Она давно ожидала услышать эти слова – ожидала каждый раз, когда Долорес с неприязнью смотрела на нее или когда он всеми силами избегал встречаться с ней. Единственное, чего она добилась, так это достала всех.
– Скоро лето, – продолжил он, – и мы можем сдать коттедж вдвое дороже, так что тебе нечего там делать. Да еще к тебе шляются всякие мужики, а это выглядит некрасиво.
– О чем ты?
– Весь город говорит об этом. Ты превратила коттедж в бордель. Пару недель назад Долорес видела того мужика из Дублина, с которым ты трахалась.
– Джона? Но он не приезжал ко мне.
– Так ты не знала? Он теперь сам доставляет тебе письма.
– Да не получала я никаких писем. А что Джон делал…
– Скажу тебе так. У тебя времени до конца месяца, а потом ты должна съехать. То есть через две недели. И прекращай свои концерты. Держись подальше от меня, моих детей и моей жены. Ты меня слышишь?
Оттолкнувшись от камня, она спрыгнула на землю и встала перед ним, сплетя руки.
– Послушай, я знаю, что вела себя странно и что между нами все кончено. Но ведь на какое-то короткое время мы были небезразличны друг другу. По крайней мере мне казалось, что ты ко мне что-то испытываешь. И теперь я молю тебя: если в тебе осталось хоть что-то человеческое, помоги мне. Донал, я беременна.
Она увидела изумление на его лице.
– Черт, не придуривайся, – сказал он.
– Бог тому свидетель.
– Ты мне врешь?
– Как мне доказать? Через пару месяцев это уже будет не скрыть.
– Это мой ребенок?
– И ничей другой.
– Ты в этом уверена?
– О, Донал…
– На каком ты сроке?
– Около шести недель, может, чуть больше. Я записалась к врачу, пойду к нему на следующей неделе.
– Так ты еще не была у врача?
– Нет.
– Тогда почему ты так уверена?
– Я сделала тесты на беременность. Я родила четырех детей, Донал, мое тело не ошибается.
– Это может быть чей угодно ребенок. И он может даже не выжить. Черт, ты же старая.
Он уронил лицо в руки и застонал.
– Донал, ты прав насчет того, что мне нужно уехать. Я уеду в Дублин к своей матери.
– А дальше что? – Он сделал еще один шаг в ее сторону.
– Мне нужно подумать.
– Я знаю, что тебе нужно сделать. – Он сделал еще один шаг. – Ты срочно отправишься в Англию и избавишься от этого ребенка.
Она подалась назад.
– Я еще не знаю, но…
– Ты свихнулась? Ты не можешь оставлять этого ребенка, ты слишком старая. Да и как ты будешь жить, как будешь растить его? Ты не можешь возвращаться с ним сюда. Клянусь Богом, если только вздумаешь сделать это, я тебе шею сверну.
Он напирал на нее, приблизив свое лицо к ней.
Она отвернулась.
– Донал, мне нужны деньги. У меня нет ни пенни.
Он рассмеялся:
– Ты просишь у меня денег?
– Мне понадобится не так много, только чтобы уехать отсюда. И что бы ни случилось, обещаю, что ты больше никогда меня не увидишь.
Он шел на нее, а она отступала. Споткнувшись, она упала на камень, ощутив спиной влажный холод. Она видела его над собой под странным углом, и невозможно было ни отклониться, ни отойти в сторону.
– Если я и дам тебе денег, – сказал он, – так только на то, чтобы ты избавилась от этого ребенка. Ты меня поняла?
Она опустила голову, уставившись на мелкие камешки в песке.
– Ты меня поняла? – переспросил он.
Она молча кивнула.
– Ты кому-то говорила?
– Ни единой душе.
Он схватил ее за горло.
– Кому ты сказала?
– Да кому я могла сказать?
Он ослабил хватку и ткнул ей в лицо пальцем.
– Вот и продолжай молчать. Потому что если скажешь хоть одной живой душе, я найду тебя, где бы ты ни была, и сдеру с тебя шкуру. Ты меня слышишь?
Ее начала бить холодная дрожь.
– И я хочу, чтобы ты уехала до следующей субботы. Ясно?
Он развернулся и пошел прочь, а она смотрела, как его ветровка надувается на его большой спине черным парусом. У нее подкашивались ноги, и пришлось ухватиться за камень, чтобы не упасть. Она жадно хватала ртом воздух, пытаясь понять, видел ли их кто-нибудь. Послышался собачий лай, и она посмотрела на лабрадора, натягивающего поводок, и на его хозяйку, что пыталась его удержать. Но Донал даже не повернулся в их сторону, направляясь к дому, где, – Коллетт была в этом уверена, – его жена стояла у окна и была свидетелем всего происшедшего.
23
Иззи поставила на пол синий пластиковый контейнер, куда сложила старую посуду и мелкие предметы интерьера. Достала из шкафа покрывало и аккуратно переложила им содержимое контейнера. Возле дома остановилась машина, и она слышала, как ее ставят на ручник. Она выглянула из окна и увидела спешащего к дому Джеймса. Слышала, как он шумно дышит, поднимаясь по лестнице. Когда он вошел в комнату, вид у него был одновременно смущенный и решительный. В руках он держал конверт формата А4. Она проследила за его взглядом, устремленным на кровать, на которой лежал ее открытый чемодан, уже заполненный ее одеждой, обувью и туалетными принадлежностями.
