– Независимости? Независимости? Вот как выглядит независимость, Иззи.
– Просто ты сама все неправильно сделала.
– То есть если бы я была хорошей, честной и непорочной, как ты, со мной этого бы не случилось?
– Нет, я не об этом. Тебе надо было обратиться к адвокату.
Коллетт рассмеялась.
– И тебе надо перестать пить, пока не поздно. – Иззи указала на стакан и быстро убрала руку. – Как бы то ни было, я пришла сюда не затем, чтобы давать тебе какие-либо советы.
– Ну да, ты пришла, чтобы отдать мне свои ненужные вещи. – Рот Коллетт дрогнул в улыбке. – Так зачем ты мне все это рассказываешь? Неужели это я тебя вдохновила?
– Я считаю, что не должна была так с тобой обходиться.
– Не отвечая на мои телефонные звонки?
Иззи сидела на краешке стула, оглаживая руками колени. Она кинула взгляд на море. На горизонте собралась лужица света, сверкающая под темным облачным челом.
– Если честно, в начале года Шон утром пришел в офис Джеймса и рассказал о нашей поездке к морю и в Эннискиллен. Я не знаю, откуда он узнал, но факт остается фактом. Мало того: он сказал, что весь город думает, будто у меня роман с отцом Демпси. Я, естественно, ужасно поссорилась с Джеймсом, и с тех пор мы не разговариваем. Он потребовал, чтобы я прекратила с тобой всяческое общение. Мне не следовало его слушаться, нужно было продолжать ходить на занятия, но у меня не хватило мужества.
Коллетт держала сигарету над пепельницей, помедлив, прежде чем стряхнуть пепел.
– Я так и думала, что во всем этом как-то замешан Шон.
– Но я и Джеймсу сказала: все наши проблемы появились еще до Шона.
– И все же, сдается мне, ты сблизилась с отцом Демпси больше положенного.
Иззи вздохнула и сделала большие глаза.
– Ничего между нами не было. – Она покачала головой. – Неужели ты думаешь, что я стала бы заводить роман со священником? Чтобы до такого додуматься, надо как минимум опрокинуть бутылку водки. Нет, мы просто подружились, а Джеймс заревновал. Посчитал, что Брайан лезет не в свое дело.
– О, священники это умеют. Ничего не смыслят в браке, а лезут со своими советами, – сказала Коллетт.
– Он не такой. Он не читал мне никаких церковных наставлений. С ним можно было просто нормально поговорить.
– Но у тебя же есть подруги. Ты что, не могла с ними поделиться?
– И что бы я им сказала? Что мне одиноко и что я несчастна? Кому это интересно, Коллетт? У моих подруг у самих все не очень – зачем им это? А народ любит позубоскалить. Ты же знаешь, какие они тут – даже со священником нельзя задружиться. Сразу начинают говорить, что ты с ним спишь.
– Я не говорю, будто у тебя была какая-то дикая страсть или что у тебя был с ним секс, хотя и в этом нет ничего плохого. Просто странно, что ты проводила с ним так много времени, и вдруг он уезжает.
– Я ничего об этом не знала. Он даже меня не предупредил.
– Неужели ты не думаешь, что Джеймс Кивини приложил к этому руку? – сказала Коллетт. – Ты знаешь, куда его перевели?
– В какой-то другой приход. – Иззи тряхнула головой.
– Только не надо делать вид, что он ничего для тебя не значил. Я же вижу, что тебе не все равно.
Плечи у Иззи обмякли, и она безвольно опустила руки.
– С ним было так хорошо общаться.
– Иззи, не будь такой дурочкой. Нет, все же мы, женщины, такие идиотки! Покупаемся на мужские разговоры. – Коллетт попыталась подняться, но опустилась на место. На какое-то мгновение она сдалась, но затем все-таки встала из-за стола.
– Может, выпьешь?
– Нет, Коллетт. Я пойду.
Коллетт подошла к разделочному столику и плеснула себе в стакан еще водки. Вернулась, бухнулась на стул, пролив половину содержимого стакана себе на джемпер.
Подняв стакан, она сказала:
– Иди, иди же[34], Иззи Кивини. Забудь о своем отце Демпси. Возвращайся к мужу. Я прощаю тебе все твои грехи во имя Отца, Сына и Святого духа. – Коллетт перекрестила Иззи стаканом, расплескивая водку. – Отправляйся домой, – сказала она, поднося стакан ко рту. – В этой жизни ничего не стоит превратиться в собственный призрак.
Иззи поднялась и подошла к Коллетт. Встала за ее спиной и положила руку ей на плечо.
– Пообещай мне, Коллетт, что возьмешь себя в руки.
Она видела лишь ее макушку, но все равно различила легкий кивок. Она приложила ладонь к щеке Коллетт: та прижалась к ее ладони и уронила на нее пару горячих слезинок.
– Ну-ну, Коллетт, – сказала Иззи и погладила ее по спине. – Не надо. Вот увидишь, все наладится.
– Я на шестой неделе.
– Что?
– Я беременна.
Иззи похолодела. Отступила на шаг и оглядела Коллетт.
– Что ты такое говоришь?
– Думаешь, я шучу? Я на втором месяце.
– Ты уверена?
– У меня большая задержка. И я сделала два теста. До врача пока не дошла, но я даже не сомневаюсь, – сказала Коллетт.
Иззи схватила ее за руку и едва не ударила.
