— В школе нам про связи Предателя не рассказывали...
— А я уже хотела вас ликвидировать, раз уж вы меня раскрыли, —улыбнулась я, затем обратила внимание на то, что Мика копался с другойстороны одной из камер. — Ты там что, еще что-то интересное нашел?
— Кажется, пришла моя очередь удивлять и просвещать, — Мика поднялсяс пола, хотел, продолжить фразу, но не удержался и чихнул. Толькопосле того как стих взрыв общего хохота, в котором ощущалась нервнаянотка, он продолжил:
— Если вкратце, это не просто камера псевдоанабиоза. Это еще по совместительствуи комплекс виртуальной реальности.
Когда Лаврентий предложил свой вариант «покушения», цесаревич неполенился вникнуть в конструкцию снаряда и проконсультироваться с армейскими и гражданскими специалистами: очень уж сомнительное это дело— доверять свою жизнь шпикам и провокаторам. Берия, разумеется, нестанет вести двойную игру — он не идиот и прекрасно понимает, что должен держаться за Михаила, что все его надежды на будущее — в наследнике. Но последующие инстанции заключают в себе такое количество опасностей в виде разнообразных азефов и богровых (пусть ни тот, ни другой вэтой реальности себя никак не проявили), что запутаться и споткнуться накаком-то этапе хитроумной комбинации было слишком легко.
Разумеется, его убедили: снаряд, взорвавшись, укокошит не болеедвух-пяти человек — как раз необходимый минимум для нового этапа информационной войны. Эффект же от этого взрыва станет еще одним гвоздем в гроб либеральных миротворцев и англоманов в Петербурге, очередным шагом к войне. Ядерной войне.
Еще в своей прошлой жизни будущий наследник российского престолазадумывался над тем, почему мир в двадцать первом веке зашел в откровенный тупик, потерял динамику, почему белая Европа, господствовавшаяеще столетие назад, так легко поддалась напору мусульманских орд и вылезших из подполья извращенцев. Типичные ответы правых мыслителей неочень-то его удовлетворяли, да и неудивительно: фразы и лозунги, рассчитанные на мотивацию бритоголовой пехоты, слабо помогают там, где нужновыстраивать трезвую и внятную стратегию борьбы. До подлинной причиныон дошел своим умом: во всем виновато ядерное оружие. Не оно само, точнее, а концепция ядерного сдерживания, исключившая из повестки днямировую войну как способ обновления и передела мира, как торжество естественного отбора в геополитике. Именно «мирное сосуществование» привело к почти полному исчезновению социального типа белого мужчины-воина, который с незапамятных времен двигал вперед цивилизацию, именно «мирное сосуществование» стало причиной торжества расового мусора иизвращенцев по всему белому миру. Чтобы выправить историю, необходимо устранить тотальный страх человечества перед ядерным уничтожением,показать, что атомная война — это вовсе не конец света, но лишь началонового порядка.
Увы, в мире, где Михаил родился, точка невозврата была, кажется,пройдена. Даже на Россию надежда была слаба: ее десятилетиями точилата же зараза, что и остальную планету. Поэтому, проснувшись однажды вмире, где Империя обошлась без трех революций и мученической смертипоследнего государя (впрочем, и без самого этого государя — тоже), онпочувствовал себя подобным всем пророкам и основателям новых вероучений, почувствовал, как в спину ему дует божественный ветер, как идея новой великой войны, с ядерным грибом над Нью-Йорком и Лондоном, обретает реальную перспективу.
Именно на эту перспективу цесаревич работал последние годы, испытывая терпение хозяев мира при дележе турецкого наследства, откровеннопровоцируя их на силовое разрешение пограничных споров и убеждаясь,что хватку британский лев окончательно потерял. Здешние люди страдаютмножеством недостатков, но среди них точно не наличествует страх перед ядерной зимой, так что, как только работы над получением плутония дадутрезультат, можно будет приступать к контролируемому обострению ситуации в Персии и Японии. Нужно приучить человечество к точечным ядернымбомбардировкам, пока оно снова не зашло в тупик, — это задача поважнееудовлетворения чьих-то великодержавных комплексов.
Итак, двадцать минут одиннадцатого, приближение перекрестка с Магистратской улицей. Плохо в этом мире со связью, с координацией и взаимодействием разных служб, но тут уж ничего не поделаешь. Овация и непрерывные славословия уже порядком утомили цесаревича, притупили еговнимание, так что он даже вздрогнул, когда слева секунда в секунду началось ожидаемое движение. Когда же толпа в испуге расступилась, обнаживпространство вокруг уложенного лицом в мостовую террориста, Михаил поразился тому, насколько же близко оказался негодяй к его августейшейперсоне. Даже с тем слабым безоболочечным зарядом, что находился в тубусе, его могло бы по меньшей мере контузить. И почему не произошелвзрыв? Охранники были заблаговременно проинструктированы: необходимо повернуть крышку тубуса до щелчка, чтобы «обезвредить» бомбу, иначеона сработает.
