— Вы серьезно? — Выражение лица Ржевского-Раевского нельзя было описать, но было понятно, что он понял: губернатор не шутит.
— Именно! Так мы убьем сразу двух зайцев. К примеру, докажем, что артисток задушил Японец — за то, что они не угодили ему каким-то там образом. Город будет возмущен. И так мы подорвем авторитет Японца.
— Но банда Мишки Япончика вряд ли имеет отношение к… — начал Ржевский-Раевский, но Гришин-Алмазов его тут же перебил, — любил он при случае показать свою власть:
— А вы сделайте так, чтобы он имел отношение к этим убийствам! Тогда статья этого сумасшедшего князя сыграет нам на руку, и мы обойдемся без возмущения в городе. Японец обязательно должен быть причастен. Так мне думается.
Из раскрытого окна донеслись крики уличных мальчишек, которые уже вынесли газеты на улицы города. Эта стайка на какое-то время застыла перед воротами резиденции губернатора, рассматривая роскошный автомобиль Гришина-Алмазова, стоящий на улице. Его охранял одинокий казачий есаул, лениво отмахивающийся от мальчишек.
Вдоволь наглазевшись на машину губернатора, пацаны разбежались по улицам, вопя: «Убийства артисток! Убийства артисток расследует знаменитый Трацом! Трацом возвращается! Убиты три артистки! Зверские убийства!»
Прохожие останавливались, покупали у мальчишек газеты. Губернатор недовольно поморщился:
— Вот, пожалуйста… Началось! Скоро об этом будет говорить вся Одесса!
Полыхающий красками рассвет давно превратился в новый день, неторопливо встающий над морем.
В кабинете ресторана «Монте-Карло» на Торговой Гарик радостно потирал руки, бегая по широкой комнате взад и вперед, в то время, как Японец, вальяжно развалившись в кресле, курил сигару и спокойно наблюдал за его метаниями.
— Вже! — Гарик радостно потер руки и тут же перебежал к противоположной стене. — Вже, черт, не отвертится! Вже, притянули за хвост!
— Ну, шо за хвост притянули, за то понятно, — поморщился Японец, — только вот вопрос: за как сказал?
— Малой мой. Наш, из молдаванских. Сказал — надежно пришпандорили. Вже.
— Да шо ты скачешь, как трипер на заднице! — не вытерпел Японец, которого стало раздражать метание Гарика. — Сядь и за дело сиди! А то за два слова повязать не можешь, за то дергаешься, как вобла на мамашиной сковородке! Это за чья такая была шустрая идея — за дело мальца послать?
— Моя, — Гарик остановился, с удивлением глядя на Японца. — Ты сам сказал: бомбу незаметно подложить. А кто подложит, как не за них? Мальчишки шустрые, уличные, за газетами, гомон, свист… Автомобиль обложили — мама, наше вам здрасьте! Он, за кстати, в здании был. До рассвета фараонами обложился.
— Так, — с расстановкой произнес Японец. — А вот с этого момента поподробнее. О чем базарили с Гришиным-Алмазовым фараоны, да еще в такой час?
— А вот, — Гарик положил перед Японцем газету, — за такие дела.
— «Убийства артисток… Возвращается Трацом»… — вслух прочитал Японец. — Ты, кажется, водил шуры-муры с одной из них?
— Водил, — Гарик поморщился, — с балериной. Да только я задолго до этого ее послал. Тошнотворная, шо твоя касторка. Всю печень выела.
— Послал до того, как… — уточнил Японец.
— Ну да, месяца за два до того. Она, кстати, нового хахаля себе быстро нашла. Артистки — они такие…
— Значит, не ты ее пришил?
— Ты чего? — перепугался Гарик. — Ты совсем за чего? Шо за так? На кой мне бабу-то мочить? Тоже удумаешь! Хрен знает, кто ее пришил. Кому-то насолила побольше с мое.
— А, ладно, — Японец устало махнул рукой. — Ты за бомбу-то говори! Подложили мальчишки бомбу?
— Еще как подложили! — усмехнулся Гарик. — Видеть за то было надо! Там есаул стоял, грозный, с нагайкой, так не за в зуб ногой! Будет шухер, вот щас чувствую!
— Чувствует он! — довольно усмехнулся Японец. — Будем посмотреть. Кто, говоришь, у Гришина-Алмазова был?
— А я не говорил! Этот, новый, шустрый, которого выписали, с двойной фамилией, по-русски нормально и не выговоришь. Еще этот смазанный, будто морду ему тряпкой стерли, неприметный такой, начальник его контрразведки. Да сам Гришин-Алмазов.
— Маловато будет, — сказал Японец, — или он не боится убийцу артисток?
— А шо ему за то? Ему те артистки как чирей на заднице! Он не хочет, шоб за город болтали. Только за это соли ему на хвост насыпал Трацом. А так артистки ему до фени. Это так, трепыхания.
Японец задумчиво выпустил струю сигарного дыма в потолок и покосился на стол, где на столе в рамочке стояла фотография Веры Холодной. Гарик перехватил его взгляд, но ничего не сказал.
Гришин-Алмазов подошел к окну и сердито обернулся к Орлову.
— Уличные мальчишки совсем облепили мой автомобиль! Куда смотрит есаул?
— Погнать велите? — отозвался Орлов. — Мальчишки все-таки!
