Мы начнем с того, что в первой части повествования присмотримся к биографии нашего героя, для удобства поделенной на три относительно равные главы, каждая из которых обособлена сущностными переменами в его жизни и творчестве. Хронологически эти главы соответствуют основным жизненным периодам человеческой жизни: юность, зрелость и старость.
Рассмотренный в целом, жизненный путь нашего героя укажет, какие художественные сюжеты являются для него определяющими. К ним мы подступимся во второй части.
Глава перваяХолодный дом
Ни мира, ни родины, понятых как некоторая врожденная данность и как идентичность, у Чарльза Буковски не было. Точнее, он был рожден в промежутке между двумя мирами, как раз в тот многозначительный момент, когда миры эти вступили в положение своей полной противоположности. Речь идет о Старом и Новом Свете. Отчасти, лучшей или худшей, кто знает, Буковски принадлежит Европе, отчасти – Америке. Его предки с обеих сторон – немцы; разница в том, что немцы по матери так и жили в Германии, а немцы по отцу иммигрировали в Соединенные Штаты еще в XIX веке. Обе половины встретились – там же, где вообще впервые после англо-американских войн (если не считать несколько детерриторизованного испано-американского конфликта 1898 года) и встретились Старый и Новый Свет: на поле боя. С этой войны, на которой отец будущего писателя воевал, которую мать будущего писателя переживала как гражданское лицо по ту сторону линии фронта, мы и начнем наш рассказ.
Когда летом 1914 года в Европе началась война, Соединенные Штаты Америки не посчитали это событие своей проблемой. Через весь XIX век становление Нового Света сопровождала неоднократно артикулированная доктрина о внешнем нейтралитете.
Так, еще в 1793 году, когда Франция объявила войну Великобритании, Испании и Голландии, а США по договору от 1778 года должны были поддержать своих французских союзников, первый президент нового независимого государства Джордж Вашингтон выступил с Прокламацией о нейтралитете. Фактически этот случай задал стандарт для внешней политики США на долгое время вперед.
Стандарт закрепился в так называемой доктрине Монро, сформулированной президентом Джеймсом Монро и государственным секретарем Джоном Куинси Адамсом в ежегодном послании президента конгрессу от 2 декабря 1823 года. В соответствии с этой доктриной, Соединенные Штаты настаивают на невмешательстве европейских держав в какие-либо дела стран Западного полушария. Атлантика становится барьером для вмешательств как с этой, так и с той, ее стороны.
Стандарт продержался до самого конца XIX века. Подорвали его, однако, сами же Штаты. В стремительном столкновении с Испанией в 1898 году США завоевывают Кубу и Филиппины, незадолго до этого их экспансия распространилась уже на Гавайские острова, получившие, правда, через два года статус самоуправляемой территории. Роберт Римини, автор хорошей и емкой книги по американской истории, комментирует эти события так: «Приобретя Филиппинские острова, Соединенные Штаты совершили глупую ошибку, подтолкнувшую их к империалистическому пути развития, который привел к политическому расколу нации, а в будущем и к кровавой войне».[1]
Президент Теодор Рузвельт, отличившийся на Кубе в звании подполковника, явно не собирался восстанавливать старый стандарт внешнеполитического нейтралитета. Он считал так: «Говори мягко и носи большую дубинку, и ты далеко пойдешь»[2]. Однако интеллектуал Вудро Вильсон, ставший президентом в 1913 году, не разделял солдатского пафоса Теодора Рузвельта. Он до последнего сдерживал Соединенные Штаты от участия в Первой мировой войне.
Фактически нейтралитет сохраняли не только США, но также Испания, Нидерланды, страны Скандинавии и Швейцария. Однако удерживать этот нейтралитет было непросто, ведь так или иначе одни страны состояли в тех или иных отношениях с другими, воюющими. Поэтому следует различать нейтралитет dejure и нейтралитет de facto. Dejure Вильсон удерживал свою страну от участия в чужом, как казалось, конфликте. De facto, после того как 28 июля 1914 года Австрия не без нажима Германии объявила войну Сербии, а очень скоро в войну вступили Франция, Великобритания и Россия, с одной стороны, и та же Германия, а следом Турция и Болгария – с другой, США оказались естественным образом на стороне Антанты, то есть конфликт перестал быть действительно чужим.
Это подтвердил инцидент 7 мая 1915 года, когда германская подводная лодка торпедировала британский трансатлантический лайнер «Лузитания», на борту которого оказались 128 американцев – и все они погибли. Вильсон выразил ноту протеста, но решения о нейтралитете не изменил. Германское правительство только пожало плечами, добавив, что их страна и впредь намеревается нападать на любые суда близ Британских островов. Вильсон стерпел и это.
