– Но Олька сама могла кое-кому растрепать!
Элеонора покачала головой:
– Нет, во-первых, она только недавно узнала, что младенец не один. Как-то они там неудачно лежали, доктор плохо сердцебиение плода слышал, а на ультразвук я ее не отправляла, нужды не видела. А во-вторых, Ольга ни с кем последние месяцы не общалась. Так что о двойне знаем только ты и я.
– Еще врач, – напомнил Веня.
– Ну, Красномосковск хоть и близко, да далеко, – вздохнула Нора. – Пожалуйста, не трепись.
– Хорошо, – пожал плечами парень, – если хотите, ни звука не пророню, только что же тут стыдного? Думаете, смеяться будут? Да такое в голову никому не придет, жалеть начнут, сочувствовать.
– Да плевать мне на сплетни и на жалость, – взвилась Нора, – о другом волнуюсь. Вырастет вторая девочка и начнет мучиться: не я ли виновата в смерти сестры… Не нужны ей всякие комплексы, угрызения совести. Та, умершая, и не жила вовсе, вроде как ее и не было. Мне врач по телефону сообщила, какая-то патология развития. Значит, и переживать не следует. Сделай милость, не болтай. Мы Олю с дочкой в одном гробу хороним, младенца прикрыли, не видно его.
Естественно, Веня пообещал держать язык за зубами и слово свое сдержал.
– Никому не сболтнул? – спросил я.
– Нет, – покачал головой мужчина, – зачем? Сам понимал, трудно ребенку с таким грузом жить. А потом и вовсе забыл, что Рита из пары была…
Я скомкал пакет и поехал к Люси. Нет, не все забыли, что девочек было двое. Кое-кто великолепно помнил об этом факте и разработал дьявольский план. Неужели Ольга никому не обмолвилась, как зовут ее любовника? Не растрепала подружкам? Ведь ей в момент смерти исполнилось всего двадцать два года, а в этом очаровательном возрасте девочки болтливы и непосредственны. Может, конечно, кто-то и был в курсе, только теперь, спустя восемнадцать лет, никого не найти. Хотя…
От неожиданной мысли я нажал на тормоз. Ольга очень хорошо пела и училась в музыкальном училище. Она собиралась стать певицей. Ну неужели в группе у нее не было подружек?
Воодушевленный, я подкатил к дому Люси, сбегал наверх, вручил Розе букет из красный цветов, пробормотал известную шутку: «Роза вянет от мороза, вы же, Роза, никогда» – и получил в обмен на веник «невесту». Сегодня Люси была в песцовом полушубке.
Мы добрались до Сиреневого бульвара, я посмотрел, как девушка, кажущаяся из-за пушистого меха совсем толстой, просто горой, прикинувшейся песцом, исчезла в мрачном подъезде. Может, все-таки следует открыть ей глаза на поведение драгоценного Севочки? Но потом я опять решил, не надо, сама разберется, что к чему. Хватит того, что я дал втянуть себя в авантюру с обманом ее родителей.
Глава 24
На следующий день я отправился в музыкальное училище. Воропаево далеко, а железный петух-флюгер слишком шаткая примета. Поиск однокурсниц Ольги казался мне более перспективным занятием.
За последние несколько дней мне довелось несколько раз побывать в учебных заведениях, и теперь я хорошо представлял себе, как нужно действовать. Для того чтобы растопить сердце заведующей отделом учета студентов, я купил жуткий торт. Просто варварское великолепие из бисквита, кремовых замков и шоколадной крошки. При взгляде на этот апофеоз кондитерского искусства мой желудок начинал противно сжиматься, но, насколько я знаю, дамы обожают все липкое, сладкое, тягучее.
Постучавшись, я, с тортом наперевес, вошел в довольно большое, давно не ремонтированное помещение и сразу понял, что не прогадал.
За столом сидели женщины, четыре, все примерно моего возраста, при косметике и бриллиантах. Увидав мужчину, коллектив оживился чрезвычайно.
– Вы к кому? – кокетливо спросила полная брюнетка.
– Дорогие дамы, – бодро начал я монолог, – бога ради, простите, что явился без звонка и помешал вам работать. Как знак искреннего раскаянья в содеянном, примите сей тортик. Если он окажется невкусным, я вернусь в супермаркет и убью продавца. Подлец обещал, что вы будете в восторге. Оп-ля!
Ловким движением я схватил ножницы, разрезал веревочку и поднял крышку.
– Какой вы жестокий, – протянула худенькая блондиночка, – не следует стрелять в продавцов. Тортик замечательный, я ела такой.
– Слово прекрасной дамы для меня закон, – мигом согласился я, – он помилован.
Блондинка рассмеялась, к ней присоединились и остальные. Поняв, что дамы уже считают меня своим, я быстро сказал:
– Давайте знакомиться.
– Лиза, – протянула блондинка.
– Яна, – добавила полная брюнетка.
– Таня, – хором сказали две другие женщины.
– Ваня ибн Хоттаб, – принялся дурачиться я, – джинн, исполняющий желания. Сейчас, как мне кажется, вы хотите пить чай.
– В общем, неплохо бы, – усмехнулась Яна.
Я схватил электрочайник, подошел к висящей в углу раковине.
– Сейчас! Хамам-балам-далам!
