коммуну космополитов и педерастов, да здравствует Наш Русский Православный СССР!». А ведь были не только безобидные сумасшедшие: настороне Новой Империи против нас сражались отряды под красным флагом— только первый год, правда, потом их вырезали свои же. Но эти уже принадлежатистории, а азанийский режим с его недавно только ликвидированными концлагерями для ВИЧ-инфицированных, налогами для этническихменьшинств и административным прикреплением городских рабочих к заводами фабрикам — наличный факт, и что с этим фактом делать — решаютуже четверть века.
В одной только Москве сосредоточены десятки тысяч эмигрантов изАзании. Некоторые из них — политические, считающие себя настоящимикоммунистами, в отличие от. Тем не менее, единственная действенная программа,в которой они сходятся, когда прекращают хоть на миг сектантскуюгрызню, — это гениальная идея стукнуть ненавистного диктатора атомнойбомбой по темечку и ввести международное внешнее управление страной.Каким образом предлагается убедить без малого восемьсот миллионов человекв благотворности этого пути — никто толком не понимает, кажется. Поэтой же причине никто не соглашается и на полноценную блокаду, бьющуювсегда по простым трудящимся.
— Впрочем, с самим стариком войнушки, возможно, удастся избежать.Зато когда он, наконец, ласты склеит — тогда и начнется самое интересное.Там ведь строится обычный капитализм, только под вывеской «национальнойдемократии». Новые элиты станут рвать страну на следующий же день,и тут без вмешательства не обойтись, надо будет вводить миллионный контингент,чтобы предотвратить новую резню. А кто у нас готов к такому повороту событий? Коммуны к этому готовы? Партия готова? А молодежь,которой на себя придется брать основную тяжесть войны, молодежь готова?
Я молчала, поскольку пока не услышала ничего, выходящего за рамкистандартного алармизма. Тухловатая наживка, признаться.
— Но еще интереснее получится, если им там удастся сохранить преемственностьвласти и единство страны. Потому что капитализм — это империализм. А империализм — это расширение влияния, расширение рынковсбыта, подчинение более слабых соседей. И тоже война, что характерно. Ихармия — это не только красивая форма и парады. У них на сегодня лучшие вмире сухопутные войска. Пока мы занимались экспериментами со всеобщимвооружением, азанийцы создавали кастовую профессиональную военнуюверхушку. Пока наши дети брезгуют оружием, они в школах учат, чтовласть во всем мире должна принадлежать черным...
— Знаешь, я это слышала еще до революции от нашего учителя истории.Ну, про черных, которые хотят поработить Европу и Россию. Когда я пыталасьпротестовать, меня выставляли за дверь, а вслед он говорил нечто типа«знает кошка, чье мясо съела». У тебя как-то очень похоже получается...
— Расскажи это Найджелу Осипову, которого я из-под завала в Острогожскедостал, — Матрос даже побелел от злости. — Который меня братомдва года называл. Который у меня на руках умер. Расскажи, какой я расист иксенофоб.
— Я не о том...
— Не шути с такими вещами, Оса, — кажется, впервые в нашу сторонустали смотреть удивленно с соседних столиков. — Я ведь могу не поглядеть,что ты слабее.
Вышло, конечно, некрасиво, даже гаденько, если честно, но теперь я, покрайней мере, точно знала, что передо мной — старый добрый Матрос, а неперековавшееся и переродившееся нечто в телесной оболочке лучшего друга.Значит, во всем, чем он станет лечить меня дальше, он по крайней мересубъективно уверен.
— Ладно, хватит ходить вокруг да около, давай выкладывай, с чем пришел,а то мы правда друг другу глаза вилками повыкалываем. Хочешь, чтобыя поехала в Азанию и убила всех плохих парней?
— Вот не знаю, есть ли смысл с тобой разговаривать дальше, — он ещене отошел, хотя и очень старался. — Тем более, что я к тебе пришел сугубопо своей инициативе.
— А у тебя есть кто-то, кто тебе может приказывать?
— Приказывать — это вряд ли, — улыбнулся Матрос, и улыбка его мнене очень-то понравилась. — Есть нечто вроде клуба по интересам. Старыеотставники, не только из КОРДа, из разных ведомств, собираются по очередиу кого-нибудь на квартире пару раз в неделю. Обсуждают политику правительства,международное положение, итоги и перспективы, в общем, всетакое. Ищут опасности, которые сложно заметить замыленным глазом государственных людей. Иногда — составляют докладные записки с советамикосмического масштаба для правительства Коммун. Ничего противозаконного,все в рамках рабочей демократии. Просто, ну ты сама понимаешь, какк нам относится общество, так что делается все в основном негласно. Аумищи у нас такие — о-го-го! Уж на что я люблю поумничать, но там в основномпочтительно молчу да чаи завариваю. Неудивительно — я среди нихчуть ли не самый молодой, получается.
— «Старики-разбойники», в общем.
