Я ненавижу этот слабый кусок дерьма, которым я стал, но у боли есть одно свойство – вытаскивать на поверхность все то первобытное, что есть в вас. Поверьте мне, я это знаю. Когда испытываете такую боль, как я, будете просить, врать, воровать – по сути, делать все что угодно, только бы избавиться от нее. Вообще все что угодно.
Глава 17
Кожа у Джека гладкая и теплая. У него такие сильные широкие мышцы спины, что сложно сказать, что именно травмировано. Мне было трудно убедить его дать мне себя осмотреть. Я прощупываю спину пальцами.
Он слегка дергается.
– Проклятье! Какие же у тебя сильные руки, черт побери.
– Прости.
Я слабее давлю ему на спину. Теперь я вижу, где Микки научилась ругаться. Хотя мне не первый раз это говорят.
Мой брат поддразнивал меня каждый раз, когда мы занимались скалолазанием. «Ты дотуда никогда не доберешься с твоими маленькими короткими пальчиками».
Мама показала мне, как сделать их сильнее. Я упорно выполняла упражнения – что угодно, только бы доказать, что мой брат ошибался, и я продолжаю делать эти упражнения до сих пор, иногда бессознательно, когда смотрю телевизор или жду клиентов. Сильные руки оказались очень полезны, когда я перешла в серфинг, – нужна очень мощная волна, чтобы вырвать у меня доску; впрочем, для массажа они тоже пригодились.
«У вас железные пальцы», – сказал мне инструктор. Я быстро набрала клиентов – серферы, фермеры, регбисты из местной команды. Вскоре у меня даже появился лист ожидания, а это означало, что я сама могу выбирать время работы, чтобы не упустить волны. Я получала удовольствие от работы и от свободы, которую она мне давала, и пошла учиться дальше.
Джек вскрикивает.
– Здесь не тронь. Именно тут у меня травмирована спина. Я сломал ее в Пайплайне[32].
Я резко убираю руки. Этот серф-спот на Гавайях считается самым опасным в мире.
– Там, где у всех работают три позвонка, у меня только один.
– Прости. Мне следовало спросить.
– Не парься.
От куста рядом исходит острый вяжущий запах. Чайное дерево или эвкалипт? Он лезет мне в нос, пока я занимаюсь спиной Джека. Я боюсь снова сделать ему больно.
Я подпрыгиваю, услышав голос Скай. Она неслышно подходит сзади.
– Ты специально этому обучалась? – резко спрашивает она.
Я оглядываюсь: меня забавляет ее стремление защищать своих – или это собственнический инстинкт?
– Я – физиотерапевт, работаю со спортсменами. Да.
Она прищуривается. Уходит.
– Ты знаешь, что пытаешься щадить свою левую ногу? – кричу я ей в спину.
Она резко поворачивается ко мне лицом. Вначале я думаю, что она начнет это отрицать. Затем сдается.
– В прошлом году я порвала мениск. Думала, что все прошло.
– Я могу посоветовать тебе несколько упражнений.
Она кивает с опаской.
Я снова поворачиваюсь к Джеку.
– Не думаю, что ты что-то сломал. Просто сильно ударился. Будут синяки.
Джек расслабляет спину, делает это осторожно.
– Спасибо.
– Приложи лед и отдохни немного.
Он улыбается.
– На том свете отдохну.
Что-то большое и черное пролетает у меня над головой. Я пригибаюсь.
– Это всего лишь летучая мышь, – говорит Джек.
В туалете кромешная тьма. Мне нужно пописать, но я не собираюсь идти на ощупь. Я уже заглядывала в туалет и видела там две кабинки с дырами в земле, закрытыми крышками. Перед тем сооружением есть кран, один. Я открываю его, и вода начинает течь тонкой струйкой, ею я чищу зубы. Через минуту я беру в руку телефон, чтобы осветить дорогу. Или, может, у Микки найдется запасной фонарик?
Вдруг раздаются шаги у меня за спиной.
– Эту воду пить нельзя. – Голос Клемента.
– Проклятье. – Я выплевываю то, что еще могу, на землю.
Клемент жестом показывает на крышу.
– Это дождевая вода, которая там собирается в специально поставленную емкость.
С этими словами он уходит.
Обычно я не склонна к конфликтам, не бываю агрессивной, но сейчас, после подъема на скалу, во мне бурлит адреналин. Я бегу за ним.
– Эй!
Клемент поворачивается, лицо искажено гримасой, но тут же он хватает меня за руку и отдергивает в сторону.
– Осторожно!
Огромное муравьиное гнездо едва различимо в почти кромешной тьме – оно оказалось как раз там, куда я собиралась поставить ногу. Мое запястье пронзает жгучая боль из-за слишком сильной хватки Клемента.
– Что тебе так во мне не нравится? В чем проблема? – спрашиваю я.
– Я тебя сюда не приглашал, – отвечает он холодным тоном.
Меня достал этот парень. Я не позволю ему вывести меня из себя.
– Ты играешь роль крутого парня, но это только игра. И больше ничего.
Невероятно, но он улыбается. Он пытается убрать улыбку с лица, но у него это не получается.
– И как я играю роль крутого парня?
Я изображаю его позу, скрестив руки на груди и пошире расставив ноги. Клемент опускает руки вдоль туловища, медленно и небрежно, затем сурово и неотрывно смотрит на меня.
