— Несерьёзно, — сказал Лёха. — Сорок раз Юк запросто сделает.
— Тогда восемьдесят.
Юкке мрачно поглядел на Лёху. Он опустился на песок, упёрся кулаками и принялся отжиматься.
— Раз, — начал считать Витька. — Два. Три. Четыре...
— ...Семьдесят восемь... — азартно выдохнули сидевшие на корточкахребята. — Семьдесят девять...
Мальчишечье тело замерло над песком. Трицепсы выпрямленных напружиненных рук мелко подрагивали. Юкке сквозь стиснутые зубы втянул всебя воздух, упал вниз, замер в миллиметре от собственной горячей тени,повисел пару секунд, собираясь с силами, и, непроизвольно постанывая отнапряжения, пошёл вверх... Вверх... Верх...
— Восемьдесят! — заорали все разом.
С трудом переводя дыхание и разминая ноющие мышцы, Юкке с победоносным видом встал перед Витькой.
— Давай третье задание, — потребовал он.
— Только выполнимое, — подсказал Тамирбек.
Выполнимое... Витька беспомощно огляделся. Какая-то дикая мысльвертелась в голове. Прищуренные глаза Юкке-смерда и четыре пары глазвозбуждённых зрителей выжидательно уставились на эксплуататора.
— Снимай, — неожиданно для себя сказал Витька.
— Что? — не понял Юкке.
— Трусы снимай.
Светлые брови поползли вверх.
— Не слышал, что я приказал?
Лицо Янки вытянулось, серые глаза стали просто огромными.
— Неправильно, — встрял Тамирбек. — Снимать трусы — никакая неработа.
— Нет, работа, — решительно парировал Витька. — В старину былиспециальные клубы, назывались «стрип». Работники там раздевались, акапиталисты им за это платили деньги. Мы через цифрик Лёхиного братасмотрели на одном метасайте с узким доступом. (Лёха неуверенно кивнул).
Так что всё по правилам! Снимай, я говорю!
В воздухе повисла напряжённая пауза. Пространство вокруг наполниластранная вибрирующая смесь ужаса, стыда и любопытства. И зрителям, иучастникам разом захотелось броситься врассыпную, куда глаза глядят, ночлены их сковала диковинная нерешительность. Они ещё не понимали, чтобольше не руководят процессом, что это процесс руководит ими, вращаятяжёлые жернова, давя, перемалывая.
— Или слабо? Соскочил, звонок? — крикнул Витька. — Сдулся?
Брови Юкке сошлись на переносице. Неловкими пальцами он взялся зарезинку и потянул её вниз. Скользнув по бёдрам и коленям, трусы упали напесок.
Одно мгновение зрители потрясённо молчали, потом Янка развернуласьи треснула Витьку ладонью по уху.
— Дураки! — крикнула она, подхватила с песка одежду и бросилась кгравипедам.
— Подожди, — крикнула Юйлинь и побежала следом.
Юкке, кривя рот, натягивал трусы.
Потирая звенящее ухо, Витька смотрел вслед двум уносящимся прочьгравикам.
«Глупо как вышло», — растерянно подумал он, и в тот же момент ощутил толчок в плечо.
— Давай деньги, — сказал Юкке, протягивая ладонь.
Витька неуверенно разжал кулак и поглядел на монету.
— Слушай, — пробормотал он, вдруг соображая, что не может простотак отдать пятак приятелю. — Мне же его нужно вернуть на место... Я жеего на время брал...
— Ты сам сказал: «всё взаправду».
Витька совсем растерялся.
— Слушай, — протянул он почти жалобно. — Давай, ты поставишь мневзамен тысячу щелбанов. А?
— Плевал я на твои щелбаны. Я перед девчонками штаны на слабо снял.Гони монету. Это моя плата.
— А может... — несчастным голосом пробормотал Витька.
Он изо всех сил пытался сообразить, чего такого может предложитьЮкке, такого, что тот не в силах получить сам, и не находил ответа.
— Вот значит как? — ядовитым голосом осведомился Юкке.
Качнувшись вперёд, он неожиданно ударил снизу по Витькиной ладонии сцапал подлетевший в воздух пятак.
Витька на миг оторопел, а Юкке, отскочив назад, показал ему монету исунул её в кармашек трусов.
— Ах ты гад, — выдохнул Витька. — А ну, отдай.
— Фиг тебе! — закричал Юкке, пританцовывая на песке. — Ты купилмои услуги и монета теперь моя. Ты мне заплатил!
— А ну отдай! — прорычал Витька.
— Пацаны, кончайте! — тревожно просил сзади Лёха.
Подпрыгивая, Юкке зигзагами отступал назад. Витька пытался его схватить. Когда они оказались напротив выстроенного на влажном песке замка,он наконец изловчился, прыгнул на своего визави и вместе с ним опрокинулся на хрупкие готические башни.
Войдя в дедову квартиру, Витька на цыпочках пробежал прихожую, миновал просторную гостиную и осторожно приоткрыл двери кабинета, гдеутром взял пятак из шкафа с самыми ценными экспонатами дедовой коллекции. Витька искренне надеялся, что деда нет дома, но мечты оказалисьтщетными. Антон Кузьмич сидел перед рабочим столом в раритетном кресле и разглядывал что-то через окуляр настольного сканера.
— Витя, это ты? — спросил он, не отрываясь от своего занятия.
— Привет, я на минутку, — протараторил Витька, соображая как быпросочиться к стеклянному шкафу. — Я — раз, — и убегу.