– Тут договор на покупку магазина на центральной улице, – сказал он, указывая на конверт.
– Господи, ведь можешь же все делать быстро, когда надо.
– Осталось только поставить твою подпись. Положу это на кухонный стол, и если завтра я приду, а договор не подписан, я буду знать, какое решение ты приняла.
– Завтра меня уже тут не будет, Джеймс.
Она присела на краешек кровати лицом к окну, слыша, как он спускается по лестнице. Она обождала, когда хлопнет дверь и он уедет, затем взяла контейнер и отнесла его в багажник своей машины. Со своего водительского места она посмотрела на противоположный берег. В ясный день можно было увидеть угол коттеджа и даже понять, дома Коллетт или нет: когда она была у себя, из печной трубы, что выглядывала из-за холма, шел дым. Но сегодня небо заволокло облаками, и она не могла определить, на месте Коллетт или нет. И все же Иззи решила поехать наудачу.
Когда она остановилась возле коттеджа, то увидела Коллетт, и сердце ее упало. Сколько раз Иззи пыталась представить, чем та сейчас занимается, но вот она столкнулась с ней лицом к лицу, хотя намеревалась просто оставить контейнер на пороге и уехать. Ей вдруг стало стыдно.
– Это ты, Иззи Кивини? – сказала Коллетт.
– Привет, – ответила Иззи и полезла в багажник. Когда она повернулась, то увидела, что Коллетт смотрит на дом Малленов.
– Зайдешь? – спросила Коллетт и отступила в комнату.
Иззи замерла на пороге с контейнером в руках и обратила внимание, что Коллетт прибила к двери табличку «Иннисфри». Она помнила это стихотворение еще со школьных времен.
– Мне нужно ехать, Коллетт, у меня дела.
– Но чашку чая выпьешь со мной?
Иззи переступила порог и вытерла ноги о коврик. Коллетт уже стояла возле раковины и наполняла водой чайник. Рядом на разделочном столике стояла наполовину початая бутылка водки. Иззи сделала пару шагов и поставила контейнер на стул.
Часть кухонного стола была завалена книгами и листами бумаги, и Иззи присела с другой стороны. Днем все тут казалось совершенно другим. Полы из плитняка были чисто подметены, в камине седела горстка золы. В доме царил удивительный порядок.
– Ты бы затопила камин, Коллетт. У тебя холодно.
– Сахар положить? – спросила Коллетт.
– Просто добавь немного молока.
– Столько хватит? – Коллетт протянула Иззи чашку.
– Отлично. Спасибо.
Коллетт опустилась на стул, и шерстяные шарфы, которыми она была обмотана, затопорщились у нее на груди словно птичье оперение. Она все еще была красива – с угольно-черными кудрями и белой кожей, оттененной синевой глаз. Но из-за пристрастия к алкоголю тело ее стало грузным и вялым, на лице обозначились морщины, принадлежащие, казалось бы, совсем другой, более старой женщине.
– Прошу прощения, что я так рано прикладываюсь, – сказала она, отпив водки из стакана. – Я бы и тебе предложила, но, боюсь, ты не из тех, кто пьет днем.
– Я удовлетворюсь чашкой чая, – сказала Иззи.
Коллетт взяла в руки мешочек с табаком. Когда она скручивала себе сигарету, руки ее дрожали.
Иззи потерла пальцами тыльные стороны ладоней.
– Я разбирала вещи в доме и отобрала то, что может тебе пригодиться. Там ничего особенного – что-то из старой посуды, покрывало и всякая мелочевка, которой можно украсить дом.
Коллетт кинула мешочек на стол и чиркнула спичкой, и на секунду ее освещенная светом кожа стала пергаментной.
– Ну что ж, – сказала она, затянувшись сигаретой, – надеюсь, что моя убогая обстановка позволила тебе почувствовать себя лучше. – Сигарета потухла, и Коллетт зажгла ее зажигалкой.
Заерзав на стуле, Иззи выпрямилась, засунув ладони между коленей. Она оглядела комнату.
– Здесь так спокойно. Должно быть, ты тут много дел переделала.
– О да, действительно спокойно. И обрету я мир в душе размеренный. Так капает за каплей капля[33]. – Эти строки она произнесла глубоким, густым тенором. – Так что ты тут делаешь, Иззи?
– Дело в том, что я собираюсь уехать на некоторое время.
– Да неужели?
– Хочу пару недель пожить у своей сестры. Если честно, у нас с Джеймсом уже какое-то время не ладятся отношения, и я наконец решилась. Нужно давно было это сделать, просто…
– И это твоя первая ошибка.
– Что?
– Уехать из дома – это ошибка. Потому что, уезжая, ты выпускаешь все из своих рук, лишаешься всех прав. Итак, ты хочешь уехать к сестре на пару недель, и что за это время поменяется?
– Но так больше не может продолжаться.
– О чем ты говоришь? У тебя все лучше не бывает. У тебя есть дом, деньги, твои дети. Твой муж немного бука, но мужчины все такие, каждый по-своему. Тебе чего-то не хватает? Вроде нет, у тебя все есть. Твой дом забит дурацкими статуэтками, которые стоят невиданных деньжищ.
– Я хочу независимости.