Шон процедил сквозь зубы какое-то ирландское ругательство.
— А видел который? — спросил он, хрустнув костяшками пальцев.
— Уже неважно, — сказал я.
— Понятно, — буркнул Шон. — Ну, и что будем делать?
Я хмыкнул под нос. Копать, что ещё-то.
— Копать, — сказал я, опускаясь на колени, чтобы удобнее было выгребать землю.
Можно было уже не прятать следы и особо не заморачиваться насчёт скрытности. Шон уселся с другой стороны, тоже принимаясь раскапывать яму. Чёрные братья тоже были при деле, Муванга откидывал землю, которую мы выгребали наружу, а Обонга встал на стрёме, делать что-то другое ему пока не позволяло здоровье. На случай, если кто-то из заключённых проснётся, начнёт звать охрану или как-то попытается нам помешать.
Чем ниже мы зарывались в яму, тем проще было копать, и я хвалил всех Древних Богов, что барак не стоял на фундаменте, иначе нам пришлось бы рыть целый тоннель. А так мы уже подкопались под стену, и я чувствовал, что свобода уже близко, что вдвойне придавало мне сил. Я даже мог высунуть пальцы наружу, за стену, хотя этого, конечно, было недостаточно. И мы продолжали копать. Широкой щепкой, обломком мотыги и просто пальцами, обламывая ногти, но не обращая на это никакого внимания.
Шон тихо ругался на родном языке, явно нервничая, Муванга притопывал босыми ногами, словно пританцовывая, но я понимал, что негритос дрожит от страха. Второй порки им не пережить. А мной овладела какая-то холодная отстранённость, будто это всё происходит не со мной, и это помогало сосредоточиться на работе.
— Лишь бы снаружи какой-нибудь ублюдок не появился, — проворчал Шон.
Я тоже опасался такого исхода. Не хотелось бы, как в каком-нибудь тупом ситкоме, вылезти из подкопа прямо в лапы взвода охранников. Это будет совсем не смешно. Порой я пытался всмотреться в дырку, из которой черпал свежий воздух, но не видел там ничего, кроме травы и небольшого куска вытоптанной дорожки. Значит, с той стороны пока никого не было, иначе я бы заметил.
Копать стало сложнее, мне пришлось залезть в яму и выгребать землю уже не из-под стены, а с той стороны, и делать это быстро не получалось. Тем более, делать это вдвоём. В яме было темно, холодно, душно и страшно, воняло сырой землёй, но я рыл как крот, пока Шон изнемогал от безделья, нервничая всё сильнее.
Наружу уже можно было высунуть руку, а то и голову, если постараться протиснуться под бревном, но я всё равно продолжал рыть. Возможно, скоро подкопа хватит, чтобы мы с Шоном могли выбраться наружу, но для ниггеров придётся раскапывать шире. Я вообще начал сомневаться, что они смогут выползти, учитывая их выпоротые спины, но понадеялся на их жажду свободы. Выбора-то у них не было, либо ползти, рискуя ободрать заживающие раны и занести какую-нибудь инфекцию, либо оставаться тут, на плантации, рискуя подохнуть ещё тысячей самых изощрённых способов.
— Давай-ка я теперь, — сказал Шон, замечая, что я стал замедляться от усталости.
Спина гудела от неудобного положения, руки наливались тяжестью, и после тяжёлого рабочего дня тело молило о пощаде. Я выбрался назад в барак, вымазавшись в земле с головы до ног.
— Ну ты сам теперь как черномазый, — хохотнул Шон, занимая моё место с обломком мотыги в руках.
Я уселся на солому, привалившись к стене. Сердце колотилось как бешеное, и я никак не мог перевести дух. Хотелось думать, что цель уже близко, но я прекрасно понимал, что это далеко не всё.
— Пошире раскопай, — выдохнул я.
— Поучи меня ещё, — огрызнулся ирландец, и мне захотелось снова дать ему пинка, но у меня не было сил даже пошевелиться.
Главное, успеть всё до рассвета, когда в барак приходит надсмотрщик. Пока мы успевали, если работать в том же темпе, но и Шон постепенно замедлялся. Ежедневный лесоповал его здорово подкосил. Через какое-то время и он выполз из ямы, отряхиваясь от прилипшей земли и тяжело дыша.
Я без лишних вопросов снова полез под стену. Подкоп был почти готов, оставались буквально последние штрихи, и, когда я счёл его достаточно широким, то выполз обратно в барак.
— Готово, — выдохнул я. — Муванга, Обонга, идёте первыми.
— Чего?! Почему это? — вскинулся Шон.
— Их труднее заметить в темноте. И им дольше выползать. Как будете снаружи, прячьтесь тут же, у барака, — приказал я.
— Да, масса, — явно нервничая, отозвался Муванга. Его брат просто кивнул.
Муванга полез первым, на животе, стараясь не задевать спиной бревно, продвигаясь аккуратно и медленно. Шон Келли нетерпеливо бродил возле подкопа, чудом сдерживаясь от того, чтобы не дать негру пинка для ускорения. А я прислушивался к тому, что происходит снаружи, на случай, если что-то пойдёт не так.
Наконец, парнишка выбрался и залёг в траву рядом с подкопом, и в яму полез Обонга, кряхтя и шипя всякий раз, когда ему приходилось двигаться. Он полз ещё медленнее, чем его брат, и Шон Келли откровенно бесился, глядя, как какой-то негритос преграждает ему путь к свободе. Обонга выбрался и занял место рядом с братом, в траве.
