— Ее дети еще в колледже.
— В семь.
В пять, когда движение на дороге уменьшилось, они подошли ближе и встали у ворот бакалейного магазина. Несколькими минутами позже долгожданная пара вышла из дверей и разошлась по своим машинам. Она отправилась по Хатчинсон-Ривер Парквэй, направляясь домой в Лонг-Айленд, а Понте повернул на Кросс-Кантри-парк, попрощавшись с ней сигналом машины.
Напарник Варнера должен был выполнить свою задачу на пересечении дорог Травэй Саф и Кросс-Кантри. Когда машина Понте стала тормозить на перекрестке, полицейская машина перерезала ему путь.
Варнер достал полицейский значок и показал его через ветровое стекло.
Понте с трудом справился со своим лицом, стараясь не выдать свое разочарование. Он достал красный шелковый платок из кармана и вытер губы.
— Ордер на арест?
— Четыре ордера. Один на обыск вашего дома. Один на обыск служебного помещения. Один на арест. Один на машину. Откройте дверь.
Варнер вручил ему ордера.
— Давай пересаживайся.
Он приковал Понте наручниками к раме пассажирского сиденья и, сев за руль, направил машину в Нью-Йорк, предоставив консиглиеру время для изучения. Только когда машина повернула на Манхэттен, он нарушил тишину:
— Обвинения против тебя, Сал, тянут на двадцать лет, если не больше.
Понте одернул рукава, закрыв запонки, и молча передал ордера обратно.
Варнер спросил:
— Ты не хочешь, чтобы я позвонил главе Комиссии? Может, мы договоримся?
Понте холодно улыбнулся и отрицательно покачал головой.
— Никто не знает, что ты арестован.
Понте глянул в сторону. Варнер продолжал ковать железо, пока горячо.
— Я могу отвезти тебя прямо в тюрьму. Могу привезти к своему шефу. И мы можем просто поговорить. Ты ничего не теряешь... Поговорим?
— Поговорим? — повторил Понте, состроив презрительную гримасу. — Что ты о себе думаешь? Я знаю, почему ты меня взял без свидетелей. Тони хочет заключить со мной сделку.
Джек Варнер улыбнулся:
— Мистер Таглион предложит вам двадцать лет. У вас есть что-нибудь, что стоит двадцать лет?
Варнер остановился перед рядом высоких зданий.
— Это тюрьма. Она связана проходом с федеральным судом. А вон там находится церковь.
— Это что, экскурсия?
Варнер продолжал:
— Мне нравится, как они построены. Всегда напоминают мне средневековый замок. Вы бывали в таком? Весь закон — на одном клочке земли. Где король, там Бог: закон и наказание.
— Пошел ты!
— Конечно, времена меняются. Чертов Верховный суд отменил сожжение на костре. Поэтому сейчас король — только государственный обвинитель. Ему нужно еще убедить жюри засадить вас в темницу. Сал, почему бы вам не попробовать потолковать с королем?
Понте пожал плечами:
— Я могу выслушать кого угодно.
Варнер просигналил своему напарнику. Вместе с Понте они вошли в здание Федерального суда, миновали пустые коридоры и поднялись на лифте. На этаже, куда они прибыли, была крупная надпись: «Комиссия по борьбе с мафией». Бровь Понте иронически поднялась.
Только одна вещь заинтересовала здесь Понте — большая цветная фотография президентского лимузина с дюжиной агентов секретных служб. Затем взгляд Понте обвел пустые стены.
— Кто-нибудь должен сказать королю, что он живет, как крестьянин.
— Скажи ему сам.
Варнер провел Понте в кабинет, освещенный красноватым светом закатного солнца. Бумаги лежали на столе, стульях и подоконниках. На стенах были полки, заполненные папками, в ящиках лежали магнитофонные, кассеты. Змеились шнуры от нескольких телефонов. Тони Таглион сидел за столом, на нем была белая рубашка и синий галстук. Его рукава были закатаны, а галстук приспущен. Тони взглянул на Понте с суровостью священника, уверенного в неотвратимости божественной кары.
— Запись вашего телефонного разговора, — сказал Таглион, передавая Понте лист с расшифровкой магнитофонной записи. — Разговор в офисе.
Понте попытался встретиться с ним глазами, надеясь найти в глазах Таглиона хоть немного дружелюбия, но это ему не удалось. Тогда он стал читать расшифровку.
— Мы подслушали также много разговоров в «Кристо», где вы едите бифштексы с подрядчиками, с которых собираете дань.
Когда Понте взялся за следующую расшифровку, Тони добавил:
— А вот о чем вы говорили с вашим водителем, — и он включил кассетный магнитофон. Голос Понте заполнил комнату, ясный и громкий на фоне чуть слышного отдаленного разговора. Понте уставился на магнитофон. Таглион выключил магнитофон на середине фразы. — У вас хороший голос, Сал. Жюри даже не понадобятся наушники.
— Это дерьмо. Этот парень не будет свидетельствовать против меня.
— Он и не должен. Мы не будем его просить. Но он будет это делать. — Таглион холодно улыбнулся. — Это очень выгодное расследование, Сал. Расследование рэкета может привести нас к наркотикам. Мы получим уйму результатов за очень небольшое время. К Цирилло подкопаться нам не удастся, но тебя мы засадим надолго.
— Вы не можете использовать этот мусор в суде.
