Глава 19
Чуть позже я бесцельно брожу по напоминающей лабиринт сети тропинок, пытаясь найти место, где будет работать телефон. Я боюсь снова потеряться, поэтому не ухожу далеко от лагеря, но это просто пустая трата времени. Я так и не нахожу места, где можно было бы воспользоваться мобильным, да и теперь заряд аккумулятора составляет всего семь процентов. Не знаю, почему меня это так беспокоит (я же все равно не могу им воспользоваться), но мне кажется, что он – моя последняя ниточка связи с цивилизацией.
На поляне что-то произошло. Микки, положив одну ладонь себе на лоб, стоит на коленях, склонившись над древесным пнем. У нее шевелятся губы – она что-то бормочет себе под нос. Я чувствую вину – она пробегает по моему телу, как молния. Джек рассказал ей про то, что случилось утром? Райан в кустах, повернувшись ко мне спиной, занимается огородом. Он ей сказал?
Я спешу к ней.
– Микки?
Похоже, она меня не слышит, поэтому я сжимаю ее плечо.
Она резко поднимает голову.
– Боже, как ты меня испугала!
– Что случилось?
– Ничего. Просто провожу сеанс борьбы со страхом.
– Что ты проводишь?
Микки робеет, застенчиво улыбается.
– Мы должны работать со своими страхами. Это часть сделки – мы обязуемся это делать, когда присоединяемся к Племени. Я смотрю на вытатуированного мотылька и представляю, что он настоящий.
– Ох! Я думала, что это бабочка.
Она наклоняет запястье в мою сторону. Теперь я хорошо вижу татуировку: ужасные коричневые крылья и толстое тело гусеницы.
– Помогает? – интересуюсь я.
– Да.
Я смотрю на портящее красивую кожу уродливое существо, навечно нанесенное на ее запястье. Неизвестно, сработает это или нет, но такой способ борьбы со страхом довольно экстремальный.
– Как покатались?
– Потрясающе. Я бы дольше не выходила из воды, если бы не сломала плавник.
– Проклятье! Как так получилось?
– Задела за камень. Но все в порядке. Я уже починила доску. Все остальные еще в море.
– Меня беспокоит не твоя доска. Если ты свалишься на этих камнях и ударишься головой…
– Какая ты теперь стала! Вечно о чем-то беспокоишься.
Я улыбаюсь. Какая ирония! Раньше это я про нее так говорила. Мне трудно смотреть ей в глаза после того, что было между мной и Джеком. Микки нужно знать, за какого человека она собирается замуж. Я делаю глубокий вдох, собираюсь с силами.
– Я чуть раньше делала Джеку массаж. И он со мной флиртовал.
Микки закатывает глаза.
– Это как раз в его стиле.
У меня горит лицо.
– Меня беспокоит то, что я могла подтолкнуть его к этому.
– Не беспокойся. Я привыкла, – говорит она тоном смирившегося с судьбой человека.
– Ладно. – Я не чувствую себя лучше, мне все равно не нравится, как я реагировала на Джека и как он относится к Микки. У нее в волосах запутался небольшой клочок водорослей. Я аккуратно вынимаю их. – До твоей свадьбы двенадцать дней. Ты платье нашла?
– Да, голубое, которое я купила на Бали.
Я с трудом скрываю свое удивление.
– Отлично. – Прозвучало это неубедительно, я сама это слышу, поэтому предпринимаю вторую попытку: – Оно тебе так идет. Создает пляжную атмосферу. Мне оно очень нравится.
– Я решила, что сразу убью двух зайцев. Что-то старое и что-то голубое[34].
У меня разрывается сердце. Свадьба – это не о том, сколько зайцев ты можешь убить одновременно. И беспокоит меня не неоднократно ношенное платье, которому четыре года, а полное отсутствие у нее энтузиазма, и дело тут не может быть в деньгах. Я не понимаю, что происходит. Почему она выходит за него замуж, если не хочет?
Микки на самом деле закрытый человек, поэтому, хоть мы и близкие подруги, я стараюсь не лезть к ней в душу. Фактически, может, именно поэтому мы и близки – я никогда на нее не давлю. Но сейчас я собираюсь это сделать, потому что что-то здесь не так, что-то неправильно.
– Вы поссорились?
Она морщит лоб.
– Нет. Почему ты так подумала?
– Ты не кажешься мне полной энтузиазма.
Она наматывает на палец прядь темных волос.
– Мне просто не нравятся свадьбы.
Я думаю об этом и решаю, что, вероятно, так и есть. Мне тоже не нравятся свадьбы, мне совсем не хочется надевать тяжелое белое платье и устраивать шоу – в моем представлении это пытка. Но тут совершенно точно есть что-то еще.
– Мне нужно закончить сеанс. – Микки поворачивается и снова смотрит на своего мотылька.
Джек возвращается с пляжа вместе с Клементом и Виктором. Я, стараясь не смотреть ему на грудь, приближаюсь к нему, когда он принимает душ.
– Татуировка Микки, – говорю я. – Что ты подумал, когда она ее набила?
– Она жутко уродливая. Но если это поможет… – Джек показывает мне свое запястье: его огибает вытатуированная змея. – Видишь? Я набил ее полтора года назад.
– О да. И у Виктора тоже есть тату в этом месте. Волна, да?
– Ага. Прости, если я сегодня поставил тебя в неловкое положение.
Мне снова не по себе, а вид его гладкой голой груди, с которой стекает вода, совсем не помогает. Но я заставляю себя это сказать:
– Ты очень сексапилен.
