Поглядел на это шотландец и только сплюнул. Собрал он свой кухонный инвентарь и отчалил из города Гавриловка-вторая в неизвестном направлении. Должно, к себе в Шотландию…
Сказка о золотой рыбке
Ванька Жуков, девятилетний мальчик, ученик элитной московской гимназии, сидел в Куршевеле на берегу озера Ла Розьер с удочкой «Shimano BeastMaster DX Feeder» и ловил рыбу. Инструктор сидел рядом и показывал, как насаживать червяка на крючок и как забрасывать леску в озеро.
И что вы думаете? Он поймал золотую рыбку.
Рыбке маленький веснушчатый Ванька очень понравился. Отпустить ее он согласился сразу. Но рыбка любила игру по правилам, и Ванька задумался, чего бы ему попросить. Вроде у него и так все есть…
Наконец он заговорил. Робко и с запинками.
– Нельзя ли, – спросил он, – что-нибудь сделать с английским? Я его жутко не люблю. А папа хочет, чтобы у меня были одни пятерки. Английский, говорит, самое важное.
– Не вопрос! – ответила рыбка. – Пятерки по английскому у тебя будут. Но этого тебе мало. Я так сделаю – будешь говорить, как ученик Итона.
– Ну ладно, – вздохнул Ванька. – Спасибо. А нельзя, чтобы вообще без английского? Чтобы по-русски?
– Ты вот что, – сказала рыбка, – сунь меня пока в банку с водой. Я подумаю, что тут можно сделать.
Минут двадцать Ванька ловил окуньков, а рыбка размышляла. Потом она высунулась из банки и сказала, что все обдумала. Такому хорошему мальчику отказа ни в чем не будет.
– Ты, Ванька, мало что понимаешь, а инструктор твой, Петр Алексеич, я вижу, доктор исторических наук. Так я расскажу, что делать буду. А то жалко – никто ведь не узнает! Все будут думать, что так от века было. Слушайте внимательно, Петр Алексеич. Клянусь, вам будет интересно!
Мы сейчас вернемся назад, в девятнадцатый век. И цесаревич Николай Александрович у нас влюбится в Марию Текскую. Он парень видный, воспитанный, нежной души – так что она за него выйдет с охотой. Станет императрицей Российской Марией Алексеевной. На ком женится Георг Пятый – не знаю и думать не собираюсь. Мы ее уведем, а он как-нибудь устроится… Виктория не растеряется…
Ну вот! Никакой истерички Алисы. Волевая, умная, английского воспитания образованная женщина. Стало быть, никакого Распутина. И войну мировую она не поддержит. В пятнадцатом году огромными переговорными усилиями приведет Европу к миру. А значит, ни в России, ни в Германии – никакой революции, голода, разрухи.
В 1936 году, после смерти Николая, новый император Алексей Николаевич соберет Учредительное собрание, и они превратят Россию в конституционную монархию. Закон и право! А в Думе – бурные дискуссии между кадетами, эсерами и социал-демократами. Государь, конечно, новоизбранного главу правительства утверждает своей монаршей властью. Право помилования на нем, церемониальные всякие обязанности. Императорский театр, Императорский Московский университет, Императорская академия искусств и Романовская гвардейская летная дивизия…
Войны мировой больше не случится – не довели Германию до нищеты и унижения. Однако в пятидесятые мировые колониальные империи распадутся. И Россия из империи станет содружеством. Балтийские, закавказские и среднеазиатские страны останутся в сфере влияния. Будут пользоваться поддержкой Москвы, посылать детей в российские университеты, учить русский язык и вешать портрет русского царя в государственных учреждениях. А Украина и Белоруссия по родству душ и языков составят с Россией конфедерацию.
Наука российская – математика всякая там, физика – будут привлекать ученых из всех стран. Талантливым выпускникам Гарварда будет лестно стажироваться в Ярославском университете. Аспиранты из Кембриджа будут мечтать защитить диссертацию в Новгородском институте теоретической физики. Поработать на адронном коллайдере. Ну вот они-то и будут со школьных лет учить русский. А Ванька для лоску пусть учится грузинскому и итальянскому. Ну как? Годится?
Ванька кивнул, очень довольный. А Петр Алексеевич ахнул, схватился за сердце и тихо опустился на песок – в обморок.
– Ладно, коли так, – сказала рыбка, – ты меня теперь выпускай в озеро, а потом щелкни пальцами, и больше по-английски тебе не придется выучить ни слова. Прощай, Ванька, арриведерчи!
Английский фарфор
Признание леди Глэдис
Глэдис Фитцкларенс сидела за своим секретером и писала утренние письма. Она любила этот спокойный час, не обремененный другими обязанностями. Легкий грогроновый капот очень шел к ее фигурке; волосы были уложены совсем просто, и муж, на минутку заглянувший в ее будуар, привычно восхитился прелестью и безыскусностью облика своей юной жены.
