Пратчетте и многих других авторах. Однако качество литературы — неединственный фактор, который влияет на её успех. Книги Хардинг труднодаже описать, не говоря уже о том, чтобы втиснуть их в узкие рамки маркетинговыхкатегорий, поэтому ей бывает трудно найти путь к своему читателю.С другой стороны, её произведения были не однажды отмечены литературнымипремиями, поэтому надежда на то, что рано или поздно к Хардингпридёт успех, остаётся. Будем же надеяться, что это случится скорее рано,чем поздно, и пожелаем ей долгой и успешной карьеры.
Евгений Кондаков«Эхопраксия» Питера Уоттса
Питер Уоттс. Эхопраксия (роман, перевод Н. Кудрявцева). М.: АСТ,2015 г.
Этот роман оказался тяжелым чтением, по крайней мере сравнительносо своим предшественником — «Ложной слепотой» (разбор этого произведения см. в нашем альманахе № 2, стр. 71). Та была как-то интересней и более гладко написана; здесь же такое впечатление, чтоэпизоды связаны не столько логикой, сколько бредом. Не облегчают пониманиеи обильные псевдо-неологизмы для обозначения реалий фантастического будущего (что присутствовало и ранее). Впрочем, не берусь судить,насколько во всем этом велик вклад переводчика, а не автора.
Но главное, что нас здесь интересует, присутствует в полном объеме.Это — слепок коллективного сознательного и бессознательного современного буржуазного общества, причем в изложении его интеллектуальнойэлиты. Текст является до некоторой степени продуктом коллективноготворчества — таков уж метод работы автора, как он сам описывает в послесловии:оживленные и горячие обсуждения в близкой автору среде ученых-позитивистов. Отсюда понятно происхождение многочисленных новых ипарадоксальных естественнонаучных фактов, которыми полны страницыобеих книг и из которых выводятся столь далеко идущие прямо-таки философскиеследствия.
Например, посмотрим на сами заглавия. «Ложная слепота» о том, чтонас обманывают собственные чувства, а «Эхопраксия» (эхопраксия — подражательный автоматизм) — о том, что могут обмануть (использовать насво вред нашим собственным интересам) и социальные коммуникации, принимающиеформу некоего патологического сбоя. Вообще, рассматривая обаромана вместе, можно заметить, что в «Ложной слепоте» автор рассуждает сточки зрения субъективного идеалиста, пределом для которого является солипсизм,а в «Эхопраксии» исследует уже объективный идеализм, доходя до волюнтаризма. Под волюнтаризмом я здесь понимаю признание существованиянекоей (скорее всего, божественной) мировой воли, определяющей (вкрайних проявлениях волюнтаризма — вплоть до каждого мгновения) течение всех процессов во Вселенной. Этим отрицается возможность познанияобъективных законов движения материального мира, в частности, что особенноблизко автору, — законов общественного развития.
Надо заметить, что автор — продукт нашей современной эпохи, эпохиманипулятивных СМИ, политиков-марионеток, НЛП и т.п. Поэтому и мироваяволя у него распадается на иерархию воль разного уровня по возможностямманипулирования нижележащими, по, так сказать, продвинутости ипрокачанности.
На самом нижнем уровне находится «маленький человек», натурал (такназываемый «исходник») без сильных искусственных улучшений. Таковглавный герой, ставший ко времени повествования уже анахронизмом.
Выше идут «синтеты» и пр., наделенные значительными когнитивнымиулучшениями. К натуралам они относятся как к тараканам, оговариваясь,что уважают их за простоту и живучесть устройства.
Еще выше вампиры, воссозданный из небытия за свои превосходные качества(несмотря на огромную их опасность) вид сапиенсов.
С ними конкурируют «монахи-двухпалатники», способные соединять всеть свои мыслительные способности. Слабые разумом натуралы не способныне только постичь Истину, но и понять постигших ее монахов.
— Дело не в том, что у них нет ответов, — ответил Мур, помедлив.— А в том, что мы, по большей части, не можем их понять. Можно,конечно, прибегнуть к аналогиям. Запихнуть трансгуманистическиеозарения в крошечные формочки человеческих представлений. Но тогдаполучишь, в основном, кровоточащие метафоры с переломаннымикостями.
Где-то далеко находится Бог (которого и пытаются познать монахи), источникчудес, т.е. нарушений физических законов во Вселенной. Сама Вселенная,возможно, виртуальна.
Числа не просто описывали реальность: они и были реальностью,дискретными ступенчатыми функциями, которые, идя по длине Планка,сглаживались до иллюзии материи. Тараканы все еще ссорились поповоду деталей, хотя те, скорее всего, давно прояснили их не по годамразвитые дети. Вот только отписать родителям забыли: что такое Вселенная — голограмма или симуляция? А ее граница? Программа иливсего лишь интерфейс? И если последний вариант правильный, то ктосидел с другой стороны и наблюдал за работой реальности?
