Вперед вышли два застенчивых подростка мужеского полу – еще молодые, без чехольчиков. Видать, чтоб разрешили его носить, надо какой-то обряд пройти. Посвящение. Например, посоревноваться на том стадиуме с препятствиями, на коем Афанасий свою удаль показывал.
Вели себя подростки странно. Они замерли с опущенными плечами, втянув головы в плечи и неопределенно поглядывая друг на друга из-под полуприкрытых ресниц. Ждут, кто первый начнет? Или еще что? Обидел кто кого или просто попросить хотят чего? Поди разбери. Ну, хватит на сегодня, да и селянам нельзя давать понять, что в их делах он ничего не смыслит.
Афанасий сделал отгоняющий жест рукой. Был бы он князем тверским или московским, из-за его спины тотчас выскочили бы дружинники и взашей погнали смердов. Тут же никто даже не шелохнулся помочь. Но подростки, кажется, все поняли сами. Они повернулись и без разговоров затерялись в толпе.
Да, утер Афанасий обильный пот, больше ему править не хотелось. Ну их, дикарей этих, с их непонятными бедами. И Эфиопию эту. И княжение. Домой хочется. Пора мореходов разыскивать, кто в живых остался, а то вроде и костяков свежих на пирамиде из кольев прибавилось. И деру отсюда, деру. А чтоб не поняли дикари ничего допрежь срока, что-то вроде княжеского выезда устроить надо.
Горделиво задрав подбородок, Афанасий сошел с крыльца и не торопясь направил стопы за дворец. Барабанщики, мальчишки с зонтиками и опахалами, девицы с кувшинами да полотенцами, телохранители с копьями наперевес, чтоб жители не подступали слишком близко, выстроились за ним в подобие журавлиного клина. Двинулись следом.
Так… Сначала к запрудам, на речушке поставленным, там они рыбу ловят, рассудил Афанасий, он их еще вчера приметил.
Рыболовство тут было делом не самым безопасным, если судить по тварям, что плескались в ручье, когда он проходил испытание. Такие руку могли запросто отхватить, а если в озерцо упадешь, так и загрызть вовсе.
Под перестук барабанов процессия спустилась в долину. У затонов копошились люди. Несколько деревенских с большими палками и копьями следили за тем, как они бьют острогами рыб, а другие кидают их в плетеные корзины, – чернокожие из соседних поселений, судя по одежде и нанесенной на лица краске. И два морехода из команды корабля. Оборванные, бледные, но живые.
Заметив приближение Афанасия, охранники засуетились. Стали чаще покалывать рабочих остриями копий и вытягивать по спине палками.
Афанасий прибавил шаг. За ним засеменили мальчишки и девицы. Телохранители рассыпались по сторонам, их босые ноги зачавкали по пропитанной водой земле, утопая чуть не по щиколотку. Барабанщики же остались на сухом и сбились в кучу. Двое вообще умолкли, передыхая.
Один из мореходов, закидывая в корзину мясистую трепещущую рыбину, поднял взгляд и узнал Афанасия. От удивления глаза его выкатились, рот открылся, руки остановились. Один из охранителей подскочил, замахнулся палкой.
– Стой! – рявкнул купец на фарси.
Тот не понял, что сказал новый повелитель, но смысл его выкрика уловил верно. Опустил палку. Отошел на два шага. Другие пленники тоже закончили работу, уставившись на Афанасия. Телохранители приблизились, шлепая по грязи.
– Как вы тут? – спросил купец у морехода.
– Да как? Не сладко в полоне. Работаем, вот, – он обвел рукой корзины с рыбой. – Молим Аллаха, чтоб помог выбраться.
– Считай, услышал тебя Аллах, – сказал Афанасий. – Сейчас пойдем, остальных найдем и к берегу двигаться будем. На корабль, если еще не ушел. А ушел, так без него обойдемся.
– Так кто ж нас отпустит? – удивился мореход.
– Я! – усмехнулся Афанасий. – Вышло так, что я тут у них главным стал. Но это ненадолго, так что надо пользоваться, пока можем. А ты не знаешь, кто-нибудь из команды по-местному разумеет? Ну, из тех, взяли кого?
– Юсуф из Бидара как-то с ними объяснялся, но жив ли он, не ведаю. Я его дня три назад видел, когда на работы разводили.
– Вы не вместе ночуете?
– Нет, – ответил мореход. – Других, может, и вместе держат, а мы тут спим в шалаше, – он мотнул головой в сторону довольно большого сооружения из шестов и пальмовых ветвей. – Сырость кругом. Все рыбой пропахло, сил никаких нет терпеть. Бьют все время почем зря! – вдруг выкрикнул он.
– Успокойся, не время голосить, – осадил его Афанасий, поглядывая на деревенских, недоуменно прислушивающихся к разговору «князя» с рабом. То, что он общается с пленником на незнакомом языке, им явно не нравилось. – Давай, собирайся, и пойдем остальных искать. И ты давай, чего столбом застыл? – бросил Афанасий второму мореходу.
Тот, молодой еще, с пушком вместо бороды и усов, швырнул измазанную кровью острогу под ноги оторопевшему стражнику и кинулся к Афанасию, встал рядом. Потом хотел было вернуться, отвесить чернокожему пинка за все обиды, но мореход постарше удержал его.
Купец поблагодарил его едва заметным кивком головы и двинулся на следующую делянку, где могли оказаться пленные. Все были босиком, подолы замарать не боялись, да и вообще к такому делу были привычные. Журавлиный клин как бы вывернулся внутри себя и начал обратное восхождение на холм.