— Еще как гнать! — рассердился Гришин-Алмазов. — Из таких вот маленьких мальчишек вырастают потом серьезные взрослые бандиты! Расплодились по всей Одессе — ничем с этими взрослыми бандитами не справиться! Нет, эту нечисть надо с детства истреблять!
Орлов позвал солдата, дежурившего за дверью, и отдал ему приказ. Очень скоро с улицы послышались громкие возмущенные крики пацанов, которых есаул нагайкой отогнал от автомобиля Гришина-Алмазова.
— Не помешает также отыскать этого Трацома и провести с ним профилактическую беседу, — Гришин-Алмазов обернулся к Орлову. — Этим займетесь вы. Поручите кому-то. Или сами найдите случай. Мне не нужны такие вот внезапные статьи.
— Беседовать с репортером — гиблое дело, — вмешался Ржевский-Раевский, но губернатор больше его не слушал. Он решительно направился к двери и велел солдату позвать шофера. Тот очень скоро показался на пороге.
— Подгони машину и заводи. Я выйду через минуту, — скомандовал губернатор. Шофер бросился выполнять приказ.
Гришин-Алмазов подошел к машине одновременно с шофером, как вдруг его окликнул киевский следователь.
— Господин губернатор! Вспомнил я тут одну вещь, — Ржевский-Раевский заговорщически понизил голос: — важное, кажется.
— Так говорите! — скомандовал Гришин-Алмазов и тут же обернулся к шоферу: — Заводи!
— Адъютант Японца по кличке Гарик был любовником убитой балерины Беликовой, — быстро проговорил Ржевский-Раевский.
— Так… — протянул губернатор, — все-таки Японец…
И в этот момент раздался взрыв. Машина превратилась в пылающий факел. Шофер Гришина-Алмазова, выполняя приказ, сел в автомобиль и завел двигатель, чем привел в действие бомбу, спрятанную под дном. Машина губернатора разлетелась на куски.
Жар был такой, что от несчастного водителя не осталось ничего, в таком пекле было невозможно выжить. Вслед за взрывом воздух наполнился криками спешивших к месту происшествия людей.
— Покушение… — прошептал Орлов, наблюдая за Гришиным-Алмазовым, на какую-то долю секунды превратившемся в соляной столб. Ему было страшно. Он представлял себе, как бы уже сел в этот автомобиль, как захлопнул бы дверцу… Шофер бы завел двигатель, и тогда…
— Это уличные мальчишки, — лицо Орлова было более бледным, чем обычно, — это они подложили бомбу. Недаром так вились возле машины. Это дело рук Японца и его людей.
— Согласен, — кивнул Ржевский-Раевский, — только эти малолетние бандиты могли так незаметно шмыгнуть под дно. Те самые, что в порту ошиваются.
— Что вы сказали? — повернулся к нему Гришин-Алмазов.
— В порту, говорю, ошиваются. Банда целая, — повторил Ржевский-Раевский, с интересом наблюдая за лицом губернатора, которое вдруг начало меняться прямо на глазах.
Глава 19
Прогулка на яхте. Мальчишки в порту. Расстрел уличных пацанов
Белоснежная яхта медленно рассекала лазурную гладь застывшего моря, грациозно скользя по поверхности воды. День был не по-зимнему теплым, и с самого утра яркие солнечные лучи придавали этому дню неповторимый весенний колорит.
Сидя в удобном шезлонге на палубе и наслаждаясь свежим морским ветром, Вера Холодная с удовольствием потягивала шампанское, глядя на своего собеседника, стоявшего перед ней. Чуть в отдалении от них дочери артистки увлеченно возились, затеяв какую-то веселую игру. День был удивительно спокойным и ясным, и казалось, красота и гармония просто разлиты в воздухе, даря воздушное настроение и радость как передышку в разгар долгой и нудной зимы. И люди, возрадовавшись этому неожиданному подарку природы, наслаждались спокойным морем, позволяющим такую неслыханную роскошь, как прогулка на яхте зимой.
— Жорж, вы меня смешите! — улыбалась актриса. — Вы рассказываете такую потрясающую историю…
Собеседник Веры развлекал ее веселыми светскими театральными сплетнями, которые на днях привез из Москвы.
Это был Жорж де Лафар — элегантный молодой человек из мира искусства, француз, всю жизнь проведший в Росии, а потому давно считавший себя русским. Его актрисе представил Петр Инсаров, отрекомендовав как своего давнего друга. Оказалось, что Жорж прекрасно знаком и с Дмитрием Харитоновым.
На своем веку актриса повидала слишком много таких вот светских людей, которые вроде бы имеют какое-то отношение к искусству, но никто не может толком сказать, чем они занимаются.
Впрочем, это было не важно. Элегантный молодой человек произвел самое благоприятное впечатление на Веру, и она пригласила его принять участие в прогулке на яхте. Эту прогулку затеял для своих артистов Харитонов, воспользовавшись теплым солнечным днем. И теперь актриса с удовольствием слушала веселые истории своего нового знакомого.
Он был светским человеком до мозга костей, обладал отменным чувством юмора, и, кроме того, у него в запасе оказался целый набор свежих сплетен, которые актриса слушала с удовольствием. Чего стоила только история модного антрепренера, прославившегося благодаря громким связям с престарелыми актрисами! Или история одной инженю, мечтающей сделать карьеру в театре и однажды давшей в газету объявление: «Актриса ищет ангажемент на первые роли, обладает большой коллекцией фильдеперсовых чулок»…