И Стенбок, и Волженский, и Куракин одновременно щелкнули каблуками, поздравляя Небольсина.
— «По высочайшему именному повелению штабс-капитан Небольсин Александр Николаевич, откомандированный после выздоровления от ран, полученных в бою с персиянами, на Кавказ для продолжения службы, производится вне очереди в капитаны, о чем надлежит уведомить штаб действующего на Кавказе Отдельного корпуса.
11-го июля 1830 г.
Санкт-Петербург», —
сочно, с видимым удовольствием прочитал Пулло.
— Милости государя императора сыплются на вас, как из рога изобилия, — сказал князь Куракин.
— А теперь по кавказскому обычаю омоем кахетинским и шампанским ваше производство, капитан, — предложил Пулло.
Было видно, что Георгиевский крест, алмазный перстень и производство вне очереди в чин возвысили Небольсина в глазах Пулло и офицеров.
А так как присутствующие были людьми светскими, не раз побывавшими и в Петербурге и в Москве, то разговор поддерживался сравнительно легко. Говорили об итальянской опере, которую князь Куракин превозносил сверх меры, и о французском театре, недавно игравшем для императора забавный водевиль «Лионская волшебница». Потом вспоминали гостеприимство и хлебосольство московских бар, народные гулянья, кулачные бои на Москве-реке. Пулло оказался большим любителем этого вида развлечений, со смехом и подробностями рассказывал о том, как был свидетелем грандиозного боя за Калужской заставой.
— Поверите ли, не меньше четырех сотен кулачных бойцов сшиблись на этом месте, стена на стену, да народ все крепкий, косая сажень в плечах, кулаки, как гири, молотили друг друга без устали. Одни валятся, другие на их место бегут. Купцы их подзадоривают, то и дело косушки да серебро посылают. Знатный был бой, — восхищенно закончил полковник.
— По старому кавказскому обычаю, капитан, хорошее знакомство надо полить доброй чаркой вина, — напомнил Волженский.
Офицеры улыбнулись.
— Я думаю, вы давно не пивали кавказского чихиря, родительской кизлярки, как называют ее казаки, — продолжал он, обращаясь к Небольсину.
— Представьте, месяц назад, в Москве, — улыбнулся Небольсин.
— В Мос-кве? — удивился Стенбок. — Разве и туда дошло наше доброе гребенское вино?
— У Алексея Петровича. Заезжал к нему прощаться перед дальней дорогой. Ну, а у него и чихиря, и кахетинского, и даже чачи предостаточно.
— Не забывают старика кавказцы, — сказал Пулло. — Вот уже четвертый год, как нет его с нами, а помнят…
Куракин и Стенбок промолчали. Они были здесь людьми новыми, ни любви, ни злобы к Ермолову не питавшими.
Солдат внес пузатый глиняный кувшин, пять стаканов, шемаю, тарань, икру и ноздреватый пшеничный хлеб.
— Ну-с, с первым знакомством, — разлив по стаканам вино, чокаясь с Небольсиным, произнес Пулло.
Было видно, что офицер, пользовавшийся благосклонностью царя, лично знакомый Паскевичу и одновременно близкий с Ермоловым, внушал ему уважение. Пулло с предупредительной улыбкой напомнил ему:
— А помните Дады-Юрт и резню в этом ауле? Я и до и после этого бывал в жарких делах, но такого кровопролития и жестокости не встречал.
— Кровопролитие было с обеих сторон, дрались крепко, но жестокость, — Небольсин посмотрел на полковника, — была с нашей. Ведь аул можно было и не уничтожать. Чеченцы сразу же хотели кончить миром, выдать аманатов.
Пулло почесал лоб и развел руками.
— Дело давнее, да и Алексей Петрович твердо решил наказать их за шалости и бесчинство.
Стенбок и князь Куракин, даже и не слышавшие об этом походе, молчали.
— Генерал посылает вас в наш отряд для несения службы. Назначение предоставлено мне. Я хотел бы оставить вас при отряде. Как вы думаете об этом?
— Куда назначите, господин полковник, кроме… — Небольсин запнулся, — кроме крепости Внезапной. У меня с ней связаны кое-какие тяжелые воспоминания, и я не хотел бы находиться…
— Будьте спокойны, вы останетесь здесь, тем более что Внезапная, этот участок Дагестана подчинен генералу Коханову. Хотите в строй или в штаб?.. Это, однако, пусть решает его превосходительство генерал Эммануэль, которому подчинены и я и вся Гребенская линия с ее дистанцией и кордонами. Господа, допьем вино и отправимся к генералу. Он будет рад познакомиться с вами, капитан, — сказал Пулло, вновь наполняя стаканы чихирем.
— Вы, господин капитан, — Любезно встретил Небольсина генерал, — будете находиться в нашем отрядном резерве несколько дней. Как только мы вернемся с военной прогулки, вы получите назначение при штабе дистанции.
Генерал Эммануэль говорил, четко произнося слова. Эта старательная манера звучно и точно выговаривать каждый звук и заметный немецкий акцент подчеркивали его нерусское происхождение.
«Однако его превосходительство явно благоволит ко мне, почитая за государева любимчика», — подумал Небольсин, вглядываясь в холеное лицо, жирные подусники и бледно-голубые глаза сверхлюбезного начальника отряда.