У меня в голове звучат предупредительные звоночки, но я не обращаю на них внимания.
Я твердо стою на покрытом песком клочке земли, оказавшемся у меня под ногами. Я не отступлю.
– Я думаю, ты боишься женщин.
Клемент подходит ко мне – так близко, как только может, но не касается меня.
– По мне видно, что я тебя боюсь? – спрашивает он шепотом.
– Нет. – Я тоже отвечаю шепотом. – Но боишься.
Он снова пытается не улыбнуться, но я также чувствую и его боль. Я не знаю историю его жизни, но эта игра в крутого парня – его защитный механизм, и я не имею права лезть под надетую броню.
Его улыбка исчезает.
– Я не хочу, чтобы ты оставалась здесь. Поэтому тебе следует держаться от меня подальше.
Глава 18
Меня будит запах бекона. Руки и ноги кажутся тяжелыми, глаза не хотят открываться, но я слышу, как другие завтракают, поэтому с неохотой вылезаю из палатки. Иногда у меня бывают такие дни – когда я едва могу найти мотивацию, чтобы шевелиться, и мне хочется только провалиться в ничто и не находиться там, где оказалась.
Остальные сидят вокруг незажженного костра. Я сую ноги в сланцы, и тут что-то оборачивается вокруг моего лица. Само оборачивается. Оно мягкое и черное, как крылья гигантской летучей мыши. Это чертов гидрокостюм.
Я сбрасываю его с себя.
– Чей он?
– Клемента, – сообщает Джек.
Я снимаю его.
– Я собираюсь его перевесить. Каждый раз, когда его вижу, мне кажется, что кто-нибудь здесь повесился.
Я вешаю его на ветку перед палаткой Клемента.
Остальные вдруг становятся странно тихими.
– В чем дело? – спрашиваю я.
Клемент относит остатки своего завтрака к мусорному баку, выбрасывает все, что было в миске, затем заходит в туалет.
Я присаживаюсь, все смотрят на меня.
– Ты не могла этого знать, – тихо говорит Джек. – Его жена повесилась. На этом самом дереве.
Я в ужасе стараюсь все это переварить. Гидрокостюм в моих мыслях превращается в женщину, раскачивающуюся взад и вперед.
Теперь я понимаю, что за тьма не уходит из глаз Клемента и почему он не подпускает меня близко к себе, и чувствую себя ужасно из-за того, что его провоцировала. Конечно, о таком нельзя забыть, это всегда остается с тобой. Но как он может находиться здесь? Я больше никогда не каталась на пляже, где погиб Касим. Я просто не могла. Я вообще больше нигде и никогда не каталась на волнах.
– На сковородке яичница с беконом, – говорит Микки. – Бери сама сколько хочешь.
Я встаю, мне хочется от них сбежать.
– Мы идем кататься! – кричит мне в спину Микки. – Хочешь с нами?
– Нет, спасибо, – отвечаю я. Хотя хочу.
Другие направляются к воде, на поляне не остается никого, кроме Джека, который сидит на древесном пне и пытается что-то сделать с вмятиной на своей доске.
– Как твоя спина? – спрашиваю я.
– Отлично, – широко улыбается он.
– Правда?
Вокруг валяется много других досок. Подозреваю, что если бы у него не болела спина, то он бы взял одну из них и ушел вместе с другими.
– Я принял болеутоляющее, – признается он. – Жду, когда подействует.
Вся еда хранится в плотно закрытых пакетах и коробках, чтобы до нее не добрались обитатели леса. Я насыпаю мюсли в миску и плотно закрываю пакет. Я чувствую себя неловко, пользуясь их припасами. Я должна дать им денег за то, что ем. Если их не возьмет Микки, может взять Скай. Молоко в переносном холодильнике фактически плавает в море растаявшего льда. Я нарезаю банан и наблюдаю за Джеком, пока завтракаю.
Он держит доску у себя на коленях, выдавливает из маленького тюбика искусственную смолу, затем размазывает ее палочкой по фибергласовой поверхности. Как и обычно, на нем надеты только бордшорты. Я вижу, как двигаются его бицепсы, когда он размазывает искусственную смолу. Он проверяет работу кончиком пальца, затем достает наждачную бумагу и аккуратно трет обработанное место. Закончив с этим, он открывает новую банку с воском.
Мне забавно наблюдать, как он подносит ее к носу и глубоко вдыхает запах.
Он видит, что я за ним наблюдаю, и улыбается.
– Лучший запах в мире.
– Ты где-то работаешь? – спрашиваю я. Я чувствую себя излишне любопытной, задавая этот вопрос, но я забочусь о Микки, защищаю ее интересы.
– У одного моего приятеля компания по установке солнечных батарей. Если нам нужно подзаработать, мы с Клементом звоним ему.
– Надеюсь, тебе не приходится поднимать тяжести.
Микки говорила, что бывали периоды, когда он не мог работать. Совершенно точно, что любой тяжелый труд с его травмами противопоказан, и ему будет трудно работать физически.
– Пытаюсь не поднимать.
Он улыбается ослепительно-белой улыбкой, демонстрируя идеальные зубы, но его глаза каждый раз выражают иные чувства. И я понимаю, что пострадала не только его спина. Он был профессиональным серфером, а теперь он кто? Он все еще пытается с этим разобраться. Вероятно, последние несколько лет были тяжелыми. Я чувствую, что в его душе много грусти, и очень хочу помочь.