— Штаб-ротмистр Талызин-второй, — учтиво наклоняя голову, отрекомендовался незнакомый офицер.
Небольсин заметил мгновенный, очень внимательный и сдержанный взгляд Талызина.
— Очень рад, — усаживаясь возле Киприевского, сказал Небольсин, и беседа за кофе, нарушенная его появлением, ожила снова.
Штаб-ротмистр был очень корректен, немногословен, но все, что он иногда говорил, было вовремя и к месту.
«Да… по-видимому, один из секундантов Голицына», — решил Небольсин и, отказавшись от второй чашки, предложил мужчинам пойти к нему.
— Оставайтесь, господа, здесь. Нам нужно поехать с визитами…
— И одновременно посетить Гостиный двор и магазин Нольде, — смеясь, перебила старшую сестру Надин.
— И к Нольде, и даже, если успеем, заглянем к мадам Ришар, — спокойно подтвердила Ольга Сергеевна.
Дамы ушли. Офицеры молча курили, ожидая, что гость начнет разговор, но штаб-ротмистр заговорил о замечательной кровной кобыле, которую неделю назад привезли из Англии князю Юсупову. И только, когда дамы вошли в дом, он, чуть перегнувшись через стол, негромко сдержанно сказал:
— Как вы, конечно, догадались, штабс-капитан, я посетил ваших друзей и ваш дом по поручению его сиятельства князя Голицына.
Талызин смотрел в упор на Небольсина, и лицо его, за минуту до этого светски-корректное, стало холодным и официальным.
— Князь Голицын вызывает вас на картель. Ваши секунданты уже уведомлены мною и корнетом Мещерским о месте и часе дуэли. — Он выжидательно помолчал.
— Я готов. Где и когда? — с любопытством разглядывая строго-официальное лицо штаб-ротмистра, спросил Небольсин.
— Завтра, в начале восьмого часа поутру. Место поединка — лесная полянка возле чухонской мызы у дороги на Озерки. Условия… — штаб-ротмистр поднял на Небольсина серые, холодные глаза, — шестнадцать шагов, на пистолетах, сходиться к барьеру посреди, огонь открывать после команды «сходись», пистолеты Лепажа, по выстрелу.
Небольсин кивнул.
— На случай непредвиденного переноса дуэли, вроде вызова князя Голицына в Царское Село, внезапной болезни или чего-либо неожиданного, дуэль состоится на следующий день там же, — учтиво и обстоятельно продолжал Талызин.
— Нет. Дуэль состоится завтра. Послезавтра я должен выехать в Москву, — так же учтиво ответил Небольсин.
Киприевский и Соковнин переглянулись, едва сдерживая улыбки. Им понравился уверенный и спокойный ответ друга.
— Прошу извинить, но, если даже дуэль окончится успешно для вас, выехать вам не удастся. По законам Российской империи, установленным и утвержденным государем императором, офицеры, вышедшие на картель, как и их секунданты, подлежат арестованию на гауптвахте и последующему преданию суду, — поднимаясь с места, объяснил Талызин. — Итак, господа, до завтра. Честь имею. — Щелкнув шпорами, он отвесил почтительный и вместе с тем сдержанный поклон.
Небольсин проводил его до калитки.
— Прошу вас, господин штабс-капитан, извиниться перед очаровательной хозяйкой и вашей кузиной за невозможность проститься лично. Найдите предлог объяснить им мое неожиданное появление и такой же внезапный отъезд.
— Будьте спокойны. Я скажу дамам, что вы приглашали меня на воскресные царскосельские скачки.
И оба офицера, учтиво поклонившись, разошлись.
День до поединка соперники провели по-разному. Голицын, запершись с графом Голенищевым, детально обсудил предстоящий поединок.
— Будь точен. Цель ему в лоб, а затем стреляй. Полусогни в локте руку, воображай, что на учебной стрельбе по мишеням, — учил его старый бретер, гусарский полковник Голенищев, раз пятнадцать стрелявшийся по чужим и своим делам на дуэлях. — Главное, помни, он тоже стоит под дулом. Ну, а что такое быть зайцем под прицелом, понимаешь сам. Будь спокоен, пусть волнуется твой враг. Поднимай пистолет сразу, наводи медленно, не сбивайся с шага. Слушай голос распорядителя дуэли. Считай в уме, при счете «три» — медленно нажимай курок. Эти пистолеты имеют разные свойства. У одних курок хоть и смазан, а тугой. Его надо знать… У других чуть коснешься пальцем — уже «паф» — и мимо. Так ты проверь замок. При спуске не дергай сильно. А главное, верь, что не ты, а твой противник свалится на землю.
— Да, я спокоен… не могу только дождаться минуты, когда всажу в него пулю, — с невыразимой ненавистью произнес Голицын.
— А ты не злись. Это тоже мешает дуэли. Бей хоть в сердце, но спокойно, с умом, с рассудком.
Приехал штаб-ротмистр Талызин, коротко и точно рассказал о встрече с Небольсиным.
— Как он принял вызов? — поинтересовался Голицын.
— Даже не моргнул глазом. Словно его пригласили на чашку кофе или предложили прогулку на острова.
— Храбрится или не понял твоего визита…
— Понял. Он — Георгиевский кавалер. Видно, храбрый и дельный офицер, — ответил Талызин.
— О-о, это хорошо! Крестик-то белый над сердцем висит. Вот тебе, князь, и мишень, на которую целься. Да свой Владимир сними, он тоже подвести может, — со знанием дела советовал Голенищев.
