– Господин Новиков, тут все время поминается некий Майков. Он не во флоте ли служит? – спросила Александра.
– Во флоте, сударыня, на «Памяти Евстафия».
И тут Александра вспомнила молодого офицера, которого привел Нерецкий, и его рассуждения о высоких идеях. Тогда они были приятели. Так что же их вдруг рассорило? Да и рассорило ли? Ведь Нерецкий позволил себя пленить и не звал на помощь.
– Вы с ним знакомы? – полюбопытствовал Новиков.
– Светское знакомство, ни к чему не обязывающее, сударь. И уж не с ним я обручилась, даю вам слово!
А Михайлов меж тем окликнул лодочника, в переговоры вступил и дядя Ефрем, две минуты спустя лодки соприкоснулись бортами, и Новиков с медвежьей галантностью помог Александре перейти в другое суденышко.
Тут раздался крик.
– Дядька Ефрем! – кричал из сумрака парнишка. – Скажи господам – того молодчика в епанче, за которым посылали, на месте нет, на Адмиралтейской, куда-то убрался!
– Черт! – буркнул Михайлов. – Этого еще недоставало!
– Но там, где мы его поставили, ничего опасного быть не должно! – расстроился Новиков.
– Этот бездельник сыщет приключений на свою голову! Что же мы матери скажем?
Александре, продрогшей в мокрой одежде, недосуг было слушать перебранку. Она сказала, куда везти, и лодочка пошла нырять под мосты. Мысли в голову лезли разнообразные – панихида по Нерецкому причудливо сменялась панихидой по Михайлову…
Добравшись до удобного места, Александра велела лодочнику ждать и поспешила домой.
Идти по грязной улице в одних мокрых чулках было неприятно – ну да для девицы, которая босиком бегала по унавоженному огороду, ничего страшного, – сия беда лечится турецким тазом с горячей водой и французским мылом.
Александра вошла в свой дом, была встречена в сенях стареньким Ильичом, который почитал своим долгом сидеть там ночами. Ильич устроил целый переполох – закричал: «Нашлась, нашлась!», и тут же прибежали перепуганные девки, причем Павла с Танюшкой – в одних рубахах, а Фрося спать еще не ложилась. С воплями и причитаниями они повели мокрую голубушку-барыню в гардеробную – раздевать, согревать, мыть ей ножки, кутать ее в самое теплое, укладывать в постельку. Ильич был отправлен с тремя копейками к лодочнику.
– Семен где? Жив, цел? – спрашивала Александра.
– Жив, приплелся!
– Ему голову не пробили?
– До крови ушибли! Ему Ильич волосья вокруг раны выстриг, перевязал.
– Завтра пошлю за немцем…
– Не нужно немца, Ильич его сам вылечит!
Александра уже сидела полуголая, с ногами в тазу, а Фрося полотенцами сушила ей распущенную косу, когда ворвалась Мавруша в одной рубашке и ночной кофте, даже без чепчика.
– Сашетта, вы утонули?! – закричала она.
– Утонула, на том свете в Нептуновом царстве обретаюсь, – отвечала Александра.
– Ай, нет, нет… Госпожа Денисова! Поликсена не вернулась!
– Ах, еще и это… С утра пошлю к Арсеньевой. Коли Поликсене совсем уж не хочется у меня жить – отправлю ей вещи и заплачу старухе, чтобы…
– Нет, нет! Она не примет!
– Это что еще за блажь? – удивилась Александра.
– Не блажь! Мурашка… Поликсена – невеста господина Нерецкого! Вот почему она ушла! – и Мавруша снова опустилась на колени. – Госпожа Денисова, отдайте ей супруга! Она же вот-вот от него ребеночка родит!
Фрося тихо ахнула.
– Сдается мне, что ты, Мавренька, врешь, – спокойно и даже ласково сказала Александра. – Ты сама ведь в него влюблена…
– Да что – я? Я – дурочка! Мне только и надо, что его голос слышать!.. А она – она все ему отдала… Мне такого не смочь… Я, должно быть, меньше люблю, чем она… – И Мавруша заплакала.
– Поликсену я найду и прямо спрошу у нее, от кого дитя нагуляла! – крикнула Александра. – А тебе стыдно подругу к своим проказам припутывать, особливо теперь, когда Нерецкий попал в беду! Его спасать надобно, а не делить между монастырками!
– Как – в беду, отчего – в беду? – забормотала Мавруша, поднимая к Александре заплаканное лицо. – Это из-за вас?!
– Из-за меня?!
– Вы же за ним ушли, и вы были в мужском костюме!
– Ну и что?
– Значит, была дуэль!
– Какая дуэль, ради чего, опомнись! На него напали, мы убегали вместе на лодке, лодка опрокинулась, я выплыла, а его захватили злодеи. Теперь ясно?
– Ахти мне… – прошептала Фрося.
– Но зачем, почему?
– Фрося, мой маскарадный костюм по Мойке уплыл. И шляпа пропала. Где она слетела с головы – понятия не имею. Завтра не забудь – надо спосылать Андрюшку к Меллеру, чтобы пришел и снял мерки, буду шить новый. Да и вот что – напомни, чтобы Зверкову написала. К костюму нужна шпага, а те, что от покойного барина остались, мне уж точно не по руке, там чуть ли не рыцарские двуручные мечи. А Зубков оружие любит – как все кабинетные сидельцы… А модная аглицкая шпажонка не опаснее веера…
– Вы будете биться за него? – прошептала изумленная Мавруша.