— Ордер на арест был согласован с Вашингтоном, с самим министром юстиции. У нас не было подслушивающих устройств в вашем доме. Агент включил его, когда вы звонили вашей маленькой девочке по поводу ее прелестной вечеринки, и когда Мики Цирилло звонил по поводу героина, которым вы будете снабжать школы в Бед-Стади. Это стопроцентное свидетельство.
— Мой адвокат...
— Каждый консиглиер в городе знает, кто стоит во главе империи Цирилло — это Ричард и ты.
— Мой адвокат...
— Твой адвокат предложит тебе сделку с нами. Я рекомендую тебе эту сделку уже сейчас.
— Ты думаешь, что можешь посадить меня в тюрьму? — спросил Понте. — Давай сажай.
— Это легко. Но у меня есть идея получше. Я хочу обратиться к министру юстиции США, который предложит тебе неприкосновенность в обмен на показания...
— Можешь засунуть это разрешение себе в зад.
— Но я не нуждаюсь в твоих свидетельствах.
— Нет? — удивился Понте и взглянул на Варнера. — Тогда что вам нужно?
— Я хочу получить человека, который будет предоставлять мне информацию.
— Информацию? Вы рехнулись. Я был на другой стороне так долго, что не смогу подставлять своих людей.
— Вы не хотите поменять двадцать лет на информацию о Цирилло? Это не ваш родственник. Вы хотите сказать, что ваша жена и дети посчитают, что ваш выбор двадцати лет лучше?
— По крайней мере, мои дети будут знать, что я не переметнулся.
— Джек, посмотри, работают ли еще мистер Костлер и мисс Галахер. Они будут свидетелями нашего разговора с этим джентльменом.
— Вот он и настал, — сказал Понте, когда Варнер вышел, и они остались вдвоем.
— Что настал?
— Третий вариант. Даже если я не буду говорить, ваши люди удостоверят, что я говорил. И меня убьют свои.
— Но не в этом кабинете.
— Скажите что-нибудь еще.
— Мы не занимаемся такими делами, Сал. Мы имеем достаточно возможностей раздавить тебя законными методами.
Таглион изучающе уставился на Понте. Понте был твердым человеком, но ему уже шел пятьдесят второй год. К тому же в этом человеке вспыхнула страсть к женщине, и ему было что терять. Схватить мафиози такого уровня удается нечасто, и эту возможность надо использовать до конца.
— Для человека ваших лет заключение в тюрьму означает конец жизни. Даже если вас выпустят досрочно, вам будет за шестьдесят.
Понте сохранил спокойное лицо, но это давалось ему с трудом.
— Зачем вы возитесь во всем этом дерьме? Получаете плевки, сажая людей, которых считаете преступниками?
Таглион спокойно ответил Понте:
— Демократия слишком уязвима, чтобы позволять гулять на свободе таким людям, как ты.
— Вы защищаете демократию, — язвительно сказал Понте. — Вы — революционеры. Вы защищаете бедных людей, устанавливая плохие правила. Вы называете богатых преступниками, но нелегальная торговля в Америке процветает со времен революции. Отец Джона Кеннеди тоже занимался торговлей запрещенными товарами, знаете ли. А профсоюзы? Куда бы пошли профсоюзы, если бы мы их не контролировали? У вас проблемы с заемщиками? Мы предлагаем деньги тем, кому не дают банки. А это уж их дело, соглашаться на наши проценты или нет.
— Робин Гуд чертов. Вы грабите слабых. Вы устанавливаете свои собственные порядки. И забираете все себе. А когда ваши жертвы протестуют, вы их убиваете.
— Слушай, если бы в нас не было нужды, мы бы не попали в бизнес.
— Вы попали в бизнес при помощи силы.
— Мы предоставляем услуги, которые нужны людям.
Таглион почувствовал, что ему в голову ударяет кровь.
— Хватит болтать. Мафия говорит: «Мы возьмем, что хотим». Вы — враги, Сал, тайная организация, живущая в нашем обществе. Может, именно поэтому я вас ненавижу, может — не поэтому, но я уверен, что вы больше не будете в этом участвовать.
— Может быть? — прищурился Понте. — Может быть? Все знают, что ты ненавидишь нас, Таглион. Ты хочешь мести. Кто из нас больше сицилиец?
— Если бы я хотел мести, я бы сделал это раньше.
Он закрыл папку с записями расшифровок.
— И что тебя останавливает?
— Мы не преступники, Сал.
Лицо Понте стало непроницаемым.
— Это я слышал уже давно.
— Мой отец говорил это, обращаясь к таким, как ты.
— Твоему старику дали по заду, и ты хочешь сделать то же самое со всей мафией?
Тони Таглион почувствовал, как кровь зашумела у него в голове. Он приложил пальцы к вискам и подошел к окну. Солнце село, за окном было темно. Понте хотел встать со стула.
— Сиди!
— Я тебя не понимаю, — сказал Понте. — Почему не принимать вещи такими, какие они есть, как это делает твой брат?
— Поосторожней, Сал.
— Крис Таггарт понимает: что ушло — то ушло. Он идет вперед. Он взял на себя ответственность за бизнес. Его отец гордился бы таким сыном.
Таглион сжал кулаки в карманах, чтобы Понте не мог видеть, как дрожат его руки.
— Ты когда-нибудь видел человека, которого ударили так сильно, что он кричит?