Сейчас на Скай короткий топ и спортивные шорты. Я проверяю ее спину и бедра и заставляю делать упражнение, которое называется «медвежья походка», взад и вперед. Это болезненное упражнение, клиенты его не любят, но Скай выполняет его не жалуясь.
– Еще раз сделаю, – объявляет она, когда я говорю ей, что можно остановиться.
Я вижу, как перекатываются ее мышцы при каждом движении тела. Она стройная, но – боже! – какая же она сильная.
Когда я переехала из Корнуолла в Лондон, мои мускулистые руки привлекали ненужное внимание. Люди обычно долго смотрели на них. «Вы кажетесь такой сильной. Вы пловчиха?» Они изображали восхищение, но я видела, что на самом деле пугаю их, поэтому я прекратила красить волосы в дикие цвета, стала носить более женственную одежду, скрывавшую мои мускулы. В общем, пыталась стать одной из них. Нормальным человеком. Но глубоко внутри я чувствовала, что все это фальшь. Мне нравится, что Скай не чувствует необходимости подстраиваться под кого-то.
Когда она поднимается, ее руки запачканы землей и корой.
– Ты видела, как Джек сегодня снейкнул Микки? – спрашиваю я, ожидая, что она разделит мое негодование.
Они вытирает руки о шорты.
– Видела. Но это была его волна.
Строго говоря, это так, потому что Джек был ближе к обрушавшейся волне, но только потому, что объехал Микки.
– О, не надо. Так не делается.
– Джек раньше участвовал в соревнованиях, и установки у него в голове никуда не делись. У него инстинкт убийцы.
– Что? – удивленно переспрашиваю я.
– Безжалостная нацеленность на победу. Этот инстинкт в какой-то степени есть у всех, но, если его тренировать, он становится естественным, частью тебя. И неплохо, чтобы он был.
Насчет этого я не уверена и меняю тему:
– Микки рассказала мне про свою татуировку.
Я думаю, Скай чувствует мое неодобрение, потому очень серьезно смотрит на меня.
– Страх – это самая большая слабость, с которой мы рождаемся. Мы, люди. Чтобы его преодолеть, мы должны его испытывать.
– Сомневаюсь, – говорю я. – Если начать вызывать у людей страх, они могут запаниковать. В школе я училась в одном классе с девочкой, которая до ужаса боялась ос. Во время одного организованного школой похода, когда нам было лет по двенадцать, мы все ели мороженое, и вокруг нее стала кружить оса. Она побежала от нее, выскочила на проезжую часть и попала под автобус.
– Это печальная история, но она убегала от своего страха, а мы не можем убежать от своих. Нужно смотреть им в лицо. Именно это мы и пытаемся делать во время наших тренировок. Специалисты называют это экспозиционной терапией.
Я в некоторой степени теряю дар речи, когда она находится так близко рядом со мной.
– Я не психолог, но страх отличается от фобии, не так ли? Я тоже не люблю ос – а кто их любит? – но я не стала бы называть фобией то, что было у девочки из моей школы, или отношение Микки к мотылькам.
Скай хмурится.
– Терапия идет Микки на пользу. Ты видела, как это лечение перешло на серфинг? Она посмотрела в лицо одному страху и стала более смелой в целом.
В Скай есть твердость и жесткость, которая редко встречается у женщин. Мне это нравится, но, с другой стороны, это жутко меня пугает.
Глава 21
После обеда Микки и Джек мажут друг друга солнцезащитным кремом, как Виктор и Скай. Райана нигде не видно, так что Клемент сам мажет себя кремом. Почему мужчины настолько беспомощны, когда дело касается нанесения солнцезащитного крема?
Я не могу ничего с собой поделать и иду к нему.
– У тебя остались большие белые разводы на плечах. Хочешь, намажу нормально?
Клемент просто смотрит на меня. Не говорит «да», но также не говорит и «нет». Если сейчас близко подойти к нему, то это будет подобно приближению к бездомной собаке – может тяпнуть, поэтому я жду.
– Хорошо, – произносит он раздраженным тоном.
Я встаю позади него и втираю крем.
Оливковая кожа Клемента облезает в нескольких местах, а судя по цвету и температуре (она горячая), он слегка обгорел.
– Тебе нужно побольше.
Он молча вручает мне бутылку. «Фактор 50, водостойкость в течение 4 часов». Я выдавливаю крем на ладонь. Он липкий и белый, как канцелярский клей, которым мы пользовались в школе. Я работаю обеими руками, в одном ритме, размазываю крем по его плечам. У меня возникают странные ощущения, когда я прикасаюсь к нему. Среди моих клиентов есть сексапильные мужчины, но я не чувствую с ними такого… притяжения. Его не было даже с Касимом. И это очень сильно отвлекает.
Вскоре меня захватывает процесс. Мои пальцы действуют автоматически: ищут напряженные мышцы, скованность. Клемент резко вдыхает воздух, когда я нащупываю узел. Если бы рядом был мой массажный стол, я бы сделала все правильно. Клемент невероятно напряжен. Я поднимаю его руку и заставляю взяться за ветку над головой, чтобы дать мне лучший доступ. Не обращая внимания на любопытные взгляды остальных, я работаю над его мышцами. Мои пальцы щупают участок у него под лопаткой.
– Дай мне знать, если будет очень больно.
Но я знаю, что он никогда в этом не признается. И он не издает ни звука, даже когда я сильно давлю.
