И после того, как ее мать и сестры так сказали, каждый раз, завидев Коллетт, Долорес замечала в ней какие-то новые черты. Что в ее синих глазах пляшут крапинки света подобно разбитому на тысячи осколков стеклу. Ее бледное лицо казалось уставшим, но кожа ее была столь гладкой и белой, что, казалось, дотронься до нее, и рукам станет холодно. А ее крупные прекрасные зубы были белы и ровны. В последние дни она часто приходила к ним домой – должно быть, из-за Донала. А перед самым Рождеством явилась за вторым комплектом ключей от коттеджа. Мол, захлопнула дверь, отправляясь гулять, – по крайней мере, представила дело именно так. И когда Долорес передала ей ключи, то обратила внимание, какие у нее длинные пальцы. Коллетт была элегантной, Долорес теперь видела это, когда у нее появился повод разглядеть ее повнимательней. Под слоями шерстяных одежд скрывались округлые формы, длинные ноги и обещание сладких ласк.
Именно ее приход за ключами и навел Долорес на мысль, что дело тут нечисто. Коллетт была рассеянна и все время оглядывалась, словно ей было все равно, что она захлопнула дверь. Также она не очень твердо держалась на ногах, и Долорес подумала, что она слегка навеселе. Коллетт словно была зациклена на чем-то, не зная, как осуществить намеченное. Возникло ощущение, что, если бы хозяйка не стояла в дверях, Коллетт прошла бы дальше в дом. Также не без некоторого злорадства она отметила про себя, что их арендаторша набрала вес. А потом, глядя, как та взбирается вверх по холму, она представила, как туда днем направляется Донал, чтобы заняться с ней сексом. Он так запал на Коллетт, что ему даже стало плевать на детей. Но ей-то не было плевать. Раньше, если двое маленьких спали и Мадлен была дома, именно Долорес ходила с мужем в коттедж.
Поначалу, когда он перестал домогаться ее, она с облегчением выдохнула, решив, что он проявляет осторожность из-за ее беременности. Может, так оно и было, и он действительно проявлял осторожность, но ведь нужно было где-то добирать с другой женщиной, когда жена на шестом месяце беременности. У нее не сразу сложилось в голове, что женщина эта проживает у них в коттедже. А потом перед Рождеством она пришла к ним в дом и накричала на Шона по телефону, а Долорес видела из гостиной, насколько грубо Донал обошелся с ней, выгнав за порог. И тогда она сказала себе: они трахаются.
Ночью он выскальзывал из постели и уходил, возвращаясь примерно через час. Иногда после этого он принимал душ, иногда нет, но, как бы то ни было, он давал ей понять, что намерен поступать так, как хочет, потому что ничего ему за это не будет. И даже если бы он взял ее за руку и привел в коттедж, чтобы она стояла и смотрела, как он трахает Коллетт Кроули, он все равно сказал бы, что все дело в ее голове и что она всегда становится фурией, когда беременная. Сказал бы: иди и поплачься своим папочке с мамочкой. И хотя она знала Донала как облупленного, она не понимала, что за женщина может впустить женатого человека в свою постель на час, а потом отправить его к жене, и на следующий день смотреть ей в глаза и просить запасной ключ или стакан сахарного песка или спрашивать ее мужа о проблемах с проводкой. Пренебрежение Донала означало, что Коллетт знает, что она, Долорес, знает. И должно быть, она считает ее самой тупой, безвольной и никчемной женщиной на свете.
Долорес посмотрела на свои руки, а потом на головку дочери – в ее волосах застряли струпья, что она расковыряла со своих болячек.
– Дядя ушел, – сказала Джессика.
Но мужчина не ушел: сложив ладони домиком, он пытался заглянуть в окно коттеджа, затем вытащил из кармана письмо и опустил его в щель. Завязав шарф и забросив концы назад, он направился к морю – должно быть, чтобы поискать Коллетт. Та постоянно где-то гуляла – вдоль моря, по деревне и дальше, уходила за три мили отсюда, и это при том, что у нее была машина. Даже не знаешь, где можешь на нее натолкнуться. Порою, завидев ее на самом невероятном участке дороги, Долорес задавалась мыслью: куда она вообще направляется?
Подтянув Эрика повыше, она направилась на кухню. Донал ел яичницу, помогая себе куском белого хлеба, и смотрел футбол по телевизору.
– Послушай, Долорес, – сказал он, не отрывая глаз от экрана, – давай отпустим ее на дискотеку, она же с нас не слезет.
– Это место превращается в бордель какой-то.
– Брось, они же дети.
– Я не про дискотеку, а про коттедж.
– А в чем проблема?
Он откинулся назад, держа руки перед собой и оглядываясь. Она взяла полотенце и кинула ему.
– В ней. Как ни посмотришь, обязательно возле нее какой-нибудь мужик ошивается.
Вытерев руки, он уставился на нее, продолжая жевать.
– Ты о ком? – резко спросил он, словно она только что в чем-то его обвинила.
– Как о ком? О Коллетт, конечно.
– Да нет. Что за мужик?
– Откуда я могу знать? Такой высокий, в длинном пальто. Бросил ей письмо в щель.
– Как он выглядит?
– Говорю же тебе – высокий, седой, в очках и в длинном шикарном пальто.
Донал вскочил со стула и выбежал из кухни.
– Да успокойся ты. – Долорес поспешила за ним по коридору. – Он уже ушел.
Он встал у окна, уставившись на коттедж.
– И кого еще ты там видела?
– Однажды ночью к ней заявился Майкл Брес-лин.
Он сочувственно улыбнулся:
– Ты совсем сдурела?