— Что? — не понял Матрос. — Ну да ладно, если вкратце, умные люди,нам не чета, пришли к выводу, что кризис человечества, настоящий, с рискомполнейшей его деградации и одичания, похлеще последнего БольшогоПровала, — он еще впереди. И Азания тут — не первая и даже не втораяопасность, на самом деле. Да в общем, откуда ждать самой большой пакости— пока не очень понятно. Ты слышала про бойню в Памире, неделю назад?Не надо вылезать в Сеть, с разгону ты все равно до сути не доберешься. Таквот, девять человек, родом из Латинской Америки, занимались своего родаэкстремальным туризмом: изучали брошенные военные объекты, ракетныешахты, бункеры, да много чего, вплоть до заброшенных и не снесенных доконца небоскребов в Нью-Дели и Джакарте. И не только они: это полноценная международная субкультура, что-то вроде старого доброго индустриальноготуризма, только с упором именно на исследование последней войныи ее следов. И вот эти ребята поднялись в горы, чтобы найти то ли заброшенныйсхрон, то ли полноценный лагерь исламистов, однако нарвались наместную мафию, выпустившую на них киберзомби.
— Хрена ж себе, — тут я, конечно, сразу вызвала на линзу поисковик,чтобы разобраться в том, как подобная новость прошла мимо меня.
— Ребята погибли, все до одного, практически в прямом эфире — у нихбыла связь со своими людьми на равнине. Сейчас там, на Среднем Востоке,идет масштабное перетряхивание большого начальства, и уж если кого-тозаподозрят в таких художествах — головы оторвут наверняка. Но нас больше всего заинтересовали не убийцы, а жертвы. Все они — молодежь, родившаясяи выросшая в новом мире, все — из относительно развитых странСодружества. Что они ищут в руинах военных лет — это очень интересно,но еще интереснее — что они могут оттуда выкопать. Начиная с неизвестных науке боевых отравляющих веществ и заканчивая государственнымисекретами, которые и сегодня могут причинить кое-кому неудобства. Таквот, некоторые наши бюрократы после этого инцидента потребовали запретитьтакой туризм, а представители объединения «InterSearch» (так себя этитуристы называют, если что) пригрозили перейти на нелегальное положение.Словом, сошлись на том, что запрещать никто ничего не будет, но перейдут эти поисковики под покровительство Соцсодружества. Самое главное, что изменится, — каждой группе придадут ответственных за безопасность, вооружат всех легким стрелковым, раздадут средства индивидуальнойзащиты, разработают единые стандарты для исследований на объектах.У ребят уже есть уникальный опыт, который грех не использовать, а разбираться с подарками прошлого рано или поздно все равно надо. Так вот,группы наших туристов привяжут к определенным территориям, устроят наних нормальные базы материального обеспечения, за государственный счет.Тем, кто будет работать по территории бывшей России, инструкторов придадут, понятное дело, из Коммун. Инструктора должны, с одной стороны,подходить по определенным критериям здоровья, с другой — очень желательно, чтобы они имели боевой опыт. И тут есть определенные затруднения.Сама понимаешь, почти всем ветеранам нашим — хорошо за пятьдесят,а большинству и того больше...
— Ага, понятно. А с чего ты, спрашивается, взял, что я вот так радостноброшу всё и побегу играть в сталкеров и нянчиться с растленной молодежьюради душевного спокойствия старых алармистов?
— Ты три раза в неделю занимаешься в тире. Зачем? — Матрос смотрелмне прямо в глаза.
— В смысле — зачем? Для себя, — он застал меня врасплох. Ну ясноедело, такие встречи без предварительной подготовки не проводятся.
— Ну кого ты обманываешь, а? Наше поколение ничего не умеет делать«для себя». Молодые — умеют, а вот мы — нет. Доказано двумя тысячамилично мне известных примеров.
— Наше поколение? Ты меня на пятнадцать лет старше, дядечка!
— Когда ваш профорг узнал о твоих успехах в стрельбе, он предложилтебе выступать от завода на городских соревнованиях. Что ты ему ответила,помнишь?
— Ты, наверное, сам это должен знать, — я потихоньку начинала закипать.
— Я не знаю. Знаю только, что он до сих пор с тобой не здоровается. Недля себя, не для людей — для кого ты дырявишь мишени, Оса? Не знаешь?Зато я знаю: ты до сих пор ждешь приказа. Ждешь кого-то, кто подорветтебя с твоего топчана в бытовке и бросит в бой. Я сам такой, только я уже —старая развалина. Но и ты лет через десять мало на что будешь способна.
Одним залпом Матрос выдул стакан компота, глаза тут же заблестели,как будто стопку тяпнул.
— Ты помнишь это ощущение, Марьям? Ощущение из сорок восьмого?Мы голодали, мерзли, погибали — но никогда еще нам не было так весело.Казалось — можно дойти до края земного шара, взобраться на небо и перевернутьвесь мир. И — никаких компромиссов, никаких остановок на полпути! Это надо вернуть молодым — этот огонь, этот энтузиазм. Тогда длянас вообще не будет ничего страшного — ни в прошлом, ни в будущем.
Я смотрела