– У тебя когда-нибудь был тренер, Кенна?
– Нет. Я как осел. Терпеть не могу, когда меня подгоняют.
Виктор утирает пот со лба, его напульсник желтого и зеленого цветов бразильского флага скрипит, когда трется о кожу.
– А у меня их много было.
– О, правда?
– Моя мама была чемпионкой Бразилии по джиу-джитсу, а отец любил серфинг. Я участвовал в соревнованиях по тому и другому виду спорта, и тренеры у меня были и там, и там. В шестнадцать лет мне пришлось между ними выбирать. Я выбрал серфинг. – Виктор потирает четырехглавую мышцу. – Черт побери, больно.
– Ты немного перетрудился, не правда ли? – спрашиваю я.
– Если у тебя есть тренер, то нужно принимать его или ее методы тренировки. Это твой выбор, но когда ты соглашаешься у них тренироваться, то, по сути, у них есть право делать с тобой все, что хотят.
– Тебе лед нужен.
Я беру пару носков из своей палатки, набиваю их льдом и прикладываю к бедрам Виктора.
Он морщится, когда я их придавливаю.
– Есть хорошие тренеры и плохие тренеры, Кенна.
– Она хороший? – киваю я на Скай.
– Один из лучших. – Виктор бросает еще один взгляд в ее направлении.
Клемент на коврике для йоги, отжимается. Скай со смехом усаживается ему на спину. У Клемента получается еще несколько отжиманий, затем он просто падает без сил на коврик.
Виктор мрачнеет.
– Некоторые тренеры могут вдохновить тебя так, что ты выйдешь за грани своих возможностей.
– А она это может? – спрашиваю я, в который раз отмечая, насколько же Скай потрясающая. Конечно, они хотят произвести на нее впечатление. Черт побери, я сама хочу произвести на нее впечатление.
– Ага. Она будто способна забираться к тебе в голову.
Я убираю носки со льдом с бедер Виктора.
– Лучше?
– Да! Дай еще!
На нас падает тень, когда я снова прижимаю носки со льдом к бедрам Виктора. Я поворачиваю голову и вижу, как Скай наблюдает за нами.
– Я его добила? – спрашивает она.
– Почти, – отвечаю я.
– Бедный малыш. – Она гладит Виктора по лбу и озорно улыбается.
Никого из этих людей нельзя назвать слабым или мягким, но каким-то образом я чувствую, что она самая сильная из всех.
Она наклоняется, чтобы что-то сказать Виктору на ухо. Я не слышу ее слов, но у него мгновенно напрягаются плечи.
– А теперь извини нас, Кенна.
Она направляется к одной из тропинок. Виктор встает и идет за ней. На лице написан настоящий страх.
Глава 23
Когда мы едим, я смотрю на счастливые лица остальных, на их весьма потрепанную одежду, которую они явно носят очень давно. Они отказались от привычного комфорта: мягкой постели, в которой могли бы спать, пабов, клубов, телевизора и компьютера. Им ничего из этого не нужно, потому что у них есть другое. Невероятные волны, которые принадлежат только им.
Я не знаю, куда чуть раньше ходили Скай с Виктором; сейчас они сидят рядышком, прижавшись друг к другу, они явно расслаблены и всем довольны.
В этот вечер, сидя вокруг костра, мы говорим про уродливую сторону серфинга. Локализм[40].
– Я слышала, что в Калифорнии с этим все ужасно, – объявляю я.
– Да, местные очень агрессивно вели себя на здешнем пляже, когда я там жил, – кивает Райан.
– Между Испанией и Францией есть местность, называемая Страной Басков, – говорит Клемент.
Господи, так вот откуда у него этот акцент.
– Если я катаюсь там, они меня ненавидят, потому что я испанец, – продолжает он. – Если я катаюсь во Франции, меня ненавидят, потому что думают, что я баск. Когда я в последний раз катался в Мундаке, мне прокололи шины.
– Тошнит от этого! – качает головой Джек.
– В Бразилии то же самое, – рассказывает Виктор. – Если ты из Рио и катаешься на пляжах Сан-Паулу… – Он быстро щелкает пальцами, а затем делает ими круговые движения[41].
– В Корнуолле с этим тоже плохо, – говорит Микки.
Я смотрю на нее и вспоминаю тот день, когда кто-то написал на скалах над нашим местным пляжем краской из баллона: «Япошки, валите отсюда». Тогда мы были подростками, и надпись не адресовалась ей лично (у нас там жили несколько японцев-серферов), но, вероятно, ей было больно. Муниципальный совет не торопился стирать эту надпись. Когда я больше не могла на нее смотреть, я спросила у папы, как стереть краску из баллона, и он пошел вместе со мной на пляж, чтобы помочь отчистить от нее камни. Но можно ли стереть отношение?
– Отношение к женщинам все-таки отличается, – говорит Виктор Микки. – Бить тебя не будут.
Скай закатывает глаза.
– Ага, они только и думают, как нас дропнуть, снейкнуть, угрожают нам и издеваются над нами.
Виктор обнимает ее рукой.
– Когда-нибудь я отвезу тебя в Рио.
Скай не обращает на него внимания.
– Именно поэтому Залив такой особенный. Нам не приходится с этим сталкиваться.
– Должны быть серф-споты только для женщин, – заявляю я.