— Давай, теперь ты, — я хлопнул Шона по плечу.
Мы пересеклись взглядами, и он кивнул, широко ухмыльнувшись, а затем нырнул в яму, практически одним движением преодолевая участок под стеной.
Я обвёл взглядом ненавистный барак, в котором провёл столько времени, что и со счёта сбился, надеясь, что мне больше никогда не придётся сюда возвращаться.
— Эй, ниггеры! — громко произнёс я, повинуясь какому-то наитию. — Здесь подкоп, выход наружу!
Рабы начали просыпаться, некоторые сели на лежанках, вслушиваясь в мои слова.
— Кто хочет снова стать свободным, бегите за нами! — сказал я, а затем нырнул в чернеющий зев подземного хода, ведущий меня к свободе.
Глава 13
Я вынырнул в чарующую прохладу карибской ночи, пьянея от переполняющих меня чувств. Ночью плантация выглядела совсем иначе, таинственно и мрачно, и только свет нескольких блуждающих факелов напоминал о том, что здесь ещё бродит охрана. Я стряхнул наваждение, быстро опомнившись, ещё рано радоваться свободе. Порадоваться можно будет потом, когда мы выберемся отсюда.
Мой угол выходил как раз на тропинку, ведущую от казарм к нашему бараку, и мы ежесекундно рисковали быть обнаруженными, но нам повезло, и ни одна живая душа не появилась на тропе, когда мы копали проход, хорошо заметный с этой тропинки. Я осмотрелся вокруг, лихорадочно соображая, что делать дальше.
— В кузницу, — тихо скомандовал я, указывая путь к нужному зданию.
— Зачем? — зашипел Шон.
— Не спорь, — буркнул я.
Эта его черта начинала меня здорово раздражать. Сейчас явно не время спорить. Сейчас надо бежать.
Я снова огляделся по сторонам, выискивая взглядом охрану, убедился, что никого поблизости нет, и короткими перебежками отправился к кузнице. Она стояла просто под навесом, и в огромном горне ещё хранилось тепло от угасающих углей, чтобы наутро его можно было просто раздуть и не тратить время.
Следом за мной отправились и остальные, так же низко пригибаясь к земле и озираясь по сторонам. Я тем временем сунул в горн несколько палок, качнул меха, раздувая угли. Может быть, самым лучшим решением было бы бежать отсюда, сверкая пятками, но мне хотелось разрушить тут всё до основания, камня на камне не оставить от этой проклятой плантации. Шон подбежал ко мне, схватил со стола какой-то молоток, которым обычно новоприбывшим расклёпывали кандалы.
— Чего ты возишься? Валить надо отсюда! — сказал он.
И я был с ним совершенно согласен. Но первым делом — огонь. Муванга и Обонга заворожённо следили, как разгораются багровым пламенем угли, и палки вспыхивают одна за другой. Я тут же вытащил палки из огня и сунул каждому в руки по одной, а себе прихватил в качестве оружия какую-то кочергу, которая оказалась тавром, тем самым, которым клеймили бежавших ниггеров. Тавро было довольно увесистым, и голову пробить сможет, поэтому я взял его с собой.
Из подкопа начали вылезать самые смелые ниггеры, и значит, пора действовать. Пока не поднялся шум, и большинство охранников спят в казарме, а не бегают по плантации, отлавливая сбежавших рабов.
— Эх, суету навести охота, — выдохнул я. — За мной.
Мы такими же перебежками отправились к казарме, и, приблизившись на расстояние броска, я метнул головёшку на крышу. Вслед за мной то же самое сделали и мои товарищи.
— Эй, кто там?! — раздался хриплый возглас из-за другого барака. Видимо, охранник заметил пролетающие искры.
— Всё, валим, — прошипел я, даже не глядя, как на крыше казармы начинает куриться белый дымок.
Мы направились к воротам, ведущим к лесу. Я точно знал, что там стоит караульный, но всё же надеялся, что моя затея удастся. Во всяком случае, предчувствие молчало, и никакой тревожности я не испытывал, в отличие от Шона, который постоянно озирался и торопил меня.
А как говорил мой батя, спешка нужна только при ловле блох. Мы крались вдоль усадьбы в темноте, чуть в стороне от тропинки, готовые в любой момент броситься наземь и замереть.
— А ну, стой, собака! — раздался крик где-то в стороне барака, и мы синхронно вздрогнули, но это кричали не нам.
Раздался выстрел, а вслед за ним истошный вопль, больше похожий на вой раненого животного, поднялся шум, который и был мне нужен. Чуть погодя мы услышали ещё один выстрел. В окнах усадьбы зажёгся свет. Залаяли собаки, резко и громко.
— Пожар! — над плантацией прокатился зычный крик месье Блеза. — Тушите огонь, ублюдки!
— Рабы сбежали!
— А-а-а-а-а! Не стреляйте!
— Стой, мать твою!
Кто-то начал звонить в колокол, замерцали всполохи пламени, густые чёрные тени плясали на стенах усадьбы. Кто-то из выбравшихся негров догадался открыть двери обоих бараков, и теперь рабы разбегались в разные стороны. Один из ниггеров пробежал мимо нас к воротам, даже никого не заметив, и я ждал, когда вслед за ним побежит кто-то из охраны, но никого не дождался, и мы все быстро последовали за ним. Караульный его, конечно, увидел.