Ему не требуется слышать это от меня. Если мужчина так сексапилен, как он, он не может об этом не знать, но я надеюсь, что, сказав это вслух, я смогу разрядить атмосферу и пресечь флирт.
– Но мне не следовало на тебя так смотреть.
– Как я уже говорил раньше, смотри сколько хочешь.
Я делаю еще одну попытку.
– Когда мы с Микки впервые вместе сняли квартиру, мой парень пытался к ней приставать. Микки сразу же сказала мне об этом.
Она глядела на меня испуганными глазами, словно думала, что я буду в этом винить ее, а не его. «В этом трудно признаваться. Вчера вечером, после того как ты отправилась спать, Коннор полез ко мне. Он сказал, что у меня красивые волосы». Я обняла ее и выставила его вон.
– Мне повезло, что у меня такая верная подруга, – говорю я.
В другой части поляны Клемент и Виктор над чем-то смеются. Виктор откидывает голову назад и шлепает себя по ляжкам.
– Все нормально, – отвечает Джек. – В любом случае я привез тебя сюда для Клемента. Ну и для Микки тоже, конечно.
Кровь приливает у меня к лицу.
– Прости?
– Я знал, что ты ему понравишься, – продолжает Джек.
Я вся горю.
– Похоже, я ему совсем не нравлюсь.
– О, не беспокойся. Нравишься.
Такое ощущение, что у меня на лбу написано, к кому меня тянет, и все это видят. Это унизительно, досадно и одновременно приводит в возбуждение.
Я отхожу от Джека, он продолжает мыться в душе. Микки продолжает смотреть на свою татуировку. У нее дрожат губы – как крылышки мотылька. Какой жуткий рисунок. Как она терпит его у себя на коже? Я с трудом могу заставить себя на него смотреть, хотя никогда в жизни не боялась мотыльков.
Глава 20
Мы с Микки сидим в тени и наблюдаем за гоняющими мяч Виктором и Клементом. Листья постоянно шевелятся у нас над головами, формируя калейдоскоп рисунков на земле.
Виктор резко поднимает руки вверх.
– Пенальти!
– Нет, не было нарушения, – кричит Клемент.
Они с шумом проносятся мимо нас.
– Откуда у них столько энергии? – спрашиваю я. – Я чувствую себя уставшей и измотанной.
– Жара, – поясняет Микки, расчесывая пальцами мокрые волосы. – Мне потребовалось какое-то время, чтобы к ней привыкнуть.
– Ты знаешь, куда Джек положил мой шоколад?
Мы находим его в холодильнике.
– Скай не должна его видеть, – говорит Микки, когда мы съедаем по кусочку. – Сахар – это слабость.
Но Виктор с Клементом видят и подходят к нам.
– Вау! Я люблю тебя, Кенна. – Виктор заключает меня в медвежьи объятия, затем видит мое лицо. – Прости. У меня слишком много энергии. Я становлюсь таким, если недостаточно много катаюсь.
– Раньше Виктор был профессиональным серфером, покорял большие волны, – говорит Микки, когда они с Клементом снова начинают играть в футбол.
– Правда? – переспрашиваю я.
– Он заработал ПТСР[35] после одного падения – его сбило волной, он потерял равновесие, рухнул в воду.
– Но он продолжает кататься?
– Да. Иногда его начинает трясти, но Скай с ним над этим работает. Тебе следует с ней поговорить. Она мне во многом помогла.
– Как, например?
– Мы делаем много упражнений под водой, так что теперь я чувствую себя более комфортно на больших волнах.
«Я не могу поверить, что ты взяла эту волну! – обычно говорила Микки каждый раз, когда мы катались на больших волнах. – Тебе не было страшно, когда ты забиралась на ее гребень?»
Но волны, на которых мы катались, никогда не были настолько большими.
– Я не люблю делиться, – продолжает Микки. – У меня слишком силен собственнический инстинкт. Мне было очень некомфортно, когда я стала жить с этими людьми, делить еду и все остальное.
Микки на самом деле иногда показывает себя страшной собственницей. Именно поэтому мне так странно слышать, когда она говорит, что ее не волнует, если Джек с кем-то флиртует.
– Но Скай мне и с этим помогает.
Очевидно, она восхищается Скай – почти боготворит ее, – и это меня беспокоит, но я не могу объяснить почему.
Микки толкает меня локтем в бок.
– Пойди и поговори с ней. Расскажи ей про Касима.
Скай находится в другой части поляны, напротив нас, стоит на голове, светлые дреды раскиданы по коврику для йоги.
Чувствуя робость, я иду к ней, но не собираюсь начинать разговор о моем погибшем парне. Вместо этого я спрашиваю:
– Хочешь, чтобы я показала тебе упражнения для восстановления равновесия ног?
– Конечно. – Скай встает на ноги.
Она могла бы быть красивой, если бы хотела. Но создается впечатление, будто она специально прилагает усилия, чтобы не быть: у нее асимметричная прическа, волосы сбриты с одной стороны, одевается она авангардно и необычно, использует аксессуары властной женщины – кожаные браслеты выше локтя и чокеры. Если она надевает что-то женственное типа блузки, которая была на ней вчера вечером, то соединяет эту вещь с более подходящими для мужчин предметами одежды, например с мешковатыми армейскими шортами, возможно принадлежащими Виктору, которые держатся на талии с помощью ремня с заклепками. Я восхищаюсь ее уверенностью в себе.