– Там, барыня, гость из бешеного дома, – сказал Савелий. – Он, сдается, уже как-то приходил к барину. Шумит, барина домогается, а сам – босой.
– Назвался?
– Врет, будто мичман Ерофеев, да какой же он мичман?..
– Ероха! – воскликнул Михайлов. – Сыскался! Сударыня, вам на этого пропойцу глядеть нечего, я сам к нему выйду.
– Мы тоже, – сказали Новиков и Ефимка.
А Родька, уже слыхавший от Усова о приключениях со странным выпивохой, без лишних слов побежал в сени.
Ероха стоял у самых дверей, простоволосый, действительно босой – решил не тратить времени на торговые операции, во влажной рубахе и портах.
– Ну, здравствуй, – сказал ему Новиков. – Без стакана сможешь про свои подвиги поведать? Или не справишься?
– Да он, поди, с самого утра не пил, – заметил Михайлов. – Глянь, как отчаянно смотрит. Ну, пора бы и оскоромиться.
– Шутить потом будем, а сейчас я должен видеть сенатора Ржевского, – отрубил Ероха. – Он мне поручение дал, я должен отчитаться. Нерецкий в опасности. Опасность такая, что его держат в подземной тюрьме и хотят казнить. Но это еще не все. Госпожа Денисова там с ним…
– В тюрьме? – изумился Новиков.
– Нет, возле. С ней два лакея и пистолеты. Ежели там что начнется – она вмешается. А на остров съезжаются какие-то господа. Она… она и его не спасет, и себя загубит! – выкрикнул Ероха. – Она умоляет господина Ржевского прислать подмогу!
– Не беспокойся, брат Ероха, мы как раз на Елагин сейчас собирались и имеем письмо от сенатора к хозяину, – утешил Новиков. – Уж госпожу Денисову мы оттуда вытащим.
– Но Нерецкий?.. Она без него не уйдет! Она… она – такая!
Уж какой загадочный смысл вкладывал Ероха в это слово – он один и знал. Каждый понял по-своему.
– Ну, когда тебе наконец дама полюбилась, а не зазорная девка из питейного заведения, может, ты и выйдешь на верный путь, – обнадежил добрый Новиков.
– Госпожа Денисова? – переспросил Родька. – Едем, едем туда скорее! – воскликнул он. И отчаянно покраснел.
Мысленно он уже спас госпожу Денисову из страшного подземелья со змеями и крысами, которых она, конечно же, боялась до обморока; вынес на руках и получил приглашение бывать в ее доме хоть каждый день; и первым делом встретил там ту хорошенькую девицу, что танцевала во дворе, изображая кошку!
Что касается Михайлова – он несколько секунд боролся со своей яростью, но она победила.
– Какого черта! – крикнул он. – Я с вами не поеду. Нога болит. Мне надобно лечь.
– Только что не болела, удивился Новиков.
– Ступил неловко. Отправляйтесь без меня. – Он достал из кармана сенаторское послание Елагину и протянул Новикову.
– Ну, как знаешь… – Новиков даже растерялся, но письмо взял. – Если болит – тогда, конечно… Мы тебя к Колокольцевым отвезем, потом – на остров…
– Сразу на остров! – вмешался Ероха. – Сразу! Если с Нерецким и с госпожой Денисовой беда случится – что я господину Ржевскому скажу? Михайлов, я тебе извозчика найду…
– Разбогател? – стараясь вложить в вопрос побольше яду, спросил Михайлов.
– Вот! – Ероха достал из-под рубахи висевший на шее кошелек. – Это она дала, госпожа Денисова!..
– Простите, сударь, – сказала госпожа Ржевская, – вы так и собираетесь странствовать по столице в образе театрального нищего?
Оказалось, она уже сколько-то времени стоит в дверях и наблюдает.
– Сударыня! – Ероха поклонился. – Было бы время – поехал бы в ряды. Да времени-то нет! Там госпожа Денисова…
– Пять минут можете подождать?
Это оказались не пять минут, а поболее. Но в хозяйстве госпожи Ржевской нашлись и мужские чулки, и старые туфли, и камзол, и кафтан, и шляпа – все вышедшее из моды, но еще совсем годное.
Пока Ероха при довольно бестолковой помощи Новикова и Ефимки одевался, госпожа Ржевская поманила в гостиную Михайлова.
– Не держите зла на Сашетту, – прямо сказала она.
– При чем тут Сашетта?
– Я, сударь, при дворе на многое насмотрелась, и надобно иметь артистический талант, как у господ Дмитревского или Плавильщикова, чтобы меня в заблуждение ввести. Если вы сейчас не отправитесь на Елагин остров…
– То что?
– То вам будет стыдно.
Михайлов надулся. Он едва не выпалил «а ей не стыдно любовников раз в месяц менять», но удержался. Злясь на себя еще более, чем на бывшую любовницу, Михайлов совсем уж нелюбезно развернулся и поспешно покинул гостиную.
Мысль о том, что придется вытаскивать из какого-то злодейского подземелья нового любовника Александры, была нестерпима. Но в ней не было ревности – только злость, что никак не удается отделаться от этой страницы своего прошлого. Решение пришло мгновенно: ехать на остров надо, и тем самым поставить не просто жирную точку в неприятной истории, а всю эту страницу залить чернилами и выкинуть к черту! Совесть будет чиста – это главное. На остальное – наплевать.
Поскольку от Ржевского все еще не было никаких известий, то отправились на Елагин в соответствии с его прежними указаниями.
Родька радовался, как дитя. Новиков явно не осознавал сложности и опасности этой экспедиции и жаловался на жену – она-де по всему Васильевскому бродит, распуская фантастические слухи. Ефимка расспрашивал извозчика о его знакомых кузнецах – он не терял надежды выйти на след своей пропажи.
