– Нет, настолько-то ума у господина Елагина достало – не заводить сатанинскую поварню под домом, где живешь, – сказал старый лакей. – Он почище выдумал. Там на краю острова, на холме, поставил павильон, от дворца – не более четверти версты, а под павильоном-то и были те подвалы, где господа собирались, разряженные, как для придворного маскарада, немецкими монахами и бог весть кем еще. И ночью туда ходили гуськом, с факелами, как черти, прости господи…
– Матушка пресвятая Богородица! – вообразив себе процессию и невольно перекрестясь, воскликнула Александра. – И что же – ты с ними ходил?
– Да боже упаси, я только с барином покойным приезжал, он ведь сколько был жив – другого камердинера не желал: я за ним чуть не с пеленок ходил…
– Помню, Ильич, миленький, все помню…
– Так я в комнате оставался и в окошко видел. Как-то раз долго глядел – как они шли мимо старого дуба, там дуб был – сказывали, царя Петра помнил, как к павильону поднимались и обходили его посолонь… Глядел, крестился и молился… И теперь за баринову душеньку молюсь, не пошло бы ей во вред то колдование…
– Тут, значит, эта адская поварня была? – Александра показала пальцем на край острова.
– Тут, матушка, на самом на мысу. Диво, что в паводок этот подвал не затопило. А в ночи, когда собирались, на башне огонь горел.
– Как, там еще и башня?
– Из нее на звезды глядели, а потом в подземелье спускались. Я-то следил в окошко – когда в башне был свет, в павильоне – не было, стало быть, под ним все и делалось. Еще барин сказывал – своды низкие, только итальянцу впору, поэтому он и шишку на лбу как-то набил…
Александра внимательно посмотрела на карту. Запомнить расположение дворца и павильона было несложно.
– Убери это, Ильич, – сказала она. – Бог с ним, с Елагиным. Я к себе пойду, а ты вели, чтобы ко мне привели Мавреньку, мне надо с ней наедине потолковать, а потом, чуть погодя, пришли ко мне Фросю.
– Все сделаю, матушка-барыня.
В спальне Александра сняла кафтанчик, отстегнула шпагу и стала изучать, как она крепилась к поясу, насколько можно отпустить ремешки. За этим занятием ее и застала Мавруша.
– Звали, сударыня? – спросила она.
– Звала. Нерецкий попал в беду, надобно его выручать.
– Да как же?! – вскрикнула Мавруша. – Я всей душой, всем сердцем, жизни не пожалею!.. Что надобно сделать – приказывайте!..
– Стрелять вас, монастырок, поди, не обучали?
– Стрелять?..
– Понятно. Бегаешь ты быстро?
– Обыкновенно… бегаю… А как надо?..
– Темноты не боишься? Крови не боишься? Видела когда раны, хоть небольшие? Перевязывать доводилось?
От вопросов Мавруша совсем растерялась.
– Да для него я ничего не побоюсь… Ей-богу, не побоюсь!..
– Это похвально. А то мне без тебя не справиться. Я, сдается, знаю, где его держат. Сегодня хотели его отыскать, да нас на остров не пустили – увидели издали, что мужчины в лодке, и не велели причаливать. Но дам, богато одетых, сама видела, пустили. Так что завтра наряжаемся, как на придворный бал, и отправляемся на Елагин. Сейчас Фрося приготовит тебе мое муслиновое платье – то, бланжевого цвета с рукавами буф, где надо – ушьет, вырез сделает побольше. Вели Павле приготовить те туфли, в которых ты сможешь быстро ходить, с самым маленьким каблуком…
Павла, подаренная Мавруше госпожой Вороновой, была очень хороша собой. А то, что поведения легкомысленного, так оно, пожалуй, и неплохо.
– Фросенька, сходи-ка за Павлой, – велела Александра заглянувшей горничной. И когда красавица явилась, первым делом ошарашила ее вопросом:
– Тебе господское платье носить доводилось?
– Доводилось, матушка-барыня. У госпожи Вороновой домашний теятор делали, я пастушкой была и дамой…
– Отменно. Фрося, мы с Павлой фигурами схожи?
– Она, барыня-голубушка, в грудях поосновательнее будет!
– В мое синее платье влезет? Сделай так, чтобы влезла толстомясая! Хоть салом смажь – но чтоб вползла! Павла, покажи ногу… Ох… не у всякого гренадера такая нога сыщется!.. Плохо. Фрося, вели Татьяне – пусть сходит с ней в ряды, поищет туфли на ее лапищу. И чтоб весь вечер в тех туфлях потом ходила! А сама – тут же в гардеробную!
И опять во всем доме началась суета – нужны были шляпы, зонтики, черные маскарадные накидки-домино, понадобились и новые потайные карманы, такие, что выдержат вес пистолетов. Александра снаряжала свою экспедицию на Елагин так, что Михайлов с Новиком померли бы от зависти, они-то ехали наугад, наобум лазаря. Ильича она отправила с запиской к приятельнице, наказав без ответа не возвращаться, чтобы старика от этих сборов в сатанинское логово и впрямь «кондратий» не хватил.
Утром пришел волосочес, изготовил Александре, Мавруше и Павле великолепные прически с шиньонами. Потом Фрося помогла им одеться, к тому времени прибежал Гришка и сказал, что большая лодка, им нанятая, в Мойку не войдет, а будет ждать на Дворцовой набережной, так быстрее получится. На Гришке была новенькая ливрея, напудренный паричок, он улыбался во весь рот, предчувствуя приключение.