— Кхм, — сказал дед. — Это понятно, что убежишь. А ты не брал изшкафа мою монету?
— Эм-м, — промямлил Витька, и дед обернулся вместе с креслом.
Несколько секунд он пристально рассматривал понуренное лицо внука,затем, кашлянув, добродушно сказал:
— Красивый фингал. Где такой подцепил?
— Да так, неважно... Я тут это... пятак брал, ребятам показать, вот обратно принёс. — Виновато вздохнув, Витька протянул деду жёлтый кругляш.
— Ребятам показать — это можно, только загодя меня предупреждатьнадо. Иди сюда.
Положив монету на стол, дед едва не силком усадил Витьку в кресло,ловко осмотрел синяк, расплывшийся под левым глазом и ссадину на скуле.
— До свадьбы заживёт, только нужно обработать, — сказал он бодро. —Я за аптечкой, а ты думай, что будешь врать насчёт лестницы, с которойтебя сбил метеорит.
Дед вернулся через минуту с анаплеротическим спреем, и, пока состав,пузырясь, впитывался в исцарапанную кожу, Витька честно, без утайкирассказал о монете, о Юкке, о глупой игре и драке, умолчав, правда, про эскападу с трусами.
— А что же друзья ваши не вмешались? — спросил дед.
— Когда двое дерутся, третий не лезет.
Антон Кузьмич понимающе кивнул.
— Я его победил приёмом, который ты мне показывал, — неуверенносказал Витька.
Дед укоризненно пожевал губами.
— Самбо для обороны, — сказал он, — а не для нападения.
— Я не хотел драться, но и монету отдать не мог, — оправдываясь, объяснил Витька. — Что бы я потом тебе сказал?.. Я дурак... — добавил он уныло.
— Это я дурак, — Антон Кузьмич вздохнул. — Я старше тебя, и это моявина.
Витька непонимающе мигнул.
— Иди-ка ты, умойся, — сказал дед, убирая тюбик со спреем. — А потом сходим в одно место... И вот что, родители твои возвращаются послезавтра, к этому времени синяк сойдёт и рассказывать им, пожалуй, ничегоне стоит.
— А бабушке? — спросил Витька.
— А бабушке я всё сам объясню. Иди.
Подождав, пока закроется дверь кабинета, Антон Кузьмич набрал нацифрике номер Фролова.
— Саша, — сказал он, когда абонент ответил. — Это Савельев тебя беспокоит... Угу... Мы позавчера говорили про монету... Да. Пять копеек. Протокоммунистическая эпоха, двадцатый век... Так вот, извини дружище, ничего не получится... Нет, я не набиваю цену. — Антон Кузьмич грустноулыбнулся. — Просто вышла накладка. Словом, обмен не состоится... Брось.Это же всего лишь монета... Да... Я тебе потом всё объясню... Выберешьчто-нибудь на свой вкус. Да... До встречи.
Он отключил связь и некоторое время сидел, задумчиво глядя в открытое окно. Когда разукрашенный, но свежевымытый Витька появился на пороге кабинета, дед решительно встал из кресла.
— Пошли, — сказал он, сгребая монету со стола.
На улице пахло вечером, морем и ветром. Свайный микрорайон Новикстоял практически на воде. Блестящие цветным стеклом многоэтажные башни, соединённые эстакадами навесных проспектов, вздымались из пенно-зелёных волн прибоя. Недоумевающий Витька вслед за дедом поднялсяна скоростном эскалаторе к третьему уровню пешеходных галерей, висящихпрямо над морем.
Дед и внук прошли на консоль смотровой площадки. Витька, у котороговсегда дух захватывало от высоты и величия картины, остановился у самогоограждения.
— Деда, — спросил мальчишка, берясь руками за перила, — а зачем мысюда влезли?
— За одним важным делом, — проговорил дед загадочно и серьёзно. —На-ка, возьми.
Жёлтый кругляш лёг в ладонь тусклым пятном фальшивого света. Витька недоуменно приподнял брови. Дед, нагнувшись почти к самому его уху,сказал со странным выражением:
— Хочу исправить одну ошибку... Есть такая старая поговорка: «не всёзолото, что блестит». Так вот, я забыл эту поговорку, и ценил то, что ценитьне стоило, и ещё я забыл про бациллу конфликтов, а она, такая дрянь,остаётся заразной долгие века. Разве умно хранить бациллу в тарелке дляборща?
Витька покрутил головой.
— Вот и я думаю, что нет... А теперь размахнись-ка как следует и запулизаразу вон в тот водоворот под опорой. Надеюсь, там достаточно глубоко...
Витька посмотрел на свою ладонь. Монета лежала между пальцами теплая и совсем не опасная. Снопы пшеничного злака изгибались вокруг схематичного изображения Земли, над колосьями висела маленькая колкая звёздочка, снизу тянулась надпись из четырёх букв.
— Деда, — позвал Витька. — Но ты же сам говорил, будто она оченьценная...
— Ерунда, — решительно сказал дед. — Зараза не может быть ценной.Ценность не в монете, а в нашей глупой голове. Кидай! И чем дальше, темлучше.
Разом решившись, Витька размахнулся и швырнул монету в море. Дед,щурясь, следил за её кувыркающимся полётом.
«Вот теперь всё правильно, — подумал он, чувствуя, как его охватываетчувство облегчения, — Мальчишка должен был выбросить её сам. Надеюсь,