— Я ему в голову стрелять буду… только в голову, — с холодной злобой сказал Голицын.
Талызину стало неприятно и от советов старого бретера, и от упрямо-тупого ответа князя.
— Вы тут не дуэль, а убийство затеяли, — поморщился он.
— А дуэль и есть убийство. Что они, в бирюльки играть собираются, что ли? — с неодобрением ответил Голенищев. — Кто ловчей, кто быстрей, кто спокойней, тот и будет жить.
В полдень Голицын пообедал в Офицерском собрании конногвардейского общества, сыграл две партии в французский карамболь на бильярде и, почти успокоенный, часам к одиннадцати ночи вернулся домой.
Княгиня, красивая, с чуть полнеющей фигурой тридцатилетняя женщина, привыкшая к непонятным ей и порою вовсе не объяснимым причудам супруга, не обратила внимания на то, что князь пошел в домовую церковку, откуда долго не выходил.
«Очередная блажь. Не хватает еще появления грязных монахов из какой-нибудь пустыни», — подумала она.
В начале первого часа Голицын прошел на свою половину и что-то писал за столом, аккуратно складывая исписанные листки.
Прохор, подглядывавший в скважину за князем, молча и горестно качал головой.
Небольсин в этот вечер рано возвратился домой, помня, что наутро у него дуэль.
— Стреляться будете? — осведомился Сеня, с любопытством оглядывая своего хозяина.
— Откуда взял?
— У-у, откуда! Сам слышал, как вы с господами секундантами по-французски говорили: «Озерки, дуэлия!» — с радостным возбуждением подмигивая Небольсину, выкрикнул Сенька. — Уж вы ему, толстому борову, в пузо цельте… Пусть помучается за ваше горе, за Нюшину смерть! — неожиданно серьезно закончил он.
— А вдруг не я его, а он?
— Никогда… ни в жисть! Бог не допустит такого злодейства… Вы его, Александр Николаевич, это уж как пить дать, — уверенно закончил Сеня.
За легким ужином кузины много говорили об актрисе Семеновой, очаровавшей Петербург.
— Кстати, зачем приезжал этот симпатичный штаб-ротмистр? — поинтересовалась Надин.
— Он очень понравился твоей сестре, — продолжая говорить о Семеновой, вставила Ольга Сергеевна.
— Не очень, но весьма мил… Он так не похож на твоих шалопаев Соковнина и Киприевского, — подтвердила Надин.
— Свататься приезжал. Испрашивал у меня разрешения просить твоей руки, — очень серьезно ответил Небольсин.
Так за столом просидел он до полуночи, после чего лег спать.
— Утром разбуди меня в семь часов да никому не говори о дуэли. Поедем в Озерки, — сказал он Сене.
— И я с вами?.. Голубчик, Александр Николаевич, а я хотел просить вас об этом, — сияя от оказанного ему доверия, зашептал Сеня.
— Да ведь, Сеня, вместе мы были с тобой на Кавказе, вместе были в Тифлисе, вместе будем и на поминках по Нюше…
— Дай-то господь отомстить за ее чистую душеньку, — истово перекрестился Сеня.
Утро было ясное и до того солнечное, что Небольсин даже прищурился от обилия света, когда, разбуженный Сеней, глянул в окно.
Сквозь тюлевые занавеси виднелся сад с его могучими фруктовыми деревьями. Через раскрытые настежь окна вливался густой, пряный запах наливающихся яблок. От клумб, разбросанных под окнами дома Корвин-Козловских, шел медвяный, острый аромат цветов.
— Духмяной воздух… В такое утро не стреляться, Александр Николаич, а на речку идти надо, — сказал Сеня, но смолк, видя, как Небольсин предупреждающе поднял палец. — Никто не слышит. Барыньки, кузыны ваши, спят, а генерал уже с час как на прогулку отправились.
Небольсин быстро оделся. Было около семи.
— Чай готов. Выпейте на дорогу и для верности стаканчик…
— Для верности, Сеня, дай небольшой бокал хереса и одну галету, — попросил Небольсин.
Он едва успел съесть галету, как в комнату вошли Соковнин и Киприевский.
— Раз есть аппетит, значит, состояние духа прекрасное, — резюмировал Киприевский. Он налил себе большой фужер хереса и со словами: «За погибель врагов» — залпом осушил его.
Потом они, сопровождаемые Сенькой, сошли к ожидавшему их у ворот экипажу. В нем сидел худой господин. Соковнин представил его:
— Наш полковой лекарь, Устин Фаддеевич Кокорев. Не дурак выпить, а еще лучше лечит раненых и больных.
Кокорев махнул рукой.
— Вечно шутите, Алексей Алексеич, а вот коли вправду придется лечить раненого, мне ведь не поздоровится.
Соковнин небрежно отмахнулся.
— Врач на дуэли все равно как священник на исповеди. Вот без вас было бы нечеловеколюбиво стрелять друг в друга. А вам ваша профессия только одним и дает право быть безнаказанно на дуэлях.
— Это вы так рассуждаете, а вот как посмотрят на это комендант города и наш командир полка? — угрюмо проворчал врач.
Экипаж уже ехал по шумному Невскому.
Булочники открывали свои заведения. Бабы спешили на базар. Будочники сонно отдавали честь проезжавшим офицерам. Молодые девицы, возвращавшиеся на покой после ночных прогулок и похождений, нагло подмигивали молодым офицерам, бросая какие-то непотребные шутки.