Однако даже при плохой игре надо делать хорошую мину. Михаил Георгиевич поднялся в остановившемся автомобиле, поднял руку в успокаивающем жесте: дескать, наследник престола российского не боится подлыхубийц. Повернулся в полупрофиль к ближайшему фотографу — с этого ракурса он всегда получался особенно удачно — и невольно покосился наскрученного террориста, которого в это время подняли за волосы и поставили на колени. Мерзкая, конечно, рожа, то ли цыганская, то ли жидовская. Хотя и недостаточно демоническая: надо будет дать задание специалистам поработать над портретом душегубца для газет. На мгновение ихвзгляды встретились, и тут скрученный, беспомощный, потерпевший фиаско революционер безмятежно улыбнулся. Это длилось совсем недолго, вследующую же секунду он скривился от боли в выворачиваемых руках, новсе-таки цесаревич почувствовал леденящий страх: что-то все-таки пошлоне так. Невыносимо захотелось броситься вниз, прикрывая голову, спрятаться за телами охранников, врезаться в толпу, отгородиться живой колышущейся массой от неизвестной угрозы. Этот страх, наверное, и породилто ощущение направленной на него сзади ненависти. Цесаревич вдруг догадался, что где-то в толпе, по другую сторону мостовой, находится дублертеррориста с настоящей бомбой, а не жалким муляжом. Он хотел уже обернуться, чтобы встретить опасность лицом, но не успел.
Пуля калибра 7,92 миллиметра вошла в голову наследника чуть нижеправого уха, и должна была, по всем законам баллистики, вынести нижнюючелюсть. Однако этого не произошло: в те самые миллисекунды, когда онаразрывала мягкие ткани языка, мир вокруг умирающего Михаила погас.
Это была уже сто двадцать третья неудача за последние тридцать тригода.
— Интересное кино, да, — Лу поднялась с пола, чтобы налить себе вкружку еще лимонного напитка. — Получается, в этот раз наши победили?Хэппи-энд?
— Черт, я за них так болела, особенно за девочку эту, у которой туберкулез, — сидящая на складном стульчике Ясмина возбужденно хлопнуласебя по коленям, подорвалась с места, начала ходить вокруг портативногостереопроектора. — Так что теперь-то?
— Перезагрузка, сброс к начальным параметрам, все заново, с учетомдопущенных ошибок, — ответил Мика, копаясь в камере француза. — Можемзалезть еще к кому-нибудь в голову, хотите?
— То есть всё зря? — поскучнела Ясмина.
— Так, народ, я уже перестаю понимать, что здесь происходит, — невыдержала Токо. — Мы четыре часа роемся в этом склепе и смотрим всякиесценки в проекторе. Сначала — мусульманский рай с силиконовыми гуриямии обжираловкой, потом — расчлененка эта жуткая, теперь вот — что этоза фигня вообще была? Альтернативная история? И кто их замуровал здесь,и для чего?
— Ты не заметила, что двери были заперты изнутри? — спросила я. —Как в аду, если верить отцам церкви. Тут другое, верно, Мика? Бюджетныйвариант побега на другой глобус, попытка создать свой собственный Тормансв отсутствии звездолетов.
— Не Торманс тогда, — возразил мне парень. — «Прыжок в ничто», каквы могли забыть-то?
— Точно! — хлопнула я себя ладонью по лбу. — «Прыжок в ничто»,один в один! Совсем старая стала, скоро собственное имя забуду...
— Так, а ну прекратите немедленно это свое, а то уже я все пересталапонимать! — возмутилась в очередной раз Ясмина.
— Ох, ну хорошо, — вздохнула я, обменявшись улыбками с Микой. —Представьте себе то время. Время неумолимо наступающего нового мира.Время, когда стало понятно — капитализм обречен в любом случае, шестьдесят лет Большого Провала ушли безвозвратно. И представьте себе настроенияэтих людей, впервые получивших возможность посмотреть на себяне как на ходячие денежные мешки, а как на людей из плоти и крови, к которымподбирается плотоядная и кровожадная революция. Что им остаетсяделать в такой ситуации? Бороться до конца, несмотря ни на что? Но конецбудет скорым и ужасным, они слишком хорошо информированы о соотношениисил и состоянии экономики, чтобы позволить себе в этом усомниться.Бежать куда подальше? Но планета наша стала совсем маленькой и тесной, завтра социализм распространится на самые прочные и нерушимые столпы порядка, вроде Эмиратов или Новой Зеландии, последние оазисы изаповедники свободного предпринимательства падут в лучшем случае нанесколько лет позже остального мира. Попытаться приспособиться к новойреальности? Кое-кто так и сделал, но наших героев это не касается, они вседавно уже приговорены, и разговаривать с ними никто не собирается. Убежать на другую планету? Хорошо бы, только технологии не доросли. Ажить хочется, причем по возможности — долго и счастливо. И вот тогда