мировых держав. В Европе усиливаются позиции не толерантныхкругов, а евроскептиков, в основном правых, играющих на страхе европейских обывателей перед угрозой мигрантов и исламизации и одновременнорезко критикующих первенствующую роль США. В Восточной Европе прямоукрепляются тенденции к радикальному национализму (Венгрия, Украина).Наконец, американская экономика страдает от чего угодно, но явно неот социальных реформ. Мир движется направо, и не на Востоке, а везде.
Если причина, по которой мир будущего агонизирует, откровенно нелепа,то сам сценарий распада, нарисованный мистером Симмонсом, несмотряна фантастический антураж, вполне реален. Падение американской империи— в конечном счете, дело времени, а уничтожение империй всегда сопровождаетсякризисами и регрессом. Нечто подобное не просто возможно —это уже было. Но пока еще не с Америкой, а с нашей страной. С СоветскимСоюзом и постсоветским пространством.
«Тот президент и ваша страна вскоре стали проводить эту пародиюна внешнюю политику, занимаясь совсем уже неприкрытым и бесполезнымумиротворением. Решено было перейти к социал-демократическому устройству, меж тем как в Европе оно уже начинало рушиться под грузомдолгов и бременем социальных программ. Одновременно происходило одностороннее разоружение, уход Америки с мировой арены, предательствостарых союзников, быстрая и целенаправленная сдача ее позиций как сверх-державы и полный отказ от международных обязательств, к которымстрана долгое время относилась со всей серьезностью».
Эти строки весьма напоминают политику СССР-РФ периода перестройки и «ельцинизма». И изображенный в книге мир будущего — это и естьнаш мир 90-х. Это мы пережили распад страны, разруху, национальноеунижение, неприкрытый бандитизм, затяжную гражданскую войну, нищету,воровство, голод, «горячие точки» на границах страны и бесконечный терроризм.Но причина этого отнюдь не в социалистических экспериментах, акак раз наоборот, в «строительстве капитализма». Именно капитализм, радикоторого переродившийся слой советской номенклатуры и интеллигенцииотказался от всех социалистических завоеваний, и стал причиной этого апокалиптическогоконца СССР. И никакие клюквенные сёгуны и радикальныеисламисты с бесплатной медициной не принесли столько вреда, сколько новыйправящий класс и приватизация.
Сейчас то же самое угрожает и всей планете. Деиндустриализация, влекущаяза собой нищету и инфляцию, приток мигрантов — следствие капиталистической глобализации, финансовые кризисы дутой экономики, ростправых настроений и выход на сцену религиозного фундаментализма ХХIвека ввиду отсутствия левой альтернативы — все это уже стоит на повесткедня. Правящие классы мировых держав не справились со своими задачами ипостепенно ведут мир к затяжному социальному конфликту, в котором ихждет борьба между отжившим настоящим и жестоким будущим. Дэн Симмонс,как представитель консервативной прослойки американской интеллигенции,все это чувствует — и очень боится. Не замечая глубинных противоречийсовременного мирового порядка, который пережил сам себя и нынестоит на перепутье, он пытается найти причину беды во внешних факторах— в администрации Обамы, которая, согласно догматам республиканскойпропаганды, идет к социализму, в мусульманских террористах, которыепредставляют чуть ли не главное зло на планете, поэтому он и призываетАмерику противостоять исламской угрозе. Однако странным образом страхи ужас перед радикальным исламизмом сочетаются с полубоязнью-полупреклонением перед возродившейся Японской Империей. Япония с еекланом дзайбацу, возродившимися традиционными ценностями, жестокостьюазиатской политики и технологическим превосходством предстает передавтором книги в качества зла, но зла могущественного и великого, котороепревзошло Америку благодаря тому, что Япония не отказалась от того,чем обладала американская история. Более того, если присмотреться, товидно, что почти все более или менее благополучные государства в миреСиммонса — консервативно-феодальные: Россия, Япония и Всемирный Халифат.
В этой трансляции традиционных страхов американского истеблишментаперед непонятными и страшными азиатами заключается некая зависть ксвоим злейшим противникам, нечто, подобное психологии отечественныхдоморощенных фантастов, которые, выпуская бесконечные романы про попаданцев,заставляют своих героев побеждать Третий Рейх, Америку, НАТОи Китай, но одновременно явственно завидуют их техническому и геополитическомумогуществу и в конечном счете всего лишь хотят принять на вооружениеих же приемы.