В решающем 1917 году Германия форсировала подводную войну. Также стало известно, что немцы вели переговоры с Мексикой: если последняя примет сторону Германии, то та в ответ поможет мексиканцам вернуть завоеванные США территории. Это был прямой вызов доктрине Монро. Вильсон вооружает торговые суда и 3 февраля 1917 года разрывает дипломатические отношения с Германией. Следом, 6 апреля того же года, США наконец-то вступают в войну на стороне Антанты.
Весной 1918 года американские вооруженные силы под командованием генерала Джона Першинга присоединяются к своим союзникам во Франции. Участие американских войск в войне было непродолжительным, но результативным. Они сражались в битве при Шато-Тьерри, затем во второй битве на Марне остановили большое немецкое наступление.
Еще до того, как война была официально закончена, Вильсон начал планировать свои знаменитые 14 пунктов о послевоенном устройстве Европы; с ними он едет на Версальскую мирную конференцию в конце декабря 1918 года. План Вильсона включал в себя следующее: сокращение вооружений, свободу судоходства вне территориальных вод, открытую дипломатию, восстановление национальных границ, создание независимой Польши, образование Лиги Наций, устранение барьеров в международной торговле, урегулирование колониальных претензий, самоопределение для России, восстановление Бельгии, возвращение Эльзаса и Лотарингии Франции, автономию народов Австро-Венгрии[3].
Американский президент, конечно, был великим идеалистом. Реальность распорядилась по-своему и, как она обычно делает, расстроила идеальные планы. Конференция во многом свелась к демонстрации немалых и в свете последних кровавых лет весьма ожесточенных аппетитов Великобритании, представленной на конференции премьером Дэвидом Ллойд Джорджем, и Франции, представленной премьером Жоржем Клемансо. И даже с учетом того, что Вильсону удалось выторговать кое-какие уступки для побежденных, Германию решено было превратить в пустое место. Вся ответственность за войну была целиком возложена на нее. Эльзас и Лотарингия возвращались Франции. Германская армия сокращалась до 100 тысяч человек. Западная Германия оккупировалась. На страну налагались уничтожающие репарации. В Германии начался долгий, жестокий период борьбы между крайними правыми, крайними левыми и превалирующими поначалу социал-демократами за власть и за будущее. Война закончилась, но под пеплом ее зарождалось что-то новое – что-то, что в общем не предвещало ничего хорошего.
Дед Чарльза Буковски по отцу, Леонард, уехал в США из Германии во второй половине XIX века. Он женился на Эмили Краузе, тоже немке, и поселился в Пасадене, Калифорния, где завел свое строительное дело и немало в нем преуспел, тем подтвердив, что эмиграция в Новый Свет – предприятие стоящее. Вторым сыном среди шести его детей был отец будущего писателя – Генри[4].
Достигнув призывного возраста, Генри Буковски отправился воевать в далекую Европу, туда, откуда когда-то приехал его отец. Он был сержантом американской армии, оккупировавшей Германию после ее поражения в войне в 1918 году. Военная часть Генри Буковски базировалась в городке Андернах на левом берегу Рейна, земля Рейнланд-Пфальц.
Сержант Буковски был не простым пехотинцем. В силу того что он, в отличие от большинства сослуживцев, мог говорить по-немецки, его определили на штабную работу. Там Генри сдружился с одним немцем по имени Генрих Фетт. Часто бывая дома у своего немецкого тезки, Генри познакомился и вскоре во всех отношениях сблизился с сестрой последнего – Кэтрин (Катариной). Близость молодой немки и американского сержанта вскоре приняла серьезные формы. Кэтрин забеременела, следом они с Генри сыграли свадьбу. Это случилось 15 июля 1920 года, когда Кэтрин была уже на восьмом месяце. А 16 августа на Акцинштрассе родился их единственный сын Хайнрих Карл Буковски – тот самый, которому очень скоро предстоит американизироваться и стать Генри Чарльзом. Верующие католики, родители Кэтрин позаботились о том, чтобы мальчик был крещен. Хорошая попытка…
Информация о ранних немецких годах Буковски минимальна, и даже его собственные отрывочные воспоминания венчает строчка из одного стихотворения: «На что же похож Андернах?»[5] С воспоминаний о Германии начинается и «Хлеб с ветчиной»: «Первое, что я помню, как я находился под чем-то. Это был стол, я видел ножку стола, видел ноги людей и свисающий край скатерти. Там было темно, и мне нравилось там находиться. Наверное, это было в Германии»[6]. Впрочем, никаких немецких особенностей здесь не всплывает, и Барри Майлз предполагает, что, так как в этом эпизоде участвует бабушка Генри Чарльза, живущая в Пасадене, Буковски выдает свои ранние американские воспоминания за немецкие.
Так или иначе, там была ел