Глэдис писала:
«Мэри, дорогая моя! Джордж оказался прекрасным мужем. Он воспитан, деликатен и необыкновенно нежен со мной. Кроме того, он щедр, что оказалось приятнейшим сюрпризом: моя матушка неделями выпрашивала у папеньки козетку для своего будуара или двадцать ярдов батиста на новые фартуки нашим горничным. Джордж осыпает меня подарками и бдительно следит за моим взглядом, когда мы прогуливаемся мимо витрин или даже проезжаем в открытой коляске. Он беспокоится, что я не сообщу ему о понравившейся вещи и из-за своей скромности буду лишена чего-нибудь, что могло бы порадовать меня или украсить мой внешний вид, который он ценит несообразно высоко. Мой супруг тщательно занимается нашим имуществом, ежедневно получает отчеты от управляющих всеми имениями и даже ездит туда, когда возникают проблемы, которые он должен решить на месте. Его стряпчий пару раз в неделю бывает приглашен им к обеду, и я могу слышать, в какие скучные беседы приходится углубляться Джорджу, чтобы наши будущие дети располагали не меньшим достатком, чем достался на нашу долю.
Однако…
Меня ужасно смущает, что я пишу тебе это “однако”. Никому на свете, кроме тебя, я не посмела бы и намекнуть, что не вполне счастлива. Я даже не могу объяснить внятно, чего мне не хватает. Все это такие пустяки…
Месяц назад я прочла новый томик Шелли. Разумеется, я была потрясена и побежала к Джорджу, чтобы поделиться с ним. И он действительно взволновался. “Дорогая, – сказал он, – ты выглядишь странно! Кто-то испугал тебя? У тебя разгорелось лицо и сердце стучит так, что я слышу его”. Я показала ему стихотворение, уверенная, что и он будет потрясен или хотя бы взволнован. Он пробежал строчки глазами и снова обратился ко мне. “Глэдис, – сказал он, – это только слова! Я верю, что стихи эти очень хороши, раз ты так утверждаешь. Но у тебя, кажется, жар. Твои глаза блестят и сердце бьется чаще, чем должно. Я немедленно вызываю доктора с Флит-стрит”. И он его действительно вызвал. Доктор с Флит-стрит не может оказаться бессильным. И этот нашел, что мне вредно вставать с постели раньше одиннадцатого часа, необходимо выпивать два стакана теплого молока в день и беречься сквозняков.
Теперь ты представляешь, как реагирует Джордж на мои стихи! Я показала ему однажды особо важное для меня, и он расцвел улыбкой. “Это очень мило!” – сказал он ласково. И погладил меня по голове. Стихотворение было о ребенке, умирающем от коклюша, и о матери, которая держит его за ручку и думает, что завтра она сможет накормить остальных детей более сытно…
Джордж добр и щедр, но, кажется, у него нет души. Слушая пение в опере, он восхищается высокими нотами, как будто они важнее или красивее низких. Он охотно водит меня на выставки, но его суждения о картинах, прости меня, глупы! Он рассуждает о количестве краски и размере холста. Отдавая предпочтение большим картинам в богатых рамах.
Ты, конечно, напишешь, что абсолютное следование долгу, любовь Джорджа ко мне и его прекрасные манеры гораздо важнее для семейного счастья, чем тонкое понимание искусства. Мало ли перед нами примеров одухотворенных знатоков поэзии (и даже самих поэтов), неверных своим женам, которые мотовством и бесстыдным поведением доводят их до чахотки и ранней смерти!
Ты права.
Я обязана быть спокойной и приветливой. Не кукситься и не впадать в угрюмость, на которую не имею ни малейшего права. Мой долг позволить Джорджу быть счастливым. Я стараюсь, поверь! Но мне скучно! Скучно!! Скучно!!!
Приезжай, Мэри, умоляю тебя! Мы будем гулять по парку и читать друг другу любимые стихи. И если мне вздумается загрустить или даже заплакать, я скажу Джорджу, что мы с тобой поссорились, и для него это будет успокоительным ответом.
О, Мэри, приезжай! Я не плакала с самой свадьбы – скоро три месяца. Если ты промедлишь, я утону в своих невыплаканных слезах.
Передавай мой привет твоей матушке и братьям.
Ожидающая тебя каждый день, тоскующая по тебе каждую минуту
леди Глэдис Фитцкларенс».
Пять писем
Мистер Макдермотт закончил завтрак, допил последнюю чашку кофе, утер губы крахмальной салфеткой и придвинул серебряный поднос с письмами, прибывшими утренней почтой. Несколько приглашений он отложил в сторону, чтобы написать на них вежливый отказ, счета просмотрел и велел передать секретарю, запоздалое поздравление с днем рождения раздраженно скомкал и вскрыл, наконец, конверт, подписанный знакомым почерком своего постоянного корреспондента миссис Стерн. Миссис Стерн писала:
«Дорогой друг! Сегодня исполнилось пять лет с того дня, как я впервые написала Вам записочку, в которой восторгалась Вашими сонетами.
Вы ответили мне теплым, умным, необыкновенным письмом. С тех пор наша переписка приняла совершенно необычный характер. Я пишу Вам каждый день и каждый день получаю Ваши ответы. Доверительность нашей связи совершенно немыслимая. Я и на исповеди не всегда готова рассказать то, что пишу Вам, не задумываясь, по многолетней привычке.
Вскрывая зеленоватый конверт, подписанный Вашей рукой, я чувствую, что у моей жизни есть смысл, что ее наполняет что-то настоящее, значительное. И все же теперь я должна Вам сказать слова, которые, вероятно, опустошат мое будущее.