Нарушения физических законов понимаются по-компьютерному, каксбои в работе квантовой операционной системы, соответственно Бог понимается как потенциально опасный вирус. Сразу же ставится задача зачиститьВселенную от Бога, тем более, что скоро оказывается, что тот настойчивопытается взломать техно-, психо- и вообще (как сказали бы некоторые)«ноосферу» человечества.
— Никто себя не контролирует, Дэниэл. Неужели ты думаешь, что утебя в голове нет зомби-переключателя? Неужели ты думаешь, его нету остальных? Мы все — лишь наблюдатели. Это пришествие Господа— вот что это такое. Бог уже в пути. Здесь всем заправляют АнгелыАстероидов…
Снова ангелы. Божественные манипуляторы с дистанционнымуправлением, могущественные создания без души и воли. МарионеткиГоспода Бога.
Джим Мур превращался в одного из них прямо на глазах.
На фоне клонящегося к гибели человечества двухпалатники организуютэкспедицию, собранную из лучших сил всех видов и разновидностей человечества, к месту уязвимости Солнечной системы, возникшему в связи спредыдущей экспедицией из «Ложной слепоты». Организуют в порядке манипуляции— некий рок с необоримой силой как бы стаскивает всех к местуи моменту старта. Главный герой и вовсе почти до конца романа воспринимаетсвое участие как случайность.
Во время экспедиции все участники «на взводе», подозревают везде манипуляции,отчаянно борются с манипуляциями друг друга, гибнут, убиваюти подставляют друг друга. В итоге уже после возвращения на Землю выживаюттолько «простейшие». Главный герой при этом оказывается носителемненароком подхваченного вируса бога в своем сознании, т.е. пророком.В пустыне ему предстоит испытать соответствующее искушение. Но нашгерой, несмотря на очевидные аналогии с известным сюжетом, оказываетсяна высоте и убивает себя вместе с вирусом, прерывая цепь манипуляций.
Таким образом, автор, несмотря на заявленные ранее позиции, всё женаследует гуманистическую традицию мировой литературы — его герой, обычный маленький человек, утверждает свое достоинство и выходит победителем.
Следует заметить, что автор трактует своего бога сугубо натуралистически,как некую внешнюю могущественную силу. Такая трактовка не позволяетотличить бога от любого могущественного инопланетянина, что сам жеавтор и вскрывает в одном из диалогов. Кроме того, такой бог неотличим отдьявола, что, впрочем, не принципиально. Как говорят некоторые теологи,дьявол — это то в боге, что нам непонятно.
Автор предельно далек от того понимания, что бог является феноменомобщественного сознания, иллюзорной и фантастической формой, в которойобщество осознает само себя, свое единство и соединенную силу.
Продолжая исследовать основы представленного в романах мировоззрения,можно заметить следующее. Если для нас сущность человека не индивидуальна,то для автора она именно что индивидуальна. Для нас сущностьчеловека определяется сетью его общественных отношений, но при этом онявляется индивидом со свободой воли. Сила и свобода каждого определяютсясилой и свободой всего общества, и в свою очередь определяют их. Т.е.,чем более свободно и всесторонне развиты собственные силы каждого, темболее богато и свободно всё общество.
У автора индивид противостоит всем и конкурирует со всеми. Его сила— это только его особые способности, отсюда их безмерная накачка всеми(в т.ч. непроверенными и потенциально опасными) способами. Чего-то достичь можно или крайним индивидуализмом (тут чемпионы — вампиры),или полной потерей индивидуальности в рое, как двухпалатники. Но в любом случае индивид теряет свободу воли — или отказывается от нее, илиоказывается игрушкой внешних сил. Диалектика индивидуального и коллективногодля автора недоступна, но он честен и заменяет ее таким вот парадоксом— индивидуализм оборачивается потерей индивидуальной свободы.
Чтение этого произведения натолкнуло и на дальнейшие философскиеразмышления. Например, по Гоббсу, люди равны, поскольку могут убитьдруг друга. И, можно добавить, настолько равны, насколько в этом успешны.Герои фантастики определенного рода, в том числе и у Уоттса, словнопостоянно практикуются в утверждении этой философии. При этом никакихоснований подобная философия в реалиях современной американской жизнивроде бы не может найти. Или может?
В книге присутствует еще один расхожий мотив: если корабль достаточнодалеко оторвался от Земли и возвращение становится проблематичным,то продолжают ли еще действовать земные законы? Действует ли еще запретна то же убийство? Здесь у меня как читателя опять же возникает вопрособ источниках этой навязчивой идеи: вроде бы сама историческая американская практика, жизнь на постепенно продвигающемся фронтире, назападной границе, где государство с его законами отсутствовало, разве она,эта практика, не давала пример разрешения проблемы самоорганизации и, в