угроза, которую представляет подобная среда, не может быть примитивной... В конечном итоге единственный настоящий враг — это враг разумный.
А раз лучшие игрушки оказываются в руках у тех, кто никогда не забывает, что сама жизнь — это война против наделенного разумом противника, что это говорит о племени, чьи машины путешествуют между звезд?»
Параллельно основному действию автор рисует футуристическуюкартину капиталистического будущего на Земле, которое представляетсобой развитые до предела современные тенденции. На фоне безднытехнологического и энергетического могущества сохраняется властькорпораций, сфера занятости сокращается до редких профессионалов,которые превращают себя в киборгов, сращенных с собственнымиинструментами — для большей эффективности. Те же, чьи инструментыментальны (в романе это только психологи, каких-либо гуманитариев ненаблюдается), соответствующим образом калечат, изменяют собственнуюпсихику. Предел однобокого развития личности.
«Краеугольным камнем жизни Роберта Паглиньо стало «сделать всех». И он заставил этот камень поддерживать все остальное, превозмог недостаток естественного происхождения модификациями, хирургическими улучшениями и невероятной безжалостностью. В мире, где человечество беспрецедентными темпами становилось излишним, мы оба сохраняли статус, оставшийся в другой эпохе: профессиональных работников.»
Таков же и экипаж звездолета, но это лучшие профессионалы из лучших— с модифицированными телами или психикой (в одном случае даже срасщеплением личности), но вполне человечные и понятные — занекоторыми исключениями …
Основная же масса человечества, которой не находится занятия («самочеловечество из производителя все более и более становилось продуктом»),окончательно рвёт связь с грубой действительностью, переходя ввиртуальный рай, как, например, мать главного героя.
«…Мы пришли, чтобы провести с матерью последний день. Джим еще раз взял жену за руку. С ней по-прежнему можно будет общаться — в ее мире и на ее условиях, — но к вечеру остов упакуют в хранилище, слишком эффективно утрамбованном, чтобы принимать посетителей из плоти и крови. Нас уверяли, что тело останется в целости: тренировка мышц электростимуляцией, регулярное питание и обогрев плоти. Оболочка всегда будет готова вернуться к работе, если рай вдруг пострадает в некоей непредставимой катастрофе. Все, объясняли нам, обратимо. И все же — так много стало восходящих, а никакие катакомбы не могут расширяться до бесконечности. Ходили слухи о расчленениях, об усечении несущественных частей с течением времени, согласно некоему алгоритму оптимальной упаковки. Быть может, к следующему году от Хелен останется лишь торс, а еще через год — только отрубленная голова. А может, ее тело срежут до самого мозга прежде, чем мы выйдем из здания, да так и оставят ожидать последнего технологического прорыва, который возвестит начало Великой Цифровой Перезаписи.»
Таково предельное развитие общества потребления и велфэра.
Коснувшись таким образом возможности виртуализации сознания, авторпытается разобраться в сути человеческого разума и личнойиндивидуальности. При этом, будучи субъективным идеалистом («За четыретысячи лет мы не смогли доказать себе, что реальность существует вовненаблюдателя от первого лица») и в то же время учёным-естественником попрофессии, он следует в русле позитивизма.
«Возможно, легче было бы перечислить тех, кто не брался «объяснить» сознание. Теории перекрывают весь спектр от диффузных электрических полей до квантового кукольного спектакля; сознание “помещали” в переднюю часть островка Рейля, в гипоталамус и в сотню динамических ядер между ними.»
Отрицается возможность объективного познания мира человеком.
«Мозг — это инструмент выживания, а не детектор лжи. Там, где самообман способствует приспособлению, мозг лжет. Перестает замечать… неважные вещи. Истина не имеет значения. Только приспособленность. В настоящем времени вы вовсе не воспринимаете мир таким, какой он есть. Вы воспринимаете модель, построенную на догадках. Реконструкции. Ложь…»
Делаются попытки свести социальное к биологическому, а биологическое — к физике.
Но сомнения оставались — в мозгах лауреатов, в смятении каждого озабоченного юнца на планете. Или я химия дрожащая? Или я магнит эфирный? Я — больше, чем мои глаза, мои уши, мой язык; я — маленький человечек за ними, я то, что выглядывает изнутри. Но кто, в свою очередь, смотрит его глазами? К чему сводится система? Кто я? Кто я? Кто я?»
