меня…
— Ох, какой ты звонкий! — засмеялась она и вся как-то мгновенно просветлела, расцвела, словно он одним каким-то чудесным словом расколдовал ее, превратив в девчонку, веселую и совсем не злую.
— Ты лошадей не боишься?
— Нет, ну что вы? — Его несколько удивило то, что она так точно угадала его желание. Но на то она и принцесса.
— Зина! — позвала она. — Вот тебе помощник.
— Давай сюда! — услыхал Ленька и увидел Зину.
Он сразу узнал ее, хотя сейчас эта растрепанная, круглолицая девчонка нисколько не была похожа на волшебницу на серебряном коне. Да и конь оказался обыкновенной серой лошадкой, смирно стоящей в оглоблях.
— Чего же стоишь-дожидаешься?
Ленька подошел.
— А ты чего кричишь? Ну кого делать-то? — стараясь говорить грубым голосом, спросил он.
— Не кого, а что.
— А в Сибири говорят «кого», я и привык.
— Ты был в Сибири? — Девочка убрала прядь волос, мешавшую ей как следует рассмотреть человека, прибывшего издалека, если он не врет, конечно.
— Да. В Саянах, — небрежно проговорил Ленька. — Наша геологическая партия искала нефть.
— Вот даже как! — воскликнула Зина почтительно. Геолог! Такая песенная, героическая профессия. Ох, наверное, врет! Прищурив глаза, она спросила: — А лошадь запрягать ты умеешь?
— Нет. У нас все механизировано. — И тут же поспешил заверить: — Ты не думай, я научусь.
— Конечно, научишься, — согласилась Зина. Ей понравились его певучий голос, который он старался скрыть, и его веселые глаза, их-то никуда не скроешь. — Ох, да что же мы все болтаем, болтаем, а там кончают грузить! Бежим запрягать твою Карьку!..
Ехали лесом. Зина на переднем возу покрикивала на своего серого, который в упряжке совсем уж ничем не напоминал сказочного серебряного зверя. Леньке досталась тихая и трудолюбивая кобыленка по кличке Карюха. Она спокойно стояла, пока грузили телегу. Ленька поглаживал ее теплую морду, а она моргала длинными белыми ресницами и шумно вздыхала.
Черные тучи уже закрыли полнеба. Светлая луна покорно катилась им навстречу. Воздух сделался густым и душным. Когда въехали в лес, то стало так темно, что Ленька с трудом различал светлую Зинину кофточку. Тяжело груженные телеги поскрипывали и постукивали ступицами. И от этого робкого постукивания Ленька почему-то почувствовал себя очень маленьким, одиноким и очень обрадовался, услыхав Зинин голос.
— Леня, иди сюда.
— Ага! Иду…
Рядом с ней ему снова стало хорошо, и он с удовольствием отвечал на ее вопросы о Саянах и даже рассказал о своем последнем приключении, но совсем не так, как это было написано в газете. В его рассказе все выглядело смешнее, таинственнее и совсем не так опасно, как это было на самом деле.
— Слушай, — тихонько спросила Зина, — а это ты взаправду?
Этот вопрос нисколько его не смутил. Именно так все и было, не считая некоторых, только что придуманных деталей, которые для него тоже уже были правдой. Поэтому он так взглянул на Зину, что та даже смутилась.
— Ну, конечно, — проговорила она торопливо, — я тебе верю…
Но он даже и не подумал обижаться, потому что рядом с ним сидела принцесса, которая так сказочно появилась на серебряном коне. Расскажи в школе — тоже не сразу поверят. И она поторопилась переменить разговор.
— Ты, наверное, будешь геологом? — спросила она.
— Нет. Я буду плотником. Как мой брат.
Такой ответ разочаровал ее, и удивил, и заинтересовал, потому что она тоже считала его не совсем обычным мальчиком. Плотник? Нет, тут что-то не то…
— Что же ты будешь делать? — спросила она, все еще не теряя надежды.
— Как что? Строить! — он заметил ее разочарование и нисколько этому не удивился. Большинство его одноклассников не совсем еще ясно представляли себе свое будущее, и только немногие к чему-то тянулись. Не к плотничьему топору, конечно. Но все — и девчонки тоже — готовились поступать в институт, иначе зачем же кончать десятилетку, достаточно и ремесленного. И все слегка посмеивались над Ленькой, над его упрощенной мечтой и думали, что он хитрит. Простачком прикидывается. Брат — начальник цеха домостроительного комбината, депутат областного Совета, так он и позволит Леньке пойти в плотники!..
— А ты что будешь делать? — спросил Ленька и притих в ожидании необыкновенного. А тут еще лунный свет, блуждающий среди мохнатых ветвей, призрачно затрепетал на ее лице.
— Я? — Зина торжественно проговорила: — Я буду учительницей…
— Ну да? — слегка опешил Ленька. — А я думал…
— Что ты думал?