Женщины опять рассмеялись. Через полчаса, когда все угостились свежим бисквитом, одна из Тань поинтересовалась:
– Ну, если серьезно, чего вы хотите?
– Если серьезно, – без всякой тени улыбки взмолился я, – то очень прошу мне помочь.
– В пределах разумного сделаем все, – заверила Лиза.
– Я работаю на телевидении в программе «Ищу тебя».
– Да ну, – всплеснула руками Яна. – Ой, как интересно, а к нам вы зачем?
– Восемнадцать лет тому назад тут училась Ольга Родионова, можно сейчас увидеть список ее одногруппников?
– В общем, да, – протянула Лиза. – Но зачем?
– Видите ли, Ольга трагически погибла, когда находилась на последнем курсе. Ее мать хочет сейчас отыскать бывших подруг дочери и сделать им подарки. Оле в этом году исполнилось бы сорок лет, юбилей. Ее мать богатая женщина… Неужели вы не помните эту историю? Родионова была беременна, буквально на последней неделе…
– Из нас никто так долго здесь не работает, – вздохнула одна из Тань, – а информацию запросто можно получить, давно весь архив компьютеризирован. По закону сведения полагается семьдесят пять лет хранить.
Она встала, подошла к небольшому монитору, пощелкала мышкой и радостно сообщила:
– Вот она, ваша Ольга Родионова, шестая группа, отделение эстрадного вокала. Сейчас распечатаю.
Раздалось тихое шуршание. Из принтера выполз листок бумаги.
– Держите, – протянула мне его Таня, – хорошо, однако, было восемнадцать лет назад.
– А что хорошего? – машинально поинтересовался я.
– Разве это группа, – фыркнула Таня, – восемь человек всего! Сейчас по тридцать набираем.
– Так тогда бесплатно обучались, – вздохнула Яна, – а теперь вон сколько денег берут, ректору охота заработать, поэтому и напихал в аудитории людей, как селедок в бочку!
– Народ прямо озверел, – засмеялась Лиза, – все рвутся эстрадными певцами и музыкантами стать.
– Дело денежное, – улыбнулся я, – говорят, они бешеные тысячи получают.
– Ой, – отмахнулась Яна, – не верьте. Человек двадцать, не больше, а остальные ведут жуткую жизнь.
Мы еще минут десять поговорили о тяжелой доле артистов и расстались страшно довольные друг другом.
Я спустился в машину и принялся изучать список. Так, Федотова Лариса Сергеевна, Малышева Неля Петровна, Рогозин Анастас Михайлович, Селезнева Инна Константиновна – староста. Вот с нее и начнем. Небось староста все про всех знала.
Глава 25
Без всякой надежды на успех, все-таки прошло столько лет, я набрал номер Селезневой и услыхал дребезжащий старушечий голос.
– Алло.
– Можно Инну Константиновну?
– Инночка на работе, – ответила бабуся.
Я обрадовался. Надо же, как здорово, Селезнева живет на прежнем месте, хотя ничего странного в этом нет. Многие люди, получив квартиру, никогда не меняют местожительство. Мои родители, например, приобрели кооператив в 1963 году, и Николетта до сих пор преспокойненько обитает там.
– Простите, а телефончик не подскажете?
– Куда?
– На работу к Инне Константиновне.
– Что вы, молодой человек, разве на рынке есть телефон!
– Простите, – не понял я, – на каком рынке?
– На «Динамо», – ответила собеседница, – Инночка обувью торгует, место номер две тысячи сто сорок два. Если вам срочно, туда езжайте, она до шести вечера стоит.
Я сунул телефон в карман и поехал искать разворот. Чудны дела твои, господи, дама, закончившая музыкальное училище, предлагает людям сапоги и ботинки.
Николетта никогда не покупает вещи на толкучках. Даже в те годы, когда мы неожиданно стали бедными, прямо-таки нищими, она шла в хорошие магазины. Брала деньги в долг, а потом говорила мне:
– Купила себе платье, верни Коке двести долларов.
Помнится, в первый раз я удивился:
– Где же мне их взять?
Маменька наморщила носик и отрезала:
– Твой отец никогда не задавал подобных вопросов. Женщину совершенно не волнует, где мужчина достает средства.
Представить Николетту прохаживающейся между рядами лотков и примеривающей на грязной картонке туфли просто немыслимо. Но большинство москвичей придерживаются иной точки зрения, поэтому на «Динамо» клубилась толпа.
Я шел в людском потоке, разыскивая нужную торговую точку. Она оказалась большим грузовиком, стоявшим последним в ряду высоких машин. Покупателей тут было мало, и возле стеллажей с ботинками не нашлось никого: ни тех, кто желал купить обувку, ни того, кто ее продавал. Я повертел в руках жуткое изделие неизвестных сапожников и крикнул:
– Хозяйка!
Из грузовика высунулась полная тетка в куртке.
– Подобрали? Берите, останетесь довольны, качество отменное, мех натуральный. Италия делает.
Я с сомнением посмотрел на потеки клея, выступающие между подметкой и верхом кособокого ботинка.
– Уступлю немного, – быстро сказала торговка, – скину, так и быть. Ну, какой вам размерчик нужен?
– Вы Инна Константиновна Селезнева? – спросил я.
– Точно, – улыбнулась тетка. – Откуда вы знаете? Знакомились когда? Не припомню что-то.
– Прочитайте, пожалуйста, – попросил я, протягивая листочек.