– Вот же дура. – Пораженная, она опустилась на стул.
– Знаю, знаю, – сказала Коллетт, вся дрожа. – Я самая голимая дура из всех дур.
– Как ты могла такое допустить? – спросила Иззи.
– Не знаю, – ответила Коллетт. – Я думала, что уже не могу забеременеть.
– Это его ребенок? – Иззи кивнула в сторону дома Малленов.
– Блин, а чей еще? – выкрикнула Коллетт.
Иззи тупо уставилась на початую бутылку водки.
– И что ты собираешься делать? – спросила она.
– Какое-то время поживу у матери.
– Вполне здравая идея.
– Но мне снова нужна твоя помощь. Прости. Я хотела бы занять у тебя денег.
– Чтобы доехать до Дублина?
– Нет. – Коллетт покачала головой. – Мне надо уехать подальше. Потребуется где-то несколько сотен фунтов.
Иззи опустила голову.
– Я не могу рожать этого ребенка, – продолжила Коллетт. – Поверь мне, я уже все обдумала. Мне некуда податься, тем более с ребенком.
– У тебя есть муж.
– Иззи, Шон мне даже с собственными детьми не дает видеться. Неужели ты думаешь, что он заберет меня обратно и вместе со мной будет растить чужого?
– Не он первый, не он последний. А твоя мать не может тебе помочь?
– Я не могу просить у нее деньги на аборт.
– Но у меня же просишь.
– Думаешь, я бы стала это делать, если б у меня были другие варианты? Только не надо требовать, чтобы я снова шла к нему и вымаливала денег.
– Ты про Шона?
– Нет, про Донала.
– Ты ему сказала?
– Знаю, что поступила глупо. Ему совершенно на меня наплевать. Но он выгонял меня из коттеджа, чтобы я тут не отсвечивала. И я сдуру сказала ему, думая, что он сжалится.
– И что он сказал?
– Велел избавиться от ребенка. Сказал, что, если я привезу его сюда, он меня убьет.
– Коллетт, Донал Маллен не может заставить тебя избавиться от ребенка. И тебе вовсе необязательно убегать в Англию, как испуганному подростку.
– Вот именно, Иззи. Мне сорок четыре года.
Иззи поднялась из-за стола, взяла в руки сумочку и достала из кошелька три новенькие банкноты по двадцать фунтов.
– Коллетт, собери вещи, садись в машину и поезжай в Дублин. Этих денег будет достаточно. Оставайся со своей матерью и вынашивай ребенка. А я обещаю никому не говорить ни слова. Никому не нужно знать, кто отец. Если только ты сама не захочешь рассказать.
Под пристальным взглядом Коллетт Иззи положила деньги на стул и ушла.
Сев в машину, она оглянулась на коттедж. Под водостоком стояла бочка для сбора дождевой воды, и она вспомнила, как Джеймс в шутку однажды сказал, будто Коллетт умывается этой водой. Иззи тогда пошутила, мол, ничего удивительного – ведь она артистичная натура. А он сказал: «Да, поэты они такие», – и они не в первый раз вместе посмеялись над бедной Коллетт Кроули.
Тем же вечером, заходя в дом, Джеймс Кивини почувствовал, что атмосфера в семье переменилась. Месяцами его встречала гробовая тишина: Иззи либо не было дома, либо она сидела в каком-нибудь закутке с сыном. Но сегодня жизнь в доме била ключом, было тепло, и всюду горел свет. Пройдя через коридор, он остановился в дверях кухни.
– А, вот и ты, – сказала жена, проходя мимо со скрученными в свиток салфетками. – Найл!
Джеймс похлопал по карманам, отыскивая то ли кошелек, то ли ключи – он и сам не знал, что именно. Вспомнив, что не снял пальто, он вернулся в коридор.
– Я купила у Бреслина телячьи отбивные, – сказала Иззи, возвращаясь на кухню. Джеймс посмотрел на сына: тот сидел за столом, болтая ногами и подозрительно поглядывая на отца.
– Отлично, – ответил Джеймс не без радости в голосе и сел во главе стола.
Перед ним поставили тарелку с картофелинами, гладкими, как мыльные шарики, с блестящими зелеными пучками брокколи и шипящими – только со сковородки – телячьими отбивными.
– Вот так, – сказала жена, усаживаясь за стол и кладя на колени салфетку.
И тут она обрушилась на него с разговорами – поведала, с кем повстречалась, ходя по магазинам, посетовала на высокие цены на бензин, упомянула очередные новости про политиков, пойманных на взятках.
– Ты ешь, а то остынет, – сказала она. Он до сих пор не притронулся к еде.
– Да, прямо ужас, – согласился он, беря в руки вилку, сам и не зная, что имеет в виду.
– Ты меня вообще слушаешь? – спросила она.
– Что?
– Я предложила Найлу провести пасхальные каникулы в Гэлвее. Что скажешь?
– Отличная идея, – сказал он. Картошка обожгла горло, и он выплюнул ее на тарелку.
– Держи, – сказала жена и протянула ему полотенце. Он вытер подбородок. Их сын поочередно смотрел на них с нескрываемым интересом. Почувствовав нежное прикосновение ее пальцев на своей руке, Джеймс опустил глаза.
– Нам не помешает съездить в Гэлвей и развеяться, – сказала она.
И тут он вспомнил, что не давало ему покоя. Он поднял голову и увидел на краю стола договор: он торчал из конверта, и на нем стояла ее подпись.