Вообще-то поразительно, какого рода вопросы волнуют автора и какорганично ему удалось встроить философскую проблематику в тканьприключенческого повествования.Мои недостаточно обширныелитературные познания не позволяют судить уверенно (буду исходить изтого, что наиболее достойные произведения так или иначе пробиваютсянаверх, обретают известность), но как некоторое подобие вспоминаетсятолько Лем. Впрочем, трудно представить, чтобы он в своих текстах прямо,незавуалированно и буквально ставил такие вопросы как: «Есть лиистина?», «Что есть моя личность и сознание?», «Откуда вообще взялисьорудия?».
Разумеется, невозможно представить себе постановку подобныхвопросов и у советских фантастов. По известным причинам они былиосвобождены от необходимости искать решения базовых философскихпроблем. Причины эти вовсе не какого-нибудь цензурного свойства, аобщего — мировоззренческого.Читателям, возможно, известновысказывание, что тот, кто не решил для себя общих вопросов, обречёнпостоянно спотыкаться о них при решении частных. Как раз общие вопросыи были решены в советском обществе на уровне научной (а не религиозной,как в западном обществе) мировоззренческой основы. Впрочем,последующий отход например Стругацких от своих прежних позицийпоказывает, что эти решения если и были вначале ими восприняты в рамкахлояльности общественному строю, не были твёрдым результатомсобственной и сознательной идейной работы.
На примере же Уоттса мы и видим такую работу, достаточно честную,чтобы прийти к пессимистическому прогнозу о будущем своего общества.
Мы видим, что с одной стороны человек — комплекс общественныхотношений (но ведь и болтуны — тоже узлы отношений внутри своего роя).С другой — человек обладает свободой, т.е. является личностью, имеет«царя в голове», по русской поговорке. Это противоречие, с которым непросто справиться. Не каждое человеческое общество справляется с ним.Капитализм вот не может справиться. Ведь для товарно-денежныхотношений нужно общество, состоящее из индивидуумов со свободой воли,равных собственников товаров, имеющих собственное «Я», отстаивающихсвой интерес.
Но в конце концов капитализм уничтожает, нивелирует в массечеловечества индивидуальность (лишает и собственности, и связи спроизводством), как показано в романе, тем самым подрывая собственнуюоснову. Господствовать и подчинять можно только того, кого вообще-топризнаёшь равным, членом общества. Господство над машиной — это негосподство, а работа машиниста. Господство над телом, чьё сознание и воляпарализованы (хотя бы частично), — это господство примитивное,господство хищника над жертвой (и в романе появляются вампиры).
Итак, капитализм не может существовать без свободныхиндивидуальностей — и уничтожает индивидуальности. Автор приходит кпоследовательному и логичному разрешению этого противоречия —человечество не может существовать, должно вымереть, замениться другойрасой.
Но есть ведь и ещё альтернатива.
«…почему не биологический компьютер…? Почему неразумные системы должны по сути своей уступать разуму? Но голоса их терялись в толпе. Ценности нашей личности были слишком самоочевидны, чтобы всерьез подвергать их сомнению.»
Да, эта полностью вымышленная автором альтернатива — «общество»-рой болтунов. Их стратегия так эффективна — рассеиваются себе, каксемена одуванчика, в пространстве.
«Мозг — лжет... перестает просто моделировать организм …начинает моделировать процесс моделирования… пожирает все больше и больше вычислительных ресурсов… Надпроцесы расцветают, точно опухоли, пробуждаются и называют себя «Я».
Система слабеет, замедляется. Столько времени уходит только на восприятие — на то, чтобы оценить сигнал, пережевать, принять решение на манер разумного существа. Но когда на пути твоем грохочет потоп, когда лев набрасывается из густых трав, новомодное самосознание оказывается непозволительной роскошью. Ствол мозга работает в меру сил. Он видит угрозу, перехватывает управление, реагирует в сотню раз быстрее, чем жирный старикашка, восседающий в директорском кресле наверху; но с каждым поколением все труднее становится обходить эту… эту скрипучую неврологическую бюрократию.
Самоодержимое на грани психоза «Я» растрачивает энергию и вычислительные мощности. Болтуны в нем не нуждаются, болтуны поскаредней будут. С их примитивной биохимией, с их небольшим мозгом — лишенные инструментов, корабля, даже части собственного метаболизма — они все равно делают нас, как паралитиков. Они прячут речь на видном месте, даже когда вы знаете, о чем они говорят. Они используют против вас ваши же когнитивные процессы. Они путешествуют между звездами. Вот на что способен интеллект, необремененный разумом.
Потому что «Я» — это не рабочий мысли. Для Аманды Бейтс сказать