Добравшись до Елагина острова, все переговоры с людьми на причале поручили Новикову – он был одет лучше прочих и смотрелся весьма внушительно. Новиков объявил, что привез письмо господину Елагину и должен вручить лично.
Михайлов внимательно оглядывал окрестности и увидел, что по черным валам, недавно насыпанным, прохаживаются люди, очень похожие на стражу, и те молодцы, что бездельничают на причале, явно там поставлены, чтобы никого не пускать. Да и от гостей, которые жили во дворце, Елагин, сдается, избавлялся: целая компания нарядных дам в сопровождении двух кавалеров пришла на причал и весело погрузилась в большую двенадцативесельную лодку, туда же внесли их корзинки, шляпные картонки и саквояжи.
Новикова заставили ждать, пока парнишка бегал во дворец и обратно. Это заняло минут двадцать.
– Барин велел просить, – доложил посыльный, вернувшись. – Вашу милость, сударь, а остальным – ждать!
Взяв у Михайлова письмо, Новиков сошел на берег.
– Хоть госпожу Денисову оттуда вытащим, – сказал Ероха, провожая Новикова взглядом. – А тогда уж и Нерецкого подумаем, как извлечь! Правильно я рассуждаю?
– Да, – отвечал Михайлов. У него была своя логика – переварить Александру и Нерецкого по отдельности он бы еще сумел, а вот, увидев их вместе, мог разозлиться.
Новиков пропадал довольно долго. Наконец он появился с дамой под руку. Дама была высока, статна, одета богато и в широкополой модной шляпе с неимоверной величины плюмажем. Михайлов отвернулся. Видеть эту даму он не желал.
– Ох… – произнес Ероха и зажал себе рот рукой.
– Экая пышная, – одобрил Ефимка.
Доведя даму до причала, Новиков незаметно для стражи прижал палец к губам. Ероха кивнул и протянул руки, чтобы принять даму на борт, а Ефимка помог спуститься Новикову.
– Мочи весла, – велел гребцам Новиков. – Да поскорее. Алешка, повернись, полюбуйся.
– Налюбовался уж, будет, – буркнул Михайлов. – Надобно нам хоть на Крестовском высадиться и другую лодку взять, а даму на этой домой отправить, – твердо добавил он.
– Говорят тебе, повернись.
Михайлов, придав физиономии каменный и высокомерный вид, медленно повернул голову. Тут у него глаза и полезли на лоб, рот сам собой открылся.
– Теперь понял? – спросил Ероха.
– Вы кто, сударыня? – еле выговорил Михайлов.
– Да Павла же я, горничная, Алексей Иванович, забыли? Я вам манжет подшивала!
Тут на лодке воцарилось молчание.
– Знать не знаю никакого манжета, – отрекся от прошлого Михайлов.
– И вместе с Фроськой на стол накрывала! Вы еще говорили, что кофей с утра любите сладкий, а пироги – с морковкой!
Тут Новиков расхохотался! Он всхрюкивал, всхлипывал, охал и ойкал:
– И дурак же я, братцы!.. Вот дуралей! Вот статуй бестолковый! Ох, ох… помру ведь…
– Где госпожа Денисова? – едва дождавшись завершения концерта, спросил Ероха.
– Не знаю, ей-богу, не знаю! Когда нас с барышней изловили, я ее именем с перепугу назвалась – нас и повели, как двух барынь, в гостиной посадили, конфектов и цукатов притащили… Я сижу и думаю – пусть им кажется, будто они нашу барыню поймали, а она – на свободе! Лучше ли было бы, кабы я горничной Павлой назвалась?
– Значит, она где-то у павильона, у подвального окошка, – сказал Ероха. – Но мы больше не можем попасть на остров законно – ведь ты, Новиков, получил взамен письма эту бабу, а письмо там осталось?
– Да, точно так.
– Там и барышня осталась! – вдруг закричала Павла. – На минуточку одну из виду ее упустила! Глядь – а ее и нет! Где-то спряталась! Ахти мне, погубила барышню!
– Молчи, дура! – прикрикнул на Павлу Ероха. – Господи, как же быть-то… Я чаял, хоть госпожу Денисову вытащим, и то уж будет полегче… Она бог весть что может натворить, у нее при себе пистолеты!
– Она что, из пистолетов палить умеет? – спросил Новиков Михайлова.
– Не удивлюсь, коли она и с мортирой управляется не хуже артиллериста, – сердито отвечал тот.
– Это не дама, это кара Божья, – вдруг сказал Ефимка. – Уж на что у нас в Туле бабы и девки к железу привычные, иная пистолет лучше мужа починит, а стрелять – шиш! Не велено!
– Вот, – Михайлов похлопал крестничка по плечу. – Ты понимаешь меня. Твоими устами глаголет истина!
– Надо заплыть с другого конца острова, – встрял Родька.
Поскольку гардемаринов обучали хождению под парусом в разных обстоятельствах и на разных судах, Колокольцев с товарищами неоднократно заходил в устье Невы и учился лавировать меж островов. Невки – и Большая, и Средняя, и Малая, – были словно нарочно созданы для экзамена: они были узки и создавали всяческие неудобства для поворотов. Однажды минувшим летом ял гардемаринов попросту вынесло на северный берег Елагина острова. Начальству про то докладывать не стали, двух старых матросов и лоцмана, бывших на борту, нашли чем задобрить. Родька залез на земляной вал и поразился протяженности прудов. Один словно бы перетекал в другой, а над узенькими протоками возведены были красивые мосты.