– Но дело даже не в этом. Я хочу, чтобы она убралась из этого дома. Ты видел, что за табличку она прибила к двери? Там написано «Инн-ис-фри»[32]. Что еще за бесплатная гостиница? И вообще – она портит наше имущество. Пусть убирается.
– «Иннисфри», дура. Это из стихотворения.
– И с каких это пор ты стал увлекаться поэзией? Выгони ее.
– Нам нужны деньги.
– Я знаю, что тебе нужно.
На мгновение у него на лице появилось выражение нашкодившего мальчишки, а еще страх, паника и смятение, но всего лишь на одно мгновение. Она-то имела в виду, что ему обязательно нужно каждую ночь подкладывать под себя женщину, но он понял это по-другому – что ему надо бы получить по зубам от ее отца, как случилось почти сразу после их свадьбы, когда Донал толкнул ее, а она, падая, рассекла висок о каминную полку. И когда отец увидел шрамик, ему ничего не надо было объяснять. Он молча обождал, когда Донал вернется с работы, и стоило тому выйти из машины, как он затолкал его в гостиную и закрыл за собой дверь. Она слышала, как Донал взревел. После этого ему пришлось брать три дня выходных, пока заживали его отбитые ребра. С тех пор он больше никогда не бил Долорес. Зато придумал другой способ над ней поиздеваться. То говорил, что она толстая, то что слишком худая. А если в гости приходили ее сестры, нахваливал их, когда они набирали вес, сбрасывали вес или что-нибудь еще. А когда время от времени они оказывались вдвоем в пабе или в ресторане, он выбирал какую-нибудь симпатичную женщину и начинал расписывать ее достоинства на ушко Долорес. Он твердил, что они заросли в грязи, а когда она опускалась на четвереньки, чтобы отдраить пол, он специально проходил по нему в рабочих ботинках. Он постоянно говорил, что она дура и ничего не понимает в жизни. И хотя за спиной ее всегда маячил отец, она ничего не могла поделать, потому что Донал был осторожен. До сих пор она молчала про его интрижки. Но скажи она отцу, что Донал связался с женщиной из коттеджа, тот бы убил его.
– Обожди до лета, – сказал Донал уже более спокойно, взгляд его стал мягче. – Тогда мы поднимем цену. Если она откажется платить, вышвырнем ее и поселим отпускников. Мы не можем отказываться от лишних денег, когда еще один ребенок на под-ходе.
– Я поднимусь завтра к ней в дом и скажу, чтобы через месяц она съезжала.
Он подошел ближе и взял на руки сына, поднял его повыше и поцеловал в ушко. А затем, словно собираясь поцеловать и ее, приблизил свое лицо к ней и сказал:
– Даже не вздумай к ней приближаться. Узнаю, что достаешь ее, жди неприятностей, ясно? – Он сунул ей в руки Эрика, и тот недовольно пискнул. – И займись уже своими руками, – сказал он. – А то ходишь как прокаженная.
Она глядела, как он идет по коридору под одобрительные возгласы и скандирование, раздающиеся из телевизора. Опустившись на диван, она прижала к себе сына.
– Шшш… – приговаривала она, баюкая его. Ребенок затих у нее на руках. – Мадлен! – крикнула она.
– Да? – раздался сверху голос дочки.
– Где Джессика? – спросила она.
– Со мной.
Внутри нее шевельнулся ребенок, и она положила руку на живот.
– Шшш… – сказала она.
21
Когда Джеймс подъехал к дому, свет в окнах не горел. Он решил, что она, должно быть, на занятиях. На йоге, тай чи или на уроках по рисованию. Она всегда там пропадала, когда они ссорились. Иногда она брала с собой Найла – тот сидел в уголке, читал или рисовал. Только какие могут быть занятия в пятницу вечером? Он удивился ее отсутствию лишь потому, что по дороге в Дублин все время думал о ней, как и все четыре часа на обратном пути. Он думал о том, что собирается ей сказать.
Он открыл дверь и включил свет в коридоре. Поставив на пол портфель, подошел к блокноту возле телефона, но никакой записки там не обнаружил. В доме было холодно. Он прошел в гладильню и включил отопление. На кухне пахло свежестью, вымытая плита блестела чистотой. Холодильник оказался почти пуст. Он прошел в гостевую комнату: все ее вещи были на месте и аккуратно сложены, кровать заправлена, на покрывале ни единой морщинки. Проследовав в гостиную, он открыл бар и налил себе виски на два пальца. Включил девятичасовые новости, но тут вспомнил, что Орле пора бы уже быть дома. Вдруг она стоит на автобусной остановке и ждет, чтобы ее забрали? Но автобус должен был прибыть несколько часов назад, а Иззи не забывает о таких вещах. Может, Орла поехала к кому-то из друзей? Но в таком случае Иззи оставила бы записку.
И тогда он понял, что, пока его не было, его жена еще больше отдалилась от него, решив наказать еще больнее. Он надеялся, что разлука ослабит накал ссоры и что они помирятся по его возвращении. И могла быть только одна причина, почему она еще больше ожесточилась против него в течение прошедшей недели. Когда он позвонил из Дублина в свой офис, Кэсси не удержалась и передала ему сплетни, ходившие в связи с исчезновением отца Демпси. Сначала она излагала подробности деликатно, зная, что священник – друг их семьи, но под конец не выдержала и буквально взахлеб сообщила, что город только и говорит об отъезде отца Демпси. А Иззи не была дурочкой, наверняка догадалась, что он как-то связан с этим. Скорее всего, она заведет разговор на эту тему – так что придется признаваться, что это он приложил руку к переводу отца Брайана.