Негр слабо улыбнулся.
— Смелый быстро умирай, битва кровь кипит, хороший смерть, — сказал он. — Моя плохой, больно.
Я прикрыл глаза, вздохнул. Единственное, что я мог сделать для него — подарить лёгкую смерть, но это решиться на это оказалось гораздо труднее, чем убивать в драке. Я неуверенно потянул нож из-за пояса.
— Обонга — смелый, — попытался улыбнуться он, глядя на нож. — Давай.
Я приставил нож к его груди, между третьим и четвёртым рёбрами. Обонга крепко ухватил мою руку и посмотрел мне прямо в глаза. Я почувствовал, что не могу этого сделать. Это было выше моих сил. Поэтому Обонга надавил на нож сам, взрезая кожу, а я только довершил начатое.
Нож добрался до сердца, Обонга дёрнулся и затих. Муванга завыл, как дикий зверь, ударил себя кулаком в грудь, глядя в ночное карибское небо, куда отлетел дух его брата. Я вытер нож, сунул в ножны и протёр мокрые глаза тыльной стороной ладони. На душе было погано. Настолько, что хотелось напиться до потери памяти. Я не ожидал, что смерть Обонги так по мне ударит.
Муванга повернулся ко мне, опухшее от слёз лицо ничего не выражало, и я почему-то подумал, что он будет винить меня в том, что я убил его брата, или не спас, или не стал колдовать, или ещё что-нибудь, но он просто кивнул мне.
— Вождь, — хрипло произнёс он, снова ударяя себя кулаком в грудь.
Я кивнул ему в ответ. Слова здесь были излишни, будто неверно сказанное слово могло как-то нарушить таинство произошедшей смерти, приземлить, опошлить его. Обонга только что передал мне свою жизнь и жизнь своего брата, и я теперь в полной мере чувствовал свалившуюся на меня ответственность.
Мы поднялись, поглядели на лежащего Обонгу, который выглядел так, будто бы просто уснул, и, не сговариваясь, пошли к телегам. Там, кажется, валялась лопата или две. Нужно было похоронить и его, и Рябого Жака, и остальных.
Среди наших потерь оказался ещё и Феб, и, завидев Эмильена, несущего на руках его тело, я уже не смог сдержать слёз. Храбрый пёс, видимо, бросился на испанцев вместе с нами. Эмильен шёл молча, не обращая внимания на свою рану.
Я видел много смертей, особенно на плантации, но сегодняшние как-то выбили меня из колеи, и я чувствовал необъяснимую горечь, будто именно я был виноват в их гибели. Хотя, если бы я тогда отказался от этого предложения, сразу показавшегося мне подозрительным, может, все остались бы живы.
Раненые пираты по-прежнему лежали на пляже, дожидаясь, пока их соратники оберут мёртвых испанцев. Первая помощь тут не была в приоритете. Я посмотрел на них, загоняя подальше благородный порыв помочь всем, и отвернулся, понимая, что мне никто из них точно помогать бы не стал, скорее, наоборот. У нас были дела поважнее.
Мы с Мувангой взяли лопаты и отошли в лесок, без лишних слов начиная копать могилы. Потёртый, отполированный черенок лопаты под моими ладонями живо напомнил мне о временах на плантации, где я точно такой же лопатой копал твёрдую, комковатую землю, с каждым ударом натыкаясь на узловатый корень, раздражающий даже сильнее, чем окрик надсмотрщика.
Но здесь главное отличие было в том, что это было нужно мне, а не месье Блезу, месье Лансане или месье Кокнару. Я копал не для того, чтобы жадный плантатор мог вкусно покушать и сладко поспать, а для того, чтобы похоронить своих друзей, и это заставляло меня работать вдвое усерднее, чем тогда, хотя морально это было гораздо тяжелее.
Спустя какое-то время к нам подошли остальные. Шон молча забрал у меня лопату, принялся копать сам. Мы с Робером сходили к пляжу и принесли тела.
— Мессу бы… — вздохнул Жорж, удручённо глядя на Рябого, которому выстрелом снесло половину головы.
— Да и земля неосвящённая, нехорошо, — поддакнул Робер.
— За Рябого в церкви потом свечку поставишь, — буркнул я, недовольный прерванным молчанием. — Обонге не надо, а псы и так в рай попадают.
Тела опустили в ямы, мы стянули шляпы, постояли молча. Каждый подошёл и бросил по горсти земли, после чего мы начали забрасывать землю лопатами, пока на ровной полянке не появилось три небольших холмика. Жорж нашёл поблизости две прямые сухие палки и изготовил маленький крест, который воткнул в могилу Рябого.
Я надел шляпу, поправил свисающие поля и хмуро оглядел оставшихся. Шон приложился к фляжке и шмыгнул носом, Эмильен тоскливо смотрел на могилки. Муванга стоял прямо, лицо его не выражало никаких эмоций. Жорж и Робер тихо вздыхали. Нас осталось всего шестеро, а нам предстояло ещё как-то выбираться из густонаселённой испанской части острова. Даже если мы сегодня победили, то победа эта была с привкусом горечи.
Глава 48
Мы постояли у могил ещё немного, а потом пошли к телегам, забирать свои пожитки. На пляже пираты наконец-то переправляли раненых на корабль. Тристан, увидев наше появление, махнул рукой матросам в шлюпке, чтобы те отправлялись без него, и вразвалку подошёл к нам.
— Ахой! — фальшиво улыбнулся он.
Я смерил его долгим пристальным взглядом, и он потупился. Мы продолжили собирать наши мешки. Лучше ничего не забывать, возвращаться сюда я не планировал. Слишком уж плохие воспоминания теперь у меня будут связаны с бухтой Сосуа, и лучше бы вообще стереть из памяти всё, что я здесь пережил.
