кровью.
Словом, с чистыми документами и слегка подправленной биографией яи пришла к вам. Втерлась в доверие, обманула, можно сказать. Знаете, много написано о том, как тяжело глубоко законспирированному разведчикупритворяться каждый день, обманывать, воспринимать как врагов тех, рядомс кем приходится жить и работать. Сомневаюсь. Какому-нибудь Зорге,испытывающему омерзение и ненависть к нацистам, мне кажется, обманыватьи притворяться было относительно легко. А мне? Разве вы мне — враги?Для чего же мне тогда вам лгать?
И совсем невыносимо стало, когда я поняла, что люблю Ю и что оналюбит меня. Для нее-то все было очень просто, светло и радостно, а я вдругобнаружила, что за последние лет двадцать ни с кем не была до конца искренней. Ни с Матросом, ни с коллегами на заводе, ни с вами. Можно обэтом на время забыть, рядом с той, кто тебя любит, но ощущение одиночестварано или поздно нагоняет и накрывает с головой. Впрочем, ладно, этомои личные тараканы, я про другое.
Матрос умер полгода назад. Какая-то рядовая ОРВИ, из тех, что сегоднябояться не принято, убила его в четыре дня, а я даже на похороны явитьсяне посмела. Проблема была в том, что связь со стариковским клубом я поддерживала исключительно через него, и за эти месяцы никто не вышел сомной на контакт. Понятия не имею, поумирали они там все, что ли, или вообщевсе это было дурацким розыгрышем. Смысл моего присутствия здесь,кажется, окончательно потерялся. Да и изначально это было весьма тухлойзатеей: стоит мне только попасть в новости с каким-нибудь открытием —наверняка найдутся те, кто хорошо знает мою реальную биографию, а этозначит... черт его знает, что это теперь значит. Реального срока я, положим,и не получу, но все равно будет стыдно и неприятно.
Хотя вряд ли стыднее, чем объясняться с вами.
— М-да, — первым молчание нарушил Мика. — Круто вы пожили. Мнетут, когда я только в «Интерсерч» пришел, рассказывали, какая у нас важнаяработа — тени прошлого тревожить и скелеты из шкафов извлекать. Но мы,кажется, не там копаемся — самое интересное не по бункерам и катакомбампрячется, а у людей в головах...
— И что теперь? — Токо, кажется, окончательно потеряла решимость.
— Дети мои, я меньше всего хочу кому-то из вас причинить вред. Поэтомуто, что происходит сейчас здесь, должно остаться между нами. Еслиэти упыри в своих гробах способны напакостить миру — я уничтожу ихлично. Вот только... Мика, что станет со всеми этими электронными человечками,когда наши трупы подохнут до конца?
— Пока понятия не имею. Скорее всего — они будут стерты попросту,энергию в такой системе надо экономить.
— Токо, я обещаю тебе: если это понадобится — мы придушим предателяс тобой вдвоем, в четыре руки. А если нет? Давай попробуем выяснить.В конце концов, ты была права: это похоже на бомбу, а с бомбами «Интерсерч»должен разбираться самостоятельно, на месте, иначе на кой черт мывообще нужны? Мика, Ю? Вы сможете, не знаю, расковырять эти гробы,взломать, чтобы мы могли воздействовать на происходящее в них?
Пауза.
— Если ты о том же, о чем я подумала, — нужна хотя бы неделя, — ответилаЮ.
— Мне надо сгонять в Ленинград, — сказал Мика. — Есть вариант сделатьпроцесс быстрее и удобнее.
— Да не вопрос, свяжемся с Центром, сообщим, что у нас тут исследованияна сложной местности, — улыбнулась я. — Крымские горы, дети мои,это вам не Памир какой-нибудь, тут все очень сурово. Вы слышали, например, что в этом районе двадцать лет после войны казак из бывших беловскихпластунов скрывался? «Партизанскую войну» вел — водителей и туристовубивал, несколько раз даже в поселок спускался, целые семьи вырезал.Так его и не поймали, пока сам не сдох...
— Что, правда, что ли? — спросила недоверчиво Ясмина.
— Конечно, нет, — вздохнула я. — Я только что выдумала. Просто надопроверить свое умение врать на голубом глазу...
«Бедненькая моя, а ведь я у тебя свинья без малейших признаков эмпатии.Тогда, полгода назад, как у тебя друг умер, вообще ничего не увидела ине заподозрила. Прости пожалуйста, а?» — написала Ю в личку, заставивменя оборваться на полуслове.
— Так, ма, не смей извиняться, — категорично заявила Ясмина. — Ты,между прочим, за нас воевала, кровь проливала, голодала и все такое. Еслиты думаешь, что мы не понимаем, — мы, конечно, ни черта не понимаем,потом что нас тогда еще не было, но мы в курсе, что должны тебе всю оставшуюсяжизнь и всё такое.
Ясмину можно было во многом упрекнуть, но только не в избытке пиетета перед старшим поколением, так что слова ее шли, кажется, от самогосердца. Я хотела было ответить, но тут услышала еще один знакомый звук:Токо отсоединила магазин, уронила его себе под ноги, передернула затвор ис размаху швырнула автомат в стену.