Флэшбэк как символ исторической бездеятельности американцев, погрязшихв воспоминаниях о прошлом, тут же регулярно перемежается ностальгиейпо старой доброй Америке, золотых временах американского благополучия,которое существовало до военных авантюр Буша и реформ Обамы,любовным перечислением старых фильмов и тоской по былым свершениям. Прошлое представляется автору в виде чего-то ностальгически светлогои чудесного, достойного в конечном итоге возвращения, за которое надобороться. Такова, очевидно, альтернатива, которую предлагает Симмонсв своей книге. Возвращение к традициям, борьба за сохранение мировогогосподства, мощной армии, неолиберальной экономики, противостояниемигрантам, исламизму, экологизму и, по сути, всему, что левее Республиканскойпартии. Типичный взгляд американского консерватора.
Любое произведение в конечном счете важно не только достоинствамилитературной формы, но и заложенными в нем смыслами. Любой писатель вконечном счете просто изображает окружающее его время, которое он пропускаетчерез себя. «Гиперион» Симмонса был философским размышлениемо судьбе человечества, «Эндимион» был завязан вокруг идеи мессианства.На сей раз Симмонс изобразил мир будущего, ухватив современные тенденции распада капитализма. В этом плане «Флэшбэк», разумеется, надо читать,чтобы знать, как представляют себе будущее типичные консерваторы иво что они слепо верят, какой выход из ситуации они считают наилучшим.Ведь изображенный им мир будущей деградации современного мировогопорядка, как уже было сказано, может быть не так уж и фантастичен, а верования, которые транслирует автор, разделяются довольно широким кругомлюдей.
И тогда, может быть, удастся понять, почему несмотря на все ужасы ипотери капитализма, несмотря на бесперспективность «правой повестки»,люди до сих пор пытаются найти спасение от современного кошмара не видеалах равенства, справедливости и борьбы против угнетения, а в идеалахксенофобии, вражды и диктатуры, почему альтернативой капиталистическомурегрессу сейчас являются рецидивы средневековья и традиционалистскогопрошлого.
Григорий РевмаркСекс, наркотики, фофудья
Рецензия на книгу Владимира Сорокина «День опричника»
Вопрос: Как нужно правильно подавать монархическую агитку, чтобыне вызвать у читателя отторжения после первых же страниц?
Ответ: Хорошенько сдобрить ее черным юмором пополам с сатирой,что позволит с легкостью обесценить большую часть критических отзывоводной лишь фразой «Да ладно вам, что вы на него накинулись — он же простостебется».
Дабы не создавать интриги на пустом месте, поясню: речь в нашейстатье пойдет о книге Владимира Сорокина «День опричника».
Предвидя очевидные претензии к кажущейся несерьезности или дажеабсурдности данного произведения, замечу: среди великого множества отзывовна него и хвалебных дифирамбов авторскому стилю и языку без трудавыделяются рецензии совсем другого рода — написанные людьми, коимкартина сорокинской реальности пришлась по вкусу. Что, в свою очередь,означает: до целевой аудитории послание дошло.
Дело за малым — докопаться до сути послания, сокрытого в ложнойкомедийности книги, и узреть наконец ту самую целевую аудиторию, радикоторой она и была написана.
Однако здесь нам придется сделать одно немаловажное отступление ирассказать о том, без чего невозможно начать разбор сорокинского «перформанса».А именно, о проблемах понимания исторического процесса.
С тех пор, как на волне перестройки марксизм и все, что с ним связано,был официально заклеймлен как «устаревший» и «не соответствующий реалиямсовременности», историческая наука оказалась перед дилеммой. С одной стороны, прежние установки и методы по описанию минувших и прогнозированиюгрядущих общественно-политических событий требовали пересмотра,как не соответствующие новым реалиям. С другой — просто убратьбородатый дуэт с несколькими томами «Капитала» с глаз долой нельзя,иначе из-под всей современной истории, экономики и немалого числа другихгуманитарных дисциплин выбивается почва. Как быть?
Каждая из наук решила эту проблему по-своему. Учебники по экономикенынче представляют из себя винегрет из трудов экономистов и философов,порой прямо противоположных друг другу по взглядам. История отданана откуп дилетантам, и количество ее нынешних толкований поддаетсялишь одной классификации — по степени адекватности толкователя (разброс— от вполне логичных представителей старой школы до откровеннойклиники).
Однако писатели — не ученые, и потому их спектр возможных решений во много раз превышает научный, ибо рамками логики и здравогосмысла они ограничены в гораздо меньшей степени. Отсюда и очевидныйвыход — вообще не заморачиваться описанием экономических, политическихи социальных процессов сделавших возможными описываемыми события,а просто сунуть читателю под нос готовую картинку уже состоявшегосяальтернативного прошлого или вероятного будущего.
Грешит этим и Сорокин.
Что произошло в России, что из вполне европейской страны она превратиласьв весьма гротескную пародию на произведения ван Зайчика (где