— У нас там… Ну, вы видели, — сказал пират. — Посекло многих, рук не хватает. Поможете погрузить?
Он вальяжно хлопнул рукой по борту телеги. Тяжёлые мешки с порохом ждали своей очереди на погрузку.
— Нет, — хмуро ответил я, поправляя мушкет за спиной, чтобы он ни за что не цеплялся.
Не хватало ещё бесплатно вкалывать грузчиками. Мы, конечно, парни работящие, но не настолько. Лучше вовсе не работать, чем работать за «спасибо», где всё вознаграждение будет дружеским похлопыванием по плечу. Рабство и вовсе отбило у меня всякое желание таскать тяжести.
— Да хотя бы до берега дотащить, в шлюпку, — Тристан даже показал рукой, куда именно.
— Сказано же «нет», ты не понял что ли? — вскинулся Шон.
— Ладно, ладно, не кипятись… — разочарованно протянул пират. — Нет так нет… Мир тесный, свидимся ещё…
— Ага, бывай, — буркнул я.
Мне больше не хотелось иметь с этими пиратами никаких дел. Тристан развернулся, сплюнул в траву и отошёл к берегу.
— А чё, помогли бы парням, — вопросительно произнёс Жорж.
— Оно тебе надо? Сюда, может, подкрепление испанцев уже скачет. Они-то уплывут, а мы? — оборвал его Робер.
Я оглядел пляж перед уходом, машинально отмечая, что раненых пираты забрали, а мёртвых — нет, и тело Франсуа де Валя так и осталось лежать на гальке. Почему-то уже без шпаги и пистолей, в одном только нижнем белье. Раздели полностью, даже залитую кровью рубаху не постеснялись забрать.
— Шон, это вы его раздели? — я указал на мертвеца.
— Нет, мы только испанцев, — сказал Шон.
Я вполголоса чертыхнулся, чувствуя, как во мне закипает злость.
— Эй, Тристан! — позвал я.
Пират обернулся.
— Что за дела?! — угрожающе прорычал я.
— Чего ещё? — скривился он.
Я снова указал на мертвого капитана.
— Кто его уже обобрал? Я его убил, это моя добыча! — сказал я.
Тристан огляделся по сторонам. Пираты теперь были в меньшинстве, шлюпка только что отчалила. Обострять конфликт он не решился.
— Пёс его знает, кто-то уже общипал… — неуверенно протянул он. — Эй, Малой! Не видел, случаем?
Малой, здоровенный детина под два метра ростом, развёл руками в стороны. Тристан повторил его жест.
— Своих поспрашивай, — сказал Тристан.
Я тихо выдохнул и потёр переносицу.
— Давай-ка ты не будешь рассказывать мне сказки, Тристан, — тихо, но отчётливо произнёс я.
Он, видимо, ясно почуял исходящую от меня угрозу, хотя я даже не прикасался к оружию. Пират щёлкнул пальцами, делая вид, будто резко вспомнил что-то.
— Точно! Точно же! Эй, Шарль! Принеси-ка месье Грину вещи капитана, — приказал он, деланно улыбаясь.
Шарль, оказавшийся высоким сухопарым мужчиной в годах, хмыкнул, но вещи принёс, откуда-то из-за большого камня. Он бросил на землю передо мной перевязь с пистолетами и шпагу без ножен. Шпага жалобно звякнула о камни. Я презрительно глянул сначала на трофеи, потом на Шарля, который стоял рядом с ними. На его губах играла гадливая ухмылка.
— Подними, — сказал я.
Хотелось ударить, разбить его мерзкую харю в кровь, стереть эту ухмылку с его лица, но я держал себя в руках.
— Он глуховат немного, — улыбнулся Тристан. — Ты ему громче скажи.
Я скользнул к Шарлю, выхватывая нож из-за пояса, и упёр лезвие ему в печень, чуть надавливая на кожу, чтобы выступила пара капель крови, не больше, и приблизил лицо к его уху.
— Я тебя разделаю, как свинью, Шарль, вспорю брюхо от глотки до яиц, а потом повешу на твоих же кишках, — холодно прошептал я. — Не знаю, будешь ли ты в этому моменту ещё жив.
Шарль замер на мгновение, а потом кинулся наземь, спешно подбирая перевязь и шпагу. Он протянул их мне, я сунул нож в ножны, перевязь закинул на плечо, а шпагу взял в руки, осматривая блестящий металл, бритвенно острый и по-прежнему опасный. Шпага была отличной, упругой, лёгкой, почти невесомой, но мой палаш мне нравился гораздо больше.
— Молодец, Шарль, — улыбнулся я. — Ступай.
Тот затравленно посмотрел на меня, развернулся и поспешил прочь.
— Тут явно не всё, но и хрен с ним, — сказал я, покачивая шпагой де Валя в воздухе. — Бывайте, ихтиандры.
Я развернулся, затылком чувствуя их злые обжигающие взгляды, и неторопливо пошёл к своим, закинув шпагу на плечо, будто обычную палку. Галька хрустела под ногами, перевязь с трофейными пистолями, богато украшенными, приятно оттягивала плечо. Я посмотрел на корабль, на который из шлюпки сейчас поднимали мешки с порохом, и наконец-то сумел разобрать его название. Шхуна называлась «Орион», и я хохотнул про себя, назвав его чокопаем. Жаль, что эту шутку в ближайшие триста лет никто не поймёт.
— Дай взглянуть хоть? — жадно, с горящим взором, произнёс Робер, протягивая руки к шпаге, когда я подошёл к своим.