Скай и Микки склоняются ко мне, чтобы хлопнуть открытыми ладонями по моим открытым ладоням. Мы смеемся, увидев выражения лиц мужчин.
– Это грустно, – говорит Клемент. – Серферы всегда любили путешествовать, смотреть другие места, кататься на других волнах.
– Проблема в том, что нас слишком много, а волн недостаточно, – замечает Райан.
Клемент тянет руки к Виктору, сидящему с одной стороны от него, и к Джеку, сидящему с другой.
– Если бы не локализм, я никогда не познакомился бы с этими парнями.
– Правда? – спрашиваю я.
– Да. Я катался в Наррабине[42], – рассказывает Клемент. – И услышал перебранку – цеплялись к Виктору, по сути, потому, что он чертовски хороший серфер. «Ты не местный?» – орал один из них. Тощий австралийский мальчишка.
Клемент смотрит на Джека, и я понимаю, что он говорит про него.
– Виктор поступил неразумно, вступив с ним в разговор, – продолжает Клемент. – Его английский тогда был хуже, чем мой, и это еще слабо сказано.
Виктор хохочет так громко, что я подпрыгиваю на месте.
– Что ты там несешь, брат? Я всегда говорил лучше тебя на английском.
– Виктор оседлал волну, а Джек его дропнул, – говорит Клемент.
– Я всех дропаю, – заявляет Джек.
– Это можешь нам не рассказывать, – буркает себе под нос Райан.
– Виктор был готов вступить в драку, – рассказывает дальше Клемент. – И я забеспокоился за Джека.
Теперь хохочут все.
– И что дальше? – спрашиваю я.
– Я понял, что Виктор – хороший парень. Я поговорил с ним по-испански, чтобы Джек нас не понял.
– Ты говоришь по-испански? – интересуюсь я у Виктора.
– Говорить не могу, но понимаю, – отвечает Виктор.
– Я объяснил, что Джек живет вместе со мной, – рассказывает Клемент. – И я пригласил Виктора к нам, сказав, что Джек приготовит для него ужин в качестве извинения. Видели бы вы лицо Джека, когда зазвонил дверной звонок и на пороге стоял Виктор.
Все оглушительно хохочут. Странные люди мужчины: быстро заводятся, готовы вступить в драку, но так же быстро и прощают. Теперь Джек и Виктор кажутся лучшими друзьями, поэтому трудно поверить в то, как они впервые встретились.
– Боже, я ненавижу локализм, – говорит Микки.
Мы все издаем какие-то возгласы, выражающие согласие. Но если бы не локализм, я не познакомилась бы с Касимом.
И, опять же, он мог бы до сих пор быть жив.
Глава 24
Мы с Микки полетели во Францию на выходные, в аэропорту Биаррица забрали заранее арендованную машину. Она гуглила серф-споты, а я сидела за рулем, направляясь на север.
– На сайте Wannasurf говорится, что дно неровное. Впадины, и еще какие-то коряги могут валяться, – читала она.
– М-да, – только и сказала я.
– «На этом споте очень сильный локализм. Не привлекайте внимания, ведите себя тихо». Проклятье.
– Дальше что?
– Вот тебе несколько комментариев: «Пока я находился в воде, мне разбили зеркало на машине. Если вы взяли машину напрокат, надеюсь, у вас есть страховка». У нас есть страховка?
– Да. Но за урон не больше чем на пятьсот евро. – Между деревьями замелькал пляж. Я напрягла зрение, чтобы увидеть волны. – Высматривай место для парковки.
Микки схватила меня за руку.
– Нет, не нужно здесь останавливаться. Вот еще один комментарий: «Если у вас немецкие номера, как у меня, то к вам и полицейские могут залезть в машину. Ко мне залезли». Не думаю, что нам следует останавливаться у линии пляжа. Сразу видно, что наша машина арендованная.
Она была права: на боку огромными буквами было написано «Аренда без хлопот».
– Я уверена, что все не так плохо, как они пишут, – заявила я.
– Правда? Я не смогу наслаждаться серфингом, если буду беспокоиться о машине.
Я вздохнула и завернула на боковую улочку.
– Теперь довольна?
Мы облачились в гидрокостюмы с шортами.
– Попытаемся вписаться, – сказала Микки, когда мы трусцой бежали по тротуару.
Но вписаться не так-то просто, если у тебя розовые волосы; когда мы разгребались, на нас смотрели все. Пляж назывался La Gravière – Гравийный Карьер – из-за того, что в этой местности на пляже грубоватый щебнистый песок. Он известен как спот с самым трудным в мире бич-брейком, ну и народ здесь собрался соответствующий, чтобы это доказать.
Рядом началась какая-то суета, послышались крики, когда мы ждали волну. Я испугалась, подумав, что появилась акула, но быстро поняла, что орут на парня с фотоаппаратом. Затем они стали пытаться вырвать у него камеру. Кто-то выбросил вперед руку. Проклятье – кто-то врезал ему кулаком.
Я погребла туда. Мы с Микки по-разному справляемся с агрессией: она опускает голову, я – поднимаю. Поэтому я была тронута, когда она погребла за мной. Серферы немного отступили, а парень с фотоаппаратом погреб к берегу. Серферы бросали на нас скабрезные взгляды и тщательно следили, чтобы больше в тот день ни Микки, ни я не смогли оседлать ни одну волну.