— А может, вам, Александр Николаевич, — переходя на товарищеский тон, продолжал Эммануэль, — может быть, вы хотите, по старой памяти, побывать в походе, понюхать пороха и порубиться с чеченскими джигитами?
— Охотно, ваше превосходительство. Я так давно не был в строю.
— Вот и отлично. Куда б мы могли направить капитана? — вопросительно глядя на Стенбок-Фермора, осведомился Эммануэль.
Пулло, сидевший рядом с ним, подсказал:
— Я думаю, капитану Небольсину было бы интересно завтра отправиться с отрядом майора Лунева на наш левый фланг, там начнется рубка просек к чеченским аулам. Появление наших рот и казачьих сотен привлечет внимание чеченских толп к аулу Гурканай. — Пулло указал пальцем на карту. — Они попытаются помешать нашему отряду двинуться в лес. Мы разобьем их, займем аул, а от него начнем прокладывать через лес просеку. Кроме всего, отряд майора Лунева, в котором будет эти дни находиться капитан, — он любезно улыбнулся Небольсину, — станет левофланговой охраной нашего основного удара на чеченский аул.
— Прекрасно. Вот маленькая экспедиция, которая напомнит вам, Александр Николаевич, походы двадцать шестого и двадцать седьмого годов, — сказал молчавший все это время Фермор.
— В случае нашей задержки или сильного сопротивления мюридов ваш отряд поможет с левого фланга основному, но, — Пулло засмеялся, — неудачи быть не может. Все продумано до мелочей. Силы в Чечню идут большие, войска испытанные, а командовать ими будет, — он почтительно склонил голову, — его превосходительство генерал Эммануэль.
Все заулыбались, глядя на генерала.
— Готт… мит… унс… — неожиданно сказал Эммануэль и тут же перевел: — С нами бог.
Только казачий полковник Волженский недоуменно поднял брови и уставился на Эммануэля.
— Когда мне присоединиться к отряду майора Лунева и в какой роли я буду там? — спросил Небольсин.
— Сегодня мы уведомим о вас майора. Вы будете, так сказать, военным консультантом и инспектирующим офицером штаба, — пояснил генерал.
— Именно. Инспектирующим лицом со всеми нужными для этого полномочиями, — подтвердил Пулло. — Майор — старый солдат. Он совершил не менее двадцати походов в горы, и вы быстро сдружитесь с ним.
«Отсылаюсь за ненадобностью, пока подыщут место», — понял Небольсин. Но ему так хотелось быть с солдатами, что он коротко сказал:
— Слушаюсь.
Командир батальона майор Лунев, человек приземистый, плотный, с обветренным лицом, встретил капитана настороженно, и только Георгиевский крест да Владимир с бантом, висевшие на груди Небольсина, несколько расположили его к беседе. Узнав, что Небольсин был ранен в бою под Елисаветполем, майор окончательно проникся уважением к нему.
— А я ведь, грешным делом, решил, что вы петербургский фазан-чистоплюй, нас, армейских, ни в грош не ставящий. А вы свой, кавказец. — И уж совсем по-приятельски предложил: — За Алексей Петровича дернем по кружке вина, как вы на сей счет думаете?
— Думаю, что за Ермолова следует по две кружки, милейший майор, — смеясь, ответил Небольсин.
И они выпили за опального «проконсула Кавказа» добрые две оловянные кружки кизлярского чихиря.
— Здесь так часто пьют за здоровье Алексея Петровича, что я боюсь, как бы не спиться с круга, — пошутил Небольсин. — А вот за Паскевича тостов что-то не слыхать.
Лунев только махнул рукой и спросил:
— Где служить будете после похода?
— Да, кажется, начальником Червленного кордона, а может быть, и при штабе в Грозной.
— На кордоне не в пример лучше. И свободнее, и сам себе хозяин, да и с казачишками веселей, чем в крепости службу нести.
— И я так думаю, — подтвердил капитан.
Успокоенный майор, поначалу решивший, что этот щеголеватый питерский офицер намечается на его место, окружил Небольсина настоящим солдатским теплом и вниманием.
— Вы, Александр Николаич, со мной будете, чего вам вперед, во взводы да роты лезть, не ровен час, подобьют эти шельмы чечены. Они ух как метко стреляют да и в шашки охочи кидаться.
— Я видел их в деле… Молодцы! Когда наш полковник Пулло чеченский аул Дады-Юрт разгромил и сжег, я тогда в егерском полку служил.
Майор вдруг скинул с себя смятую фуражку и истово перекрестился.
— Царство ему небесное.
— Кому это? — удивился Небольсин.
— Моему товарищу-другу, капитану Ершову. Он в том бою убит был, я ведь тогда с застрельщиками у речки в камнях лежал.
— Позволь, майор, — вдруг переходя на «ты», сказал Небольсин, — а офицера, что парламентером к чеченцам в аул с трубачом пошел, помнишь?
— А как же, он еще у нас егеря сопровождающего взял.
— И потом, когда чечены отрубленную голову в мешке к нам в цепь перебросили, помнишь, что офицер…
— «Ужасная война… Несчастные люди!..» — припоминая давно забытое, закричал майор. — Так это ты, капитан, был?