Я облегченно выдохнула. Только сейчас до меня в полной мере началадоходить чудовищность ситуации, абсурдность реакций на нее и дикостьнаших диалогов под прицелом. Я попыталась представить, как бы вели себя здесь представители моего поколения. Неужели мы с ними настолько разные?
Кретины, рассуждающие про неизменность гнилой человеческой природы,даже жаль, что вы до нашего времени не дожили.
Токо тем временем села на прямо пол, обхватила гладко выбритую головуруками и прошептала на пороге слышимости:
— Вы же мне этого теперь никогда не простите...
И тут меня снова, как при первом знакомстве с девочками, осенило. Ясначала подобрала автомат, а уж затем только подошла к Токо, положилаего ей на колени, присела рядом на корточки и строгим голосом выговорила:
— Кто так с оружием обращается? Еще раз — и останешься без обеда.
Тут она обхватила меня за шею, едва не заставив потерять равновесие, ив голос заревела.
Заплакала, разумеется, и я. Да, в общем, в тот момент сухих глаз не осталосьни у кого. Плакала Лу, вставшая на колени и заключившая нас обеихв богатырские объятия. Плакал Мика, подняв очки на лоб и не стесняясь отчаянно тереть глаза. Плакала наверху Ю, размазывая слезы ладошкой потатуировке густого, насыщенного черного цвета (каждый раз, целуя ее лицо,я ожидала ощутить на губах горький вкус туши или чернил). И бегала вокруг нас, размахивая руками, Ясмина, в своей обычной манере выражаяобуревающие ее чувства:
— Так, прекратите реветь! Немедленно! Вы понимаете, что я сейчас тожезаною?! Блин, да перестаньте! Ну, вот, все. Вааааааааааа!
Железнодорожный состав Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича несся через ночь где-то на полпути между Петербургом и Тверью. То есть именно там он должен был находиться по субъективному ощущению Михаила Георгиевича, намотавшего уже не одну тысячуверст по дорогам Великороссии. Во всяком случае, это было первое ощущение, зафиксированное им сквозь полудрему. Вторым стало отсутствиепривычного тепла любимой Sophie под боком. Все еще не до конца проснувшись, цесаревич ощупал левой рукой постель рядом с собой, убедившись, что она также не сохранила тепла верной фаворитки. Это уже внушало тревогу.
Правой рукой цесаревич дотянулся до выключателя и кнопки звонка.Камердинер должен был явиться в течение двадцати секунд, однако установленное время прошло, но даже движения в коридоре не ощущалось.Только теперь, привыкнув к электрическому свету и окончательно придя всебя, наследник заметил то, что случилось с окном. Он никогда не позволялопускать шторку окна вагона на ночь, и теперь вместо куска звездного неба, пересекаемого силуэтами телеграфных столбов, вместо отражений электрического светильника и обстановки вагона видел совершенно черный прямоугольник, вызывающий ассоциации с космической бездной. Позабыв про камердинера, он встал с постели, подошел к непонятному прямоугольнику и вдруг понял, что боится прикоснуться к нему. Вспомнилисьфильмы ужасов из прошлой жизни, вспомнилось, что никакой он нас самомделе не цесаревич, вспомнилось — и пришло вдруг осознание: не простоже так он попал в этот дурацкий фантастический роман, должно быть какое-то логическое объяснение происходящему! И в страхе, что это объяснение сейчас будет дано, севшим голосом Михаил в отчаянии позвал:
— Sophie! Николай! Лаврентий! Да где же вы все?
— Не надрывайтесь, господин Романовский, — девушка в черном платье с волосами цвета воронова крыла и револьвером в правой руке вошла вопочивальню. — Честно говоря, я ожидала от вас большего мужества. Длявас ведь все это — вроде игры, этакий крикет с человеческими головамивместо мячей. Так стоит ли принимать близко к сердцу проигрыш?
— Ты кто еще такая?! Охрана! — завопил цесаревич.
— Аля, ну ты ведь сама такого эффекта добивалась, чего теперь удивляешься? — вслед за девушкой вошла женщина лет сорока пяти, по виду —то ли цыганка, то ли грузинка, в галифе, сапогах, красной косынке и знакомого, слишком хорошо знакомого Романовскому фасона кожаной куртке.
Ну конечно, как он сразу не догадался! Прогрессоры-конкуренты из соседней альтернативки! Краснопузая сволочь из романа на соседней полке!Настоящий враг — не жалкие местные мальчики для битья, а равные повозможностям противники. Значит, рано паниковать — игра продолжается,и не может быть, чтобы удача отвернулась от главного героя.
— И чего же вы хотите, товарищи? — вернувшееся самообладание позволило Михаилу вложить всю возможную издевку и ненависть в последнееслово.
— Кстати, Марьям, а как он сейчас выглядит в реальном мире? — спросила Аля, не обратив внимания на вопрос цесаревича.
— Попробую показать, — Марьям щелкнула пальцами, девушка в черном платье удивленно моргнула, затем скривилась от омерзения: