Vox Dei слушал и кивал с задумчивым видом. Человек более проницательный, чем Vir Nobilis, призадумался – точно ли собеседнику известен тайный смысл слов «склянки», «галс» и «оверштаг».
Vir Nobilis, увлекшись морскими подробностями докладывал, как при команде с флагмана «повернуть через фордевинд», корабли «Дерись» и «Память Евстафия» повернули оверштаг, от чего сильно отстали, не дойдя в надлежащее к сражению расстояние, оказались в безопасности. Отметил, что на «Дерись» к этому приложил руку брат Igni et Ferro, а на «Памяти Евстафия» – лично он сам. Но честно признал, что к отставанию отряда фон Дезина, составлявшему арьергард, и к его слишком неспешному продвижению навстречу шведской эскадре ложа «Нептун», кажется, отношения не имеет, а вмешался пресловутый русский «авось».
– Что там вышло с зажигательными снарядами? – спросил Vox Dei. – Верно ли, что русские корабли палили зажигательными по судам гроссмейстера?
– Vir magna vi запретил, но кто-то сделал с полдюжины выстрелов. Гроссмейстер – тот приказал, только на «Ростиславе» паруса трижды загорались. И стрелять парными ядрами он приказал… – Тут Vir Nobilis нахмурился. – Несколько братьев ранены, есть ожоги, – сказал он в ответ на внимательный взгляд Vox Dei.
– Ожоги заживут. Главное – что вы соблюли верность клятве и братству. Это – шаг вперед. Не так просто будет избавиться от предрассудков, но мы укажем путь. Границы и государства – великий и опасный предрассудок, брат. Они рано или поздно будут уничтожены – и благодарное человечество вспомнит, кому оно обязано! Мы первыми идем по этому пути, нам честь оказана! – воскликнул Vox Dei. – А теперь – то, что ты вызвался сделать, буде возникнет возможность. Она возникла?
– Да, все было так, как предвидел гроссмейстер. Он угадал, что в адмиралтействе изобретут именно это.
– Ты выполнил поручение гроссмейстера, брат?
– Да. Я смог это сделать. И очень хорошо, что я получил это поручение не от Vir magna vi, а от гроссмейстера через тебя. Vir magna vi не отдал бы его, не нашел бы в себе сил. Он и так был очень удручен своим положением: он давал присягу, но обязан повиноваться гроссмейстеру, поэтому все время искал компромисса. А я, когда стало известно, что из адмиралтейства разосланы пакеты, сразу понял, что внутри. И ухитрился скопировать прямо в каюте у Баранова, пока тот спал.
– В пакетах было то, о чем мы тогда говорили?
– Да, брат, оно самое. И я успел отправить послание с Вайноненом. Он один из немногих чухонцев, что хотят служить шведской короне.
– Да, под Финляндию заложена мина, сдается, и запал уж подожжен, – Vox Dei покачал головой. – Это плохо, да только ничего уж не исправить. Коли что, исход войны будет решаться на море. Стало быть, никто не догадался о твоей хитрости?
– Нет, я полагаю.
– И адмиралтейство не станет рассылать новых пакетов?
– С чего бы? В сражении только одно судно, «Владислав», пустило в дело свой пакет, и оно – в плену. Гением нужно быть, чтобы догадаться, как это произошло! «Дерись» мог бы ему помочь, но воздержался и даже заблаговременно отошел подальше. Да еще три десятка пробоин в борту подсобили, – и гроссмейстер взял этот приз. Я полагаю, мое послание гроссмейстеру еще не раз ему послужит. Пока «Владислав» вернется из плена, гроссмейстер выиграет эту войну. А потом это будет уже устаревшей новостью.
– Возможно, ты и прав.
– Безусловно, – подтвердил Vir Nobilis. – А теперь мы должны решить, как быть с Agnus Aureus.
– Пока мы не допросим его, ничего решать нельзя.
– Я уверен, что он предатель.
– Это решать не тебе, брат, а старшим. Смирись! – повысил голос Vox Dei. – Смирись! Твоя гордость и самонадеянность пусть тебе служат в ином месте! При дворе блистай! Девиц соблазняй! Ты не для того вступал в ложу и давал клятвы, чтобы проявлять тут свой упрямый норов!
– Прости, брат, – помолчав, сказал Vir Nobilis. – Сие от избыточного рвения.
– Знаю.
Расставшись с Vox Dei, Vir Nobilis направился на Вторую Мещанскую – искать Agnus Aureus, и, конечно же, не нашел. Человек, сопровождавший его, побеседовал с дворником и доложил: тут двойная пропажа, исчез не только Agnus Aureus, но и женщина, с которой он жил.
– Похоже на бегство, – сказал Vir Nobilis. – Что же он натворил, если скрылся со своей любовницей? И – куда?
Сведения обошлись в двадцать копеек. Дворник сообщил, что постоялец ненадолго собрался в Москву, а любовница пропала уже потом. Эти сведения обошлись еще в двадцать копеек.
– В Москву меньше чем на неделю никто не ездит, – решил Vir Nobilis. – Но как узнать, когда его понесла туда нелегкая? И какой у него уговор с любовницей, отчего она скрылась после его отъезда?..
По всему выходило, что Agnus Aureus отправился в Москву, коли не соврал, сразу после получения письма, которое должен был передать Vox Dei, а куда подевался бывший мичман Ерофеев, – дворник, разумеется, не знал. Самые скверные подозрения оправдывались.
– Нашим московским братьям ваше с Igni et Ferro послание читать совершенно ни к чему, – сказал Vox Dei, выслушав донесение. – Но лучше, чтобы оно попало к ним, нежели в Тайную экспедицию. Нужно наблюдать за домом и, как только появится Agnus Aureus, тут же увезти его.
– К тебе? – уточнил Vir Nobilis.
– Нет. Пока мы не поймем, где письмо и где тот злополучный перстень, придется остерегаться. Мало ли какие узлы теперь завязаны вокруг нашего Agnus Aureus. Есть другое место. Оно удобно тем, что туда нашего голубчика можно доставить на лодке – то есть он не поднимет криками суматохи и не сбегутся десятские. А коли и прибегут на набережную – то ничего сделать уж не смогут. Ultra posse nemo obligatur.
– Это правило в полиции соблюдают отменно, – согласился Vir Nobilis. – И не то что никогда не делают ничего сверх возможного, но и возможного-то часто не делают.
– Да – когда не знают, что дело пахнет Тайной экспедицией. Мы спрячем его там, в павильоне, где устраивал свои шалости господин Калиостро. Я напишу Primus inter pares – он не откажет в маленькой услуге ради великого дела. Место подходящее, и сбежать оттуда невозможно. Primus inter pares водил меня туда, рассказывал всякие анекдоты о Калиостро, только сам не мог спуститься – ступени высоки, а у него подагра. Веришь ли, там у всякого мороз по коже, и у меня также. А тут только подвал да чердак. Вообрази, что будет, когда он поднимет крик на чердаке. Все соседи всполошатся.
– Придумано ловко. Ты дашь свою шлюпку?
– Дам, разумеется, и вместе с гребцами. Моли Бога, чтобы наш голубок прилетел поздно вечером или ночью, тогда ты смог бы взять его прямо у дома. Днем это будет труднее. Придется дожидаться темноты. А вдруг он в потемках куда-то побежит?
– Поймаем, – уверенно сказал Vir Nobilis. – Я должен дознаться…
– А удобно ли сие? Он твой друг, – напомнил Vox Dei. – Хватит ли мужества – или не нужно тебя испытывать…
– Я клятву дал! Какая дружба, если я клялся на Библии и на обнаженном мече во имя Верховного Строителя всех миров? Vox Dei, даже кабы не клятва – у меня ведь никого нет, кроме нашего братства… как же я?..
– Молчи, я знаю, молчи…
– Да. Не пристало, – справившись с волнением, отвечал Vir Nobilis. – Vox Dei, надобно написать письмо к Vir magna vi, объяснить, что я при тебе. Сейчас все полагают, что я лежу в госпитале раненый, а ну как вздумают проверить?
– Хорошо, я напишу, что забрал тебя из госпиталя. И дам тебе четырех человек, не считая гребцов с рулевым.
Эти четыре человека были не из дворни Vox Dei – сей господин, имея жену, которая, собственно, и занималась всем особняком и всем штатом прислуги, оставив в ведении мужа кабинет с библиотекой и еще кое-какие помещения, не хотел вступать с ней в объяснения. Секретарь Vox Dei вызвал их откуда-то, и Vir Nobilis понял, что они не впервые исполняют странные поручения.
Не имея опыта в слежке и похищении людей, Vir Nobilis не сумел сразу устроить все так, чтобы Нерецкий попал в надежную ловушку. Однако его люди нашли выход со двора в переулок и наметили кратчайший путь к Мойке, где целыми днями теперь стояла шлюпка. На случай, если придется нести к ней Нерецкого днем, связанным и с кляпом в рту, они, к большому удивлению Vir Nobilis, откуда-то притащили большой ящик, мало чем поменьше гроба, и поставили его торчмя за сараями. Но ящик не пригодился – Нерецкий явился ночью.
Если бы он был один, то, может, обошлось бы без шума. Но Нерецкого сопровождал крепкий детина и вошел вместе с ним в калитку. Это смутило Vir Nobilis: он намеревался поговорить с давним другом по-хорошему и принять решительные меры только при сопротивлении, – но не смутило людей, которых дал ему Vox Dei.
Одному Богу ведомо, где и как научились они действовать столь ловко, чьи поручения выполняли и для чего использовал их Vox Dei. Vir Nobilis только открыл рот, чтобы спросить о письме, не дошедшем до Vox Dei, как Нерецкий был схвачен, а детина схлопотал ручкой трости по затылку и рухнул.
– Молчи, ради бога! – вот единственное, что успел Vir Nobilis сказать Нерецкому, да и этого говорить, пожалуй, не стоило, – пленник от потрясения лишился дара речи. Он позволил вывести себя в переулок, но там все же обрел способность изъясняться и запричитал жалобно:
– Боже мой, куда вы тащите меня, я вам никакого зла не сделал!
– А куда ты дел письмо для Vox Dei? – прямо спросил Vir Nobilis.
Тут издали донесся крик «Караул!». Голос был высокий, женский.
– Какое письмо?
– А человек, что тебе его доставил, – где он?
– Послушай, Майков, я решительно не понимаю… Коли это шутка – так она дурного тона…
– Agnus Aureus, мне не до шуток. Я тебя спрашиваю – кому ты отдал письмо с перстнем?
– Я не получал письма с перстнем.
– Лгать – грех. А для чего ты, получив это письмо, вдруг собрался и уехал в Москву?
– Я получил из Москвы известия… Ты знаешь, там у меня родня, тетка при смерти…
– Опять лжешь.
– Я все тебе растолкую!