– Какая? – тут же схватился за слова друга, как утопающий за соломинку, Череп.
– Ну как Машку оставить, так сказать, в тылу.
– Ну?
– Гну. Дите ей забацай.
– Как? – переспросил Сашка, а Доронин аж скривился от такого вопроса.
– Тебе что, прямо здесь и сейчас показать, как дети делаются, или иллюстрированное пособие подарить? А может, сам догадаешься?
– Не-э-э. Я не о том. Я о том, как рожать ребенка во всем этом безобразии.
– Череп, не заставляй меня вспоминать нелицеприятные для тебя выражения. Рожать так же, как и все бабы рожают. Через рожательное отверстие.
– А потом?
– А потом Машка на два года, а то и на все пять, будет занята исключительно Киндер-Кюхе-Кирхе. И ей некогда будет не то что автомат в руки взять, а в гальюн лишний раз сходить. Так что думай…
– Так… а сейчас-то что делать?
– Ну пусть бегает… Тебе что, жалко? Зато задница будет накачанная. Пусть бегает.
– А вдруг что-то случится?
– На случай, если что-то случится, все девчата, что пытаются переквалифицироваться в солдата Джейн, пойдут к Иванюку – на связисток учиться. Нечего здоровым лбам возле рации штаны просиживать. Нам сейчас каждая пара рук важна, особенно если эта пара умеет держать автомат. Так что пока займись, так сказать, воплощением в жизнь основного плана, а запасной я, так и быть, по старой дружбе организую.
Сашка на какое-то мгновение застыл, а потом просветлел и согласно кивнул.
– Зерно уже разгрузили? – перепрыгнул он на другую тему.
– Сегодня закончат. Часа через два караван пойдет к нашим, на завод. Туда зерно повезем, а обратно нам всякой мелочи должны отсыпать.
– А водятлы как?
– Одним местом об косяк. Все водятлы – наши мужики. Морячки нам от щедрот своих душевных сами фуры подарили, – Доронин криво усмехнулся. Хотя эту гримасу сложно было назвать усмешкой. – Вот так вот оценили они жизнь нашего Лехи, пусть земля ему будет пухом.
– Надо бы сопровождение организовать… Вдруг еще какие залетные появятся. А караван с зерном – лакомый кусочек в теперешнее время.
– Череп, не травмируй мою легкоранимую детскую психику своими логическими просветлениями! – вкрадчиво произнес Доронин. – А то я не додумался?! Между прочим, один из ЗИЛов, что удалось добыть, Сенчуков обшил стальными листами, а парни должны установить в кузов крупнокалиберный пулемет. Правда, его нужно у наших на базе забрать… Так что будет та еще тачанка – батька Махно обзавидовался бы.
– Здорово! – закивал, как китайский болванчик, Сашка, представив всю эту конструкцию перед глазами.
– А то! Так что живем потихоньку… Живем.
7 апреля
11.00. Село Николаевка, Херсонская областьМакар Бебешко, подполковник милиции
Две недели пролетели практически незаметно.
Скучать было просто некогда – столько сразу дел навалилось, что с утра до ночи только и успевали метаться, как сайгаки, с одного края поселка на другой. Ситуация в городах, да и в мире, становилась все хуже и хуже – об этом узнавали либо по новостям в Интернете, который уже загибался в последних агониях, либо от беженцев, что проезжали мимо села.
Когда Бебешко принял решение реквизировать весь ассортимент продуктовых и других магазинов, расположенных в поселке, поднялся такой вой, что Степан стал искренне опасаться, как бы подполковника не линчевали прямо на центральной площади. Но тот упрямо стоял на своем и не собирался сворачивать с выбранного пути. Поэтому втихаря оборудовали под общий склад территорию пожарной части как наиболее закрытый и безопасный объект. Туда-то и свозили все конфискованное, предварительно усилив охрану. Свозили по ночам, втихую, чтобы о месте базирования продовольствия, топлива и прочего добра знало как можно меньше постороннего народа – все же недовольных действиями новоявленной самопровозглашенной власти было более чем достаточно. Одних владельцев продуктовых магазинов насчитывался десяток, не говоря уже о торговцах стройматериалами и прочими разношерстными товарами от памперсов до туалетной бумаги.
Этим действием, в смысле «раскулачиванием предпринимателей и национализацией промышленности», подполковник сразу убивал двух зайцев – пополнял продовольственную и материальную базу новой власти, наполнял, так сказать, закрома Родины и исключал факт возможности спекуляций. Ну а так как у жителей поселка начала появляться недостача в продуктах, а получить их можно было только на «госслужбе», количество желающих поработать на благо коллектива резко увеличилось.
Да, возможно, кто-то скажет, что все чересчур жестко, если не жестоко, но чтобы выжить в новом мире, нужно было трудиться всем не покладая рук, а не заниматься демагогией и переливанием из пустого в порожнее.
На базе заброшенных и пришедших за последние пятнадцать лет в упадок колхозов и совхозов было решено поднимать животноводство – ведь кушать-то что-то нужно было. Но тут же возникла первая проблема – где брать скотину. Пять голов нашлось в домах, чьи владельцы скоропостижно скончались, хоть и не своей смертью. Но чтобы из пяти коров получилось стадо, нужно несколько лет, которых просто не было. Пришлось бросить клич односельчанам, что «новое правительство» выкупит коров, свиней, кур, а расплачиваться будет теми самыми реквизированными товарами, зерном, что нашлось в зернохранилищах, и бензином.
