Федор согласно кивнул и попытался было встать с табурета, но жена не дала ему этого сделать:
- Сиди. – Положила узкую ладошку на плечо мужу Дильназ. – Я сама всех разбужу.
- Хорошо… - улыбнулся жене мужчина.
Та с момента, как узнала о решении Федора переезжать в другой поселок, ходила молчаливая и задумчивая, но ни одного слова поперек так и не сказала. Конечно, Федор понимал ее – все же оставлять родной край было сложно, но и был благодарен, что ему не приходится выслушивать нытье или упреки от жены. Хотя за всю их супружескую жизнь ни нытья, ни упреков ни разу и не было.
Парни проснулись быстро, девчата как-то труднее. Они вообще после счастливого освобождения из плена не могли нарадоваться на казалось бы элементарные вещи. Даже такое дело, как вдоволь поспать, за каких-то несколько дней превратилось в настоящее достояние. Не говоря уже о нормальной еде. Похитители рабынь едой не баловали, искренне полагая, что заботиться о них – дело новых хозяев. И лишь тот факт, что в неволе девчонки провели совсем мало времени, не позволил как-либо кардинально повлиять на их внешний облик.
Кристинка, двоюродная сестра Степана, как узнала, что ее сестра, потерявшаяся в областном центре, нашлась жива-здорова, так и вовсе светилась как начищенный самовар. А вот у Натальи Марченко радость о спасении затмевала новость о смерти отца. Конечно, она понимала, что во время бандитского налета на их деревеньку жертвы были, но такого и предположить не могла. И теперь Иван был единственным, кто у нее остался в этом мире.
Все завтракали практически молча, перебрасываясь парой-тройкой ничего не значащих фраз. Все прекрасно понимали, что и судьба теперь только в их руках.
- Девочки, чего грустные такие? – поинтересовался Лёха, наминая домашнюю закатку с лепешкой.
- Страшно… - за всех ответила Наталья.
- А ты не бойся. Вас спасли, со Стёпкой все нормально, сейчас поедим и в путь-дорогу…
- Та дай-то Бог, - задумчиво кивнула Наталья. – А Сергей где? Почему его нет с нами?
- Отдыхает Серега, - пояснил Федор. – Он всю ночь дежурил на крыше, вот теперь и отсыпается. И вот еще что… мы успели с ним переброситься парой слов, и он дельную мысль мне подкинул. Надо бы на вокзал смотаться в разведку. Боюсь, как бы наш вчерашний фейерверк не остался незамеченным.
- Это да, - вступил в разговор Иван. – У меня тоже такие мысли проскакивали. Эй, одноногий, а ты чего молчишь?
Это он обратился в Степану, который и вправду вел себя через чур тихо.
- Ваня! – возмущенно вскрикнула Наталья и извиняющимся взглядом посмотрела на нахмурившуюся Кристинку.
- Стёп, ты там как? – подергала брата за рукав девчонка. – Нога опять болит, да?
- Нет. Задумался просто.
- Надеюсь, над нашей общей проблемой? – продолжал задевать того Иван. И казалось бы, чего он Степана дергает, ведь сестру уже спасли?
- А какая у нас проблема? – спохватился Стёпа. – И где Серега?
- Вот те на! – хлопнул по коленке Иван. – Ты там спишь что ли на ходу? Проснись! У нас проблема.
- Какая?
- Надо разведать, что творится на вокзале.
- Надо – значит надо.
- Вот чудак человек! Кто ехать будет?
- Ну я могу…
- Да куда ему ехать? – воскликнула Наталья. – У него нога ранена. Вот ты, Ваня, и поедь, посмотри, что там да как, а нам потом и расскажешь.
12 АПРЕЛЯ
06.00. г. Севастополь, Инкерман. Глеб Рыбин
Глеб не спал, хоть еще было раннее утро. Со стороны окна тянуло холодом, а от стен сыростью. Он уже подумывал перебраться куда-нибудь в другое место, более приспособленное для дальнейшей жизни, но еще не решил куда. Однозначно в том месте должно быть тепло, потому что постоянно кутаться в одеяла и ждать простуды или воспаления легких не очень хотелось. А еще эта черная полоса, которая началась с момента отправки первой партии живого товара на север…
Юрка, уехавший в Джанкой, так и не вернулся. Случилось ли с ним что-то или он просто кинул своего бывшего начальника – было не понятно. О последнем думать не хотелось, все же с Юрцом они прошли и огонь, и воду… Но Глеб знал, что иногда и близкие могут предавать, не то что там сослуживцы или подчиненные. И такое предательство было намного больнее.
Как там говорилось? Жизнь, как зебра - черная полоса, белая полоса, черная полоса, а потом жопа. Но что-то в последнее время лимит черных полос был превышен, что нет-нет да и подумаешь про наступление той самой крайней точки.
Глеб поудобнее лег, стараясь не тревожить раненную руку, и вновь попытался заснуть. Но сон, в отличие от дурных мыслей, так и не шел. Хреновая полоса, хреновая… Вот еще и на засаду нарвались. И товар не уберегли, и парней погубили. Сам Рыбин и еще трое его людей только чудом вырвались. Как не хорошо-то…. Ну кто ж знал, что к тем, засевшим в доме, подмога подойдет? Кто ж знал… В противном случае сгореть им в той гостинице и все, а так получилось, что сам Рыбин попал в переделку. С одной стороны – противник, довольно хорошо вооруженный и далеко не дилетант, если судить о его поведении во время боя. С другой - подходящие мертвяки.