– Ну, Господи, благослови, – перекрестилась Александра на висевшие в спальне образа. Платье на ней было легкое, белое, муслиновое, как у Мавруши, на голове – шляпа с преогромными голубовато-серыми перьями; она знала, что в этом наряде очень хороша, и юбки вниз надеты легкие, необременительные, и туфельки – легчайшие.
Солнце сияло, пистолеты в потайные карманы легли удачно, Павла в дамском платье двигалась довольно ловко, шляпа на ней сидела красиво. Мавруша лишь испуганно поглядывала на свою низко открытую грудь, но не спорила и не айкала. Экспедиция начиналась неплохо.
Конечно, мало что можно сделать впятером – ведь у Елагина дворни, поди, не меньше двух сотен. Но разведка – тоже великое дело, и неожиданное нападение должно оказаться удачным.
В последний миг Александра сообразила, что нужно написать записочку Ржевскому. Это заняло не более трех минут. И тогда уж, отправив с записочкой Андрюшку, они приказала всем выходить из дома.
Лодка с четырьмя парами гребцов оказалась ходкой, если идти по Большой Невке, то Елагин остров был совсем близко, разве что у Каменного острова пришлось задержаться, чтобы не столкнуться с целой галерой, сопровождаемой яликами.
– Ай, как прелестно, как красиво! – твердила Мавруша все время, сколько шли вдоль каменноостровского берега. За деревянными набережными виднелись высокие оранжереи с просвечивающими сквозь стеклянные рамы пальмами и померанцевыми деревьями, решетчатые беседки, дома, узорная ограда зверинца, подстриженные кусты и деревья. Все это великолепие было заведено еще при бывшем владельце острова, канцлере Бестужеве-Рюмине. Ныне им владел великий князь Павел Петрович, и для него был построен замечательный дворец на месте старого бестужевского.
Пристань напротив елагинского дворца все приближалась, Мавруша забеспокоилась, схватила Александру за руку.
– Как лихих старцев на сцене представлять, так ты смелая, – уколола Александра. – Павла, не бойся. Гришка, Пашка, коли что – к Ржевскому.
Хозяин лодки, которому было заплачено втрое больше против обычной цены, уже знал, что следует делать: высадив дам с двумя лакеями, отойти к Каменному острову, стать напротив павильона, который был уже виден за деревьями, и ждать знака. Условились: либо это будет появление на пристани Александры со свитой и размахивание руками, или пистолетный выстрел. На расстоянии в полсотни сажен его трудно было бы с чем-то спутать. Правда, выстрел был назначен на самый крайний случай, – Александра надеялась, что обойдется без подобных страстей.
В десятке сажен от пристани Александра заговорила по-французски, Мавруша бойко ей отвечала, а Павла, получившая строгие наставления, лишь смеялась или вставляла «уи, мадам!», будто и впрямь все понимала.
Лодка причалила. Гришка с Пашкой помогли дамам выйти на пристань и забрали с лодки большой кожаный саквояж. Там было много всякого добра, которое могло пригодиться в экспедиции.
Мужики на пристани очень косо смотрели на бойко щебетавших прелестниц. Но допекать дам неделикатными вопросами они не решились – нажалуются хозяину, и кто будет виноват? К тому же идут уверенно, смеются, сразу выбрали дорогу, что ведет ко дворцу, видимо, бывали тут не раз, приглашенные хозяином.
– Да не гляди ты с ужасом, будто тебя на эшафот ведут, – смеясь, говорила Александра Мавруше. – Вон на Полину погляди – шествует как королева.
Павла, удостоенная нового французского имени, действительно выступала гордо и хохотала звонко. Чем-то она и впрямь была похожа на французскую королеву – по крайней мере, на ее живописный портрет работы госпожи Виже-Лебрен; складкой губ ли, овалом лица – Александра, впервые заметившая это сходство благодаря господской прическе, еще не могла понять.
Пройдя с сотню шагов, экспедиция обнаружила круглую клумбу. Это было очень кстати – обходя клумбу, можно было скрыться от взглядов мужиков с пристани и поспешить к павильону с адской поварней под ним.
– Эти безумцы шли от дворца, а обходили павильон посолонь, – вспомнила Александра рассказ Ильича. – Вон он, дворец… Павла, ежели встретим кавалеров – отходи, задирай подол и поправляй подвязку. Тогда ничего дурного не подумают, а только вытаращатся. Думать-то уж нечем будет.
Ноги у горничной, несмотря на крупную ступню, были хороши, с округлыми икрами, с узким коленом, и та часть бедра, что открывается, когда женщина подтягивает чулок со съехавшей подвязкой, тоже была очень соблазнительна.
Ослушаться барыни Павла не посмела. Когда совсем близко, на соседней дорожке, зазвучала французская речь, она отважно задрала подол.
– Дурочка… – шепнула ей Александра. И тут показались мужчины – средних лет, одетые небогато, опрятно, видать, из личной канцелярии Елагина. Их было двое.
Опустившись на одно колено, Александра стала натягивать и без того отлично сидевший белый чулок на Павлину ногу. Мужчины, увидев эту прелестную картинку, тут же свернули в боковую аллею.