Услышав такую новость, селяне приуныли, но деваться было особо некуда – уже больше недели как не имелось электричества. То ли где-то была поломка на линии, то ли еще что-то, но электричества не было во всем поселке, поэтому те, у кого имелись генераторы, с готовностью, хоть и не без ворчания, продали лишних хрюшек и буренок. Не всех, конечно. Скотина нынче ценилась, как никогда. Но бурление продолжалось.
Вот так стадо и выросло до двадцати голов. Ударными темпами, хоть и не так быстро, как могло бы быть, приводились в порядок разоренные коровники. Стройматериалы собирали с бору по сосенке, но коровок через два дня с удобством разместили на новой для них жилплощади. Попутно мужики искали места, где можно разжиться древесиной. Было решено немного проредить защитную полосу вдоль канала, для начала вырубив сухостои. Насаждения между полями старались не трогать – спиливали только сухие деревья. Все же поля еще пригодятся для земледелия, а это значит, что защитные лесопосадки понадобятся и послужат по своему прямому назначению. Несколько человек предлагали сколотить лесорубные бригады и отправиться добровольцами в Алешковский лес, но эта идея была отклонена из-за удаленности лесополосы и опасности, связанной с пересечением населенных пунктов по пути следования к оному. Пока решили заняться вырубкой окрестностей…
Недовольство жителей росло. Слишком уж рьяно подполковник и его соратники закручивали гайки селянам. И в один прекрасный момент народ не выдержал. Пружина разжалась и больно ударила в лоб тому, кто ее сжимал, пусть это действие и было направлено на общее благо.
Поздно вечером, когда Бебешко случайно задержался у своего кума – Ивана Собко, – неизвестные напали на его дом, зверски убили его семью, а сам дом подожгли. Когда на выстрелы и разгорающийся пожар прибежал сам Бебешко вместе с мужиками, с которыми сидел за рюмкой чая, никого в живых уже не осталось, а сам дом ярко пылал, напоминая сухую скирду, загоревшуюся от случайной искры.
Со всей улицы сбежались соседи – тетки ахали-охали, прижимая ладони к лицу, мужики пытались тушить пожар водой из ведер, но все было без толку. Хорошо хоть кто-то додумался сесть на велосипед и сгонять в пожарку, несмотря на все запреты на одиночное передвижение в темное время суток. Парни приехали быстро, дом удалось потушить, предотвратив спонтанное распространение огня на соседские постройки и дома, но было уже слишком поздно…
К утру пожар был полностью погашен, а на пепелище нашли обгоревшие до неузнаваемости черные костяки жены подполковника и его двоих детей. Макар тогда был сам не свой – Иван даже боялся, что тот сошел с ума. Нет, он не причитал, не кричал, даже не проронил ни единой слезы – просто сидел и смотрел в одну точку, практически не мигая. Из транса мужчина вышел только через два дня, когда к нему пришли его парни из отдела и приволокли сильно побитого мужика.
– Макар, вот! – толкнули они пленника, отчего тот пролетел немного вперед и грохнулся на колени прямо перед сидящим подполковником. – Это он, сучара!
Милиционеры практически ничего не сказали, но все присутствующие в тот момент сразу поняли, о чем говорят.
Побитый мужик – владелец нескольких продуктовых магазинов, тот самый Иванов, что жаловался на отсутствие связи с поставщиками товаров, – затрясся, в панике стал зыркать подбитыми глазами из стороны в сторону, будто ожидал, что вот-вот появится сказочный супергерой и спасет его из рук правосудия. Но сказка на то и сказка… Да и в сказках обычно добро побеждает.
– Это не я. Это не я! – только и повторял он. Потом вдруг подполз на четвереньках к поднявшему глаза Бебешко и начал хватать того за ноги. – Макар, это не я! Не я!
– А ну молчать! – рявкнул один из парней. – Ты! Я сам слышал: ты по пьяной лавочке рассказывал, как поджигал дом…
– Что делать с ним, Макар? – спокойно спросил Иван Собко, снимая с плеча ружье, которое всегда носил с собой.
Теперь все, у кого было оружие, ходили вооруженными. Тем более что в последнее время начались какие-то странные пропажи людей. И вроде мертвяков в селе не было видно, но что-то все же происходило недоброе.
Макар Бебешко впервые за два дня заговорил. Голос его был тихим, чуть хрипловатым, но звучал уверенно.
– Созывай всех на площадь! Пусть все видят… – Мужчина тяжело поднялся со скамейки, на которой сидел все светлое время суток, направился к гусаку колодца.
– Макар! Макар! Это не я! – кричал вслед поджигатель, но того заставили замолчать точным ударом сапога по зубам.
Суд, если это мероприятие можно было так назвать, был коротким и эмоциональным. Поджигателю и троим его приспешникам, которых он сдал при пристрастном допросе, вынесли идентичные наказания – смертная казнь через повешение.