И это чудо, что ему удалось выскользнуть. Надо было сразу уезжать, не пытаться гнаться за ними, а то в итоге все только хуже получилось.
Но кто это мог быть? Кто так дерзко устроил на него засаду и засадил по самые нидерланды? Уж не те ли товарищи, что поставили пост на «Звездочке»? В принципе, больше некому. Да и не за чем.
Мстить? А смысл? Парней погибших жалко, конечно, все же не чужие были, служили вместе давно. С некоторыми весьма плотно общались даже, но до дружбы, какую обычно описывают в книгах, не доходило. Жалко пацанов, что ж тут скажешь. И семьи их остались, жены, дети… Их теперь куда? А ведь они теперь обуза… При том самая натуральная, их нужно кормить, обеспечивать всем необходимым. А кому это делать? Ведь мужиков осталось четыре человека, включая самого Глеба. А вот баб с детьми больше двадцати. Да упахаться можно всю эту ораву кормить.
Продать их в качестве живого товара? Свои же не поймут. Нет, поймут, конечно, аргументы и теоретическое обоснование всегда можно привести грамотно. Да и человек такая скотина, что своя рубашка всегда ближе к телу - никому не хочется кормить помимо своих еще и других.
Но есть одно но. При таком раскладе веры Глебу больше не будет, потому как мужики не захотят рисковать своими жизнями, зная, что если с ними что-то случится, их жен и детей продадут на невольничьем рынке. И в принципе правильно сделают – все та же теория с рубашкой. И как быть?
Послать всех к чертям собачьим и махнуть самому в поисках лучшей жизни, а вы тут разбирайтесь сами что к чему? Одному опасно сейчас… Хотя…
Глеб был уверен, что не пропадет и один – и не из таких передряг выбирался, всегда шкурой чуял, где опасность и как лучше уходить от нее. Словно чуйка у него была на неприятности. Но и на старуху бывает проруха – в Любимовке чуйка подвела. Линять… Но если линять, то куда? На материк перебираться? На Донбасс, богатый углем, а значит, способный выкрутиться и наладить новую жизнь, а то и стать весьма весомым регионом? В принципе, идея не плохая. Выбрать тачку понадежней, собрать запас оружия, продовольствия и махнуть туда. Авось, повезет.
Глеб даже ворочаться перестал, и рука вроде как ныть стала не так сильно. Нет, боль не прошла, но она, казалось, отступила на второй план, как только Рыбин решил, что будет уезжать. А он уже это решил. И уже начинал все просчитывать, да вот только как-то неприятно сосало под ложечкой. Мужчина вновь поднялся на ноги, походил немного, пытаясь понять, что его так беспокоит, выпил воды из стоящей неподалеку пластиковой бутылки.
Пленниц проверить что ли? Может, сбежать пытаются? А и хрен с ними! Куда их теперь, если пробная партия не выгорела? Или все же попытаться их продать, а на барыш уже затариться необходимым? Да, наверное, так и надо сделать.
Рыбин кивнул собственным мыслям и вновь улегся на диван. И только он со спокойной душой начал засыпать, как раздались первые взрывы.
Шарахнуло будь здоров – даже стекла в окнах задрожали, а кое-где и осыпались, если Глебу не изменяет слух. И судя по всему, где-то возле ворот, которые теперь никем и не охранялись – так как это делать было просто некому. Не было личного состава, не баб же ставить в патруль.
- Черт! – подскочил со своего дивана Глеб и накинул куртку, ругаясь про себя от боли, пронзившей руку до самой кости.
В коридоре, ведущем на улицу, пока никого не было – рано еще было, спали все, только дежурные псы разбрехались на улице, испугавшись взрыва. Да и то больше испуганно, чем агрессивно.
«Ну вот и приплыли… Не подвело нутро. Чует опасность!» - мелькнуло в голове, когда опять бабахнуло, а навстречу, на ходу натягивая штаны, выскочил пузатый Левкин, бывший опер.
- Глеб Викторович! Что это?
- Взрыв, идиот! – рявкнул Рыбин, размашисто шагая по коридору. – Напали на нас.
- Кто? – абсолютно по-идиотски выпучил глаза Левкин.
- Пойди и проверь. УАЗик мой на ходу? – Рыбин быстро пролетел мимо выскочивших в коридор всполошенных женщин, испуганно вздрагивающих при каждом взрыве, и направился в сторону оружейки.
- Д-да. А зачем вам?
- Что б ты спрашивал. Где все остальные? Бегом за оружием, хотя…. – Рыбин резко остановился и, выхватив из подмышечной кобуры свой табельный ПМ, с которым никогда не расставался, дважды нажал на спусковой крючок. Левкин как вскинул в удивлении брови, так и завалился на кафельный пол, зияя входным отверстием прямиком посреди них. Рыбин все же не хотел, чтобы оживший мертвяк разгуливал по зданию, где были практически беззащитные женщины и дети. Ну не зверь же он, в конце концов. И не беда, что еще несколько минут назад он всерьез раздумывал этих самых женщин продать в рабство.
- И где эти остолопы? – зло прошипел Рыбин. – Хоть одна сволочь отстреливаться будет или уже все с лапками в гору стоят?