Добравшись до вершины, они свернули к широкой дороге, пьяной змеей исчезающей под пологом леса. Они ориентировались на странные звуки, вроде и похожие на стук топоров по дереву, а вроде, и нет. Были они глуше и раздавались как-то неровно, будто после каждого удара дровосек останавливался и передыхал, облокотившись на топорище. Продравшись через густые заросли, вышли на небольшую поляну, на коей в некотором отдалении друг от друга росли высокие пальмы. Верхушки их, кроме листьев, были увенчаны еще и огромными орехами.
Возле деревьев суетились люди. Иногда кто-то спускался вниз, оплетя руками и ногами шершавый ствол. Иногда кто-то забирался наверх, но большинство просто сидели на верхушках и палками сбивали орехи вниз. Падая, те и производили тот странный шум. Другие люди раскладывали их по большим корзинам и отставляли в сторонку, чтобы потом нести в закрома. Иногда им приходилось уворачиваться от летящих сверху плодов.
Увидев нового вождя, корзинщики замерли, кто где стоял, рискуя получить орехом по голове. Чтоб не допустить смертоубийства, Афанасий взмахнул рукой – продолжайте, мол, и внимательно оглядел делянку. Приметил на пальмах выцветшие на солнце рубахи. Конечно, кому, как не мореходу, к снастям и мачтам привыкшему, на пальму лезть?
Жестом он подозвал одного из телохранителей и ткнул пальцем в нужных ему людей. Тем же пальцем указал вниз и, заметив кровожадную радость в глазах телохранителя мягко покачал вверх-вниз открытой ладонью – не убивать, нежно спустить. Телохранитель кивнул разочарованно и побежал к деревьям. Постучал древком копья по стволам, замахал призывно, чтоб слезали. Афанасий тем временем подозвал уже найденных моряков.
– Ну что, тут Юсуф из Бидара? – спросил он того, который постарше.
– Так не разобрать, хотя… Вот тот, вроде, у которого чалма распустилась, – мореход указал на мрачного кряжистого детину, заворачивающего за ухо конец длинного полотнища.
– Отлично! Ты Юсуф? – спросил купец спрыгнувшего на землю морехода.
Тот в ответ с подозрением оглядел бывшего пассажира, наряженного поверх одежды в местную мантию.
– Ну, я, а что? – с вызовом ответил он и сплюнул сквозь зубы.
Телохранитель ткнул Юсуфа под ребра древком копья. Тот зашипел, выпуская воздух сквозь стиснутые зубы, и сложился пополам, а потом завалился на бок.
Афанасий жестом показал, что хватит, больше не надо, и склонился над корчившимся на земле человеком.
– Ты поосторожнее со словами, убьют не ровен час, а ты нам нужен еще.
– Кому «нам», зачем «нужен», ты вообще кто и почему в таком наряде? – спросил мореход, с трудом выговаривая слова.
– Я тут вопросы задаю, – сказал Афанасий сурово и добавил мягче: – Так вышло, что я тут князем местным заделался. Но это ненадолго, потому уходить надо, пользуясь моментом. Сейчас всех, кто с корабля, соберем да и двинем к побережью. Если хочешь, конечно. А то можешь и оставаться, смотрю, по пальмам лазать у тебя хорошо получается.
– Не, не, не, – пробормотал Юсуф. – Я с вами, конечно.
– Вот и ладно. А ты, говорят, по-ихнему разумеешь?
– Да не то чтоб… – прокряхтел Юсуф, поднимаясь. – Слов двести различаю. Слов сто произнести могу, так, чтоб они поняли. Самых общих. Есть, идти, спать.
– Ну, может, и хватит, – кивнул Афанасий.
– Для чего? – спросил окончательно оправившийся мореход.
– Потом расскажу, – отмахнулся купец. – Где остальные, знаешь?
– Человек пять вроде на охоту пошли.
– На охоту? – удивился Афанасий. – Кто ж их в лес, да без присмотра, да с оружием отпустит?!
– Брат мой родной с ними. Когда уходили, он мне шепнул, что их на охоту с собой берут, – пожал плечами Юсуф. – Больше ничего не знаю.
– Ладно, разберемся. А собственно, ты и разберешься. Ну-ка спроси у них, где другие люди с корабля.
– У кого?
– У кого, у кого? – всплеснул руками Афанасий. – Видишь, советник княжеский рядом стоит, – он указал на высокого мужчину в куцей мантии с костяными серьгами в ушах. – Вот у него и спроси.
– А… – Юсуф подошел к советнику. Приблизив лицо к его физиономии, произнес несколько слов на непонятном языке.
Советник отскочил от морехода, будто ему паука ядовитого показали. Виновато поглядел на Афанасия, ответил на том же языке и махнул рукой куда-то в лес.
– Говорит, – обернулся к купцу Юсуф, – да, на охоту пошли, куда-то туда. Куда, он точно не знает.
– Понятно. Что ж, подождем, пока вернутся. Спроси его, к ночи успеют?
Юсуф снова повернулся к советнику. Спросил. Выслушал ответ, задумчиво почесал под тюрбаном.
– Что говорит-то? – поинтересовался купец.
– Непонятно. Вроде как предупреждает, что не все вернутся обратно. Говорит, что он тут ни при чем. Испугался чего-то.
– Да уж, – Афанасий взглянул на советника, лицо у которого стало серо-зеленым, будто ее пеплом посыпали. Для белого это означало бы смертельную бледность. – Не нравится мне это. Так, – обратился он к Юсуфу, – скажи, чтоб все мамки и няньки в деревню валили к едреням. И вы с ними, – повернулся он к мореходам, что стояли поодаль. – Ждите там. А воины и ты, Юсуф, со мной. И гуся этого, – он ткнул пальцем в советника, – забираем. Пусть ведет.