Остальные подхватывают свои доски.
– Я вас попозже догоню! – кричит им вдогонку Клемент.
Микки немного недоверчиво улыбается мне.
– Увидимся позже.
Я смотрю на профиль Клемента и вижу, что он работает вместе со мной, сосредотачивается на узлах, когда я их нахожу, и силой воли приказывает им сдаться. По его виску течет струйка пота. Когда я поднимаю к ветке его вторую руку, он встречается со мной глазами. Взгляд у него напряженный, и он не сводит с меня глаз все время, пока мои пальцы вжимаются в его тело.
Я до сих пор чувствую себя ужасно из-за того, что случайно ляпнула сегодня утром.
– Мне очень жаль, что так получилось с твоей женой.
В его глазах читается не только грусть, но и чувство вины. Он отворачивается, и теперь я жалею, что вообще упомянула ее. Он явно винит себя. Может, он считает, что должен был предвидеть случившееся. Что он мог остановить ее, сделать ее счастливой. Или все гораздо хуже? Это он сделал ее несчастной? Я снова гадаю, как же он может оставаться здесь.
Клемент не смотрит на меня до тех пор, пока я не отступаю назад.
– Закончила.
– Спасибо.
Раздавшийся с соседнего дерева звук «как-как-как» заставляет меня подпрыгнуть.
– Кукабарра[36], – поясняет Клемент, ища ее глазами. – Вон там. Видишь?
На ветке за палатками сидит грязно-белая с коричневым птица, со смешной, невероятно большой головой. Она открывает рот и издает свой безумный смех. Взрывы смеха!
Клемент намазывает воском доску, а я оглядываюсь, прикидывая, чем бы заняться. Может, продолжить искать место, где начнет работать телефон, но я опять боюсь потеряться.
Клемент подхватывает свою доску.
– Ты не идешь?
Он опять смотрит на меня этим своим напряженным взглядом. Я слышу голос Скай у себя в голове: «Океан – просто невероятный целитель». Ведь ничего же не будет, если я один раз прокачусь по волне? Микки будет рада видеть меня там, да и я таким образом смогу за ней приглядывать с воды. Так я оправдываю свое решение. Но в глубине души я знаю, что делаю это для себя, не для нее.
Я ныряю в свою палатку, переодеваюсь в бикини. Кожа у меня все еще красная после того, как я вчера обгорела, поэтому сверху надеваю футболку и поспешно натираюсь солнцезащитным кремом.
Когда я иду по тропинке вслед на Клементом, появляется страх. Я не хочу, чтобы меня снова затягивало в спорт, который забрал у меня любимого человека. Дорого мне вышло занятие серфингом! Есть еще какая-то причина, почему я боюсь? Я слышу волны отсюда. Они ритмично бьются о берег, и этот звук получается достаточно громким, чтобы заглушить попугаев.
– Как ты считаешь, свелл большой? – спрашиваю я.
– Метр, метр с половиной, – отвечает Клемент.
Традиционно если мы говорим о высоте волны, то склонны быть консервативными. Эта традиция идет с Гавайских островов, где волны измеряют сзади, а не спереди. Метр с половиной означает выше головы. Я надеялась на маленькие волны, чтобы легко по ним прокатиться. Но это серфинг: океан дает тебе то, что хочет сам и когда хочет.
– Проклятье, – выдыхаю я, когда мы добираемся до пляжа. Принесло облака, и волны выстраиваются широкими полосами под стальным серым небом.
– Что? – спрашивает Клемент.
– Ничего.
Он вопросительно приподнимает бровь. Посыл ясен: если я не чувствую себя уверенно при волнах такого размера, мне не стоит выходить в море, но меня уже видели остальные. Микки поднимает большой палец вверх.
Влажный морской воздух словно окутывает мое лицо.
– Давай все-таки, – говорю я.
Клемент опускает доску на песок и растягивает трицепсы. Я обращала внимание, что у каждого серфера есть свой ритуал – перед тем, как пойти кататься, они едят и пьют что-то определенное, они определенным образом готовят доску. Проводят разминку, часто сосредотачиваясь на тех местах, где в прошлом получали травмы. А вот то, как Клемент разминается, говорит о том, что у него проблемы с плечами.
Я кладу свою доску рядом с его и начинаю крутить руками – не так чтобы быстро, но и не резко. В моем случае по крайней мере эти движения готовят не только мое тело, но и сознание, помогают мне настроиться. Я наклоняю шею в разные стороны, растягиваю ее, вдыхая соленые брызги. Обычно к этому моменту я уже мысленно в океане, чувствую, как меня подхватывает и поднимает волна. Но сегодня меня слишком многое отвлекает. И Клемент – один из этих отвлекающих факторов.
Он подхватывают свою доску.
– Держись поближе к камням, там тебя подхватит течение и вынесет в море.
Я набираю в руки горсть песка и тру пальцы, чтобы стереть с них солнцезащитный крем. Нет ничего хуже, чем пытаться кататься со скользкими руками. Клемент перебирается через валуны. Состояние у меня нервное, но я спешу за ним. Минута – и он уже по щиколотку в воде, еще одна – и он уже разгребается. Он бросает взгляд через плечо, манит меня, предлагает следовать за собой. Я осторожно делаю шаг вперед. Камни покрыты липкими черными водорослями. Они кажутся склизкими под моими ступнями.