– Я спозаранку в часть поеду, напишу явочную, пусть полиция тоже его ищет. Мы там шум подняли на Второй Мещанской, может, найдутся люди, что видели злодеев. А потом…
Александра посмотрела на правую руку. Перстень никуда не делся – сидел на пальце, тусклый и рябой, единственный в России… и не смыло ж его, не канул на дно Мойки!..
Тут же в голове связалась цепочка, словно бы кто орудовал там тамбурным крючком, тянул петельку за петелькой: от перстня к Павлушке, от Павлушки к его папеньке, а от папеньки – к тому разговору, который подслушала Александра накануне объяснения с Нерецким, к разговору, после которого любимый неведомо зачем умчался в Москву.
– А потом я еду к Ржевским. А ты, Мавренька, будешь сидеть дома. Попробуешь удрать – велю запереть в чулане.
– Но надо найти Поликсену!
– Без тебя найдут. И тогда я уж докопаюсь до правды. Деликатность мешала мне делать расспросы, но тут уж не до тонких материй. Поняла, монастырка?!
Мавруша, как ни странно, промолчала.
– А теперь ступай спать.
– Как же я засну, не зная, что с Мурашкой?..
– А я как засну, не зная, что с моим женихом? Помолюсь – да и постараюсь!
Выбивая из Маврушиной головы ту дурь, что связана с Нерецким, нужно было действовать сурово и решительно. Александра, впрочем, и не испытывала особой жалости к девчонке, которая бог весть чего насочиняла и даже оказалась интриганкой – бестолковой, но все же интриганкой. Рано или поздно Мавруше предстоит столкнуться с обычной жизнью во всей ее неприглядности и набить на чистом лобике несколько основательных шишек. Чем скорее это произойдет – тем лучше, и тем больше надежды, что ближе к Рождеству она согласится выйти замуж за хорошего жениха, если его пошлет Господь, а не будет забивать себе голову бреднями о Нерецком.
Разумеется, уснуть не удалось, хотя девки постарались, и горячим напоили, и раскаленный кирпич в полотенцах в постель положили. Как спать, когда возлюбленный увезен бог весть почему и куда?
Кому и что сделал безобидный Нерецкий? Он, поди, и шпажному бою-то не обучен, а лишь музыке и стихосложению!
Придумать вину Нерецкого Александра не смогла – но одна мудрая мысль все же осенила ее: не в полицию бежать, там могут поднять на смех любовницу, потерявшую любовника, и искать похищенного примутся с превеликим промедлением, а сразу нестись к Ржевскому. Он послал Дениса с важным поручением в Москву, он ждет его из Москвы, так пусть он первый и узнает, что стряслось. Он в свете важная персона, сенатор, он поймет, что сие похищение значит!
Да и какую роль в этой истории играет перстень, наверняка объяснит. Придется просить, чтобы не строго наказывал жениха Павлушеньку…
Поднялась Александра ни свет ни заря. Потребовала, чтобы девки сразу же вымыли ей голову: после купанья в Мойке волосы были на ощупь отвратительны. Велела бежать за волосочесом, заставила вытащить на свет из шкафа три платья и разложить на постели – чтобы во время завтрака сделать выбор. Написала Зверкову с просьбой подобрать в своих сокровищах и прислать ей шпагу, подходящую не только для того, чтобы оттопыривать полу кафтана. Немца Меллера, замечательного портного, лакей Гришка из постели вынул и, не дав чашку кофея выпить, доставил к барыне. Пришлось Александре самой угощать его завтраком, пока портновский подмастерье снимал с нее мерку для нового наряда – кафтана, камзола и штанов; цвет на сей раз она выбрала пюсовый. К концу сумбурного завтрака лакей Пашка притащил сапожника; дамские туфли можно и готовые в лавке приобрести, парижской работы, а обувь мужского фасона на маленькую ножку надобно заказывать. Деньги так и разлетались…
Потом Александра, окутанная пудромантелем, уселась перед зеркалом и от прикосновений ловких пальцев волосочеса даже задремала. Причудливая и бессонная ночь дала себя знать, и потом, уже в платье, зашнурованная и нарумяненная, в модной широкополой шляпе с плюмажем поверх напудренных волос, создававших впечатление светящегося ореола вокруг лица, она не сразу собралась с духом – все хотелось присесть на канапе и закрыть глаза.
Но нужно было выручать из беды Нерецкого.
Она явилась к Ржевским в неподходящее время – светские визиты столь рано не совершались. Ее препроводили в гостиную и несколько минут спустя сообщили: господин Ржевский осведомлен, скоро спустится.
Дети, уже покормленные незатейливым завтраком (Глафира Ивановна, выросши без деликатесов, не хотела баловать детей, давала им ту простую пищу), заглянули в гостиную, приласкались и сразу убежали в учебную комнату – с этим в доме было строго. Остался один маленький Павлушка. Он стоял у двери, исподлобья смотрел на «невесту», и как было не умилиться маленькому насупленному личику.
Александра быстро подошла, опустилась на корточки:
– Павлушенька, миленький, где ты колечко нашел?
Мальчик потупился.
– Тебя никто ругать не станет, колечко мне по душе пришлось…
– А ты его носить будешь?
– Вот же оно, на пальце, с руки не снимаю. Буду и впредь носить, Павлушенька, только скажи, где взял. А я тебе игрушку принесу – медведь с мужиком бревно пилой пилят, ты за палочку дергаешь, а они пилят. Или глиняную муравленую птичку у разносчика куплю, будешь свистеть в нее. Что лучше – медведь с мужиком или птичка?