Гвардейские гренадерские офицеры 1705—1732 годов.
Указ местным властям об оказании поддержки полковнику Кропотову, посланному против отрядов Булавина.
«Пункты» А. Д. Меншикова полковнику Кропотову.
Наказ полковнику Кропотову, посланному на борьбу с отрядом Булавина.
Артиллерийский обстрел.
Артиллерия. Гравюра XVIII века.
Ведомость 1708 года с сообщением о разгроме Булавина.
Петр I. Гравюра XVIII века.
Воскресенский собор.
Старочеркасск.
Долгорукий собирает подводы, отдает указания воеводам и командирам. Тем из них, которые еще не пришли к нему в соединение, велит собираться в Острогожске, охранять воронежский флот и Украину. Сам собирается идти к Бахмуту против Драного, Беспалого и Голого. Для того нужно соединиться с Шидловским и другими:
— А Кропотову, государь, и Гулицу с их треми полками пройти невозможно одним без нас для того, что на заставах воры стоят — Драной, Беспалой, Голой — многолюдством с воровскими своими войски. Также, государь, и путь им надлежит мимо их воровских городков, которые на Бахмуте. А на Бахмуте, государь, кроме тех воров, многолюдно. И для того со всеми вышеписанны-ми я, соединясь, пойду на них, воров, прямо.
Петру же сообщает А. Ушаков, пришедший со своим полком в Изюм для следования к Таганрогу:
— ...Доношу вашему величеству: больши удержаны мы под Ызюмом чрез письма господина маеора Долгорукова, что меж здешним народом зело стало слабо; и обдержаны они (местные жители. — В. Б.) страхом, как оные воры разбили Сумской полк. Ис того полку иные принуждены быть с ними, ворами, заедино.
О ненадежности положения среди местных жителей Ушаков говорит верно, в отличие от его же уверения о том, что «иные» из Сумского полка присоединились к повстанцам Драного по принуждению. На самом деле Драный и другие атаманы разбитых и плененных казаков Сумского полка не приневоливали: кто хочет, оставайся с нами; кто не хочет, идите к себе домой. Об этом рассказывали Долгорукому некоторые из старшин, отпущенные вместе с другими из лагеря Драного.
Петр, убедившись, что верности и покорности от донских повстанцев не дождешься, снова переходит к политике кнута. Из Нарвы, за день до своих именин, к которым готовилась огненная потеха на реке, он диктует указ Долгорукому:
— Господин маеор. Письма ваши до меня дошли, ис которых я выразумел, что намерены оба полка, то есть Кропотов драгунской и пешей из Киева, у себя держать. На что ответствую, что пешему, ежели опасно пройтить в Азов, то удержите у себя; а конной, не мешкав, конечно, отправьте в Таганрог.
Далее переходит к главному:
— Также является из ваших писем некоторая медление, что нам не зело приятно. И когда дождетесь нашего баталиона (из Преображенского полка. — В. Б.) и Ингерманландского и Билсова полков, тогда тотчас подите к Черкаскому и, сослався з губернатором азовским, чини немедленной з божиею помощию промысл над теми ворами; я которые из них есть пойманы, тех веди перевешать но городам украинским. А когда будешь в Черкаском, тогда добрых обнадежь; и чтоб выбрали атамана доброго человека. И по совершении оном, когда пойдешь назад, то по Дону лежащие городки тако ж обнадежь, а по Донцу и протчим речкам лежащия городки по сей росписи разори и над людьми чини по указу.
Это было повторение прежнего указа — «жечь» и «рубить» без всякой пощады. Роспись, о которой упоминает царь, отличается точностью, неумолимой и жестокой:
— Надлежит опустошить: по Хопру сверху Пристанной по Бузулук. По Донцу сверху до Лугань, По Медведице по Усть-Медведицкой, что на Дону. По Бузулуку все. По Айдару все. По Деркуле все. По Калитвам и по другим запольным речкам все. По Илавле по Илавлинской. По Дону до Донецкого надлежит быть, как было.
Царский гнев, точно отразивший жгучую ненависть всего шляхетства российского к донской либерии, которая взяла под защиту беглых из Руси крестьян и прочих гультяев, обрушился на места наиболее активных действий повстанцев — казачьи городки по левым притокам среднего Дона (Хопер, Бузулук, Медведица, Иловля), по верхнему и среднему Донцу, его левым притокам «запольным речкам» (Айдар, Деркула, Калитвы и другие).
Долгорукий активизирует свои действия — погоняет идущие к нему полки, Кропотова и Гулица торопит, чтобы к Троицкому «немедленно шли днем и ночью». Посылает повсюду свои разъезды — следить за булавинцами. Жалуется Шидловскому:
— А я походом своим позадержался за тем: ожидал к себе денежной казны с Воронежа и правианту с Коротояка на дачю ратным людем, которым довелось дать. А паче же из городов нерадением воеводцким в подводах мешката самая вящея и олтилерных припасов, без чего в походе пробыть невозможно.
Сам поход князь собирается начать в первый день июля. Тогда же к нему в обоз Тевяшов, острогожский полковник, прислал ведомость строителя Донецкого монастыря Ионы — духовный пастырь подробно информирует о положении в Черкасске, из которого Василий Фролов со многими казаками ушел в Азов и «угнал войсковой табун коней от Черкаского»; о действиях Некрасова под Саратовом, Хохлача в Камышине, Павлова под Царицыном. Павлов после неудачи у Царицына присылал своих людей в Донецкий городок «брать пушек и ядер и огнянок». Но атаман Микула Колычев и другие казаки «станицею не дали». От Булавина привезли из Черкасска грамоту в Донецкий же городок, чтоб там «накладывали в будары запас государев и гнали б к Войску, что у них на острове (в Черкасске. — В. Б.) запасом скудно». Иона же пишет о действиях калмыков по Медведице, Бузулуку и Хопру. А Драный «собираетца и хочет итить под князя Долгорукова, а инии кажут: бутьто под Ызюмь. А подлинно собираетца». Далее — «воровские казаки», человек с 50, пошли под Воронеж и под Усмань «для коней»; повел их русский человек. «А к Войску (в Черкасск к Булавину. — В. Б.) велено итить з десятку по 3 человека; а не знать: для чего. А после им, бурлакам, велено итить к Царицыну».
Донос Ионы привез Тевяшову казак Тимофей Яковенко, специально посланный полковником в Донецкий монастырь «для ведомостей о ворах булавинцах». Тимофей побывал «тайным обычаем» и в Донецком городке. Собеседникам из местных казаков он выдавал себя за человека, который хочет приехать к ним в городок для продажи вина. Лазутчик поведал Тевяшову немало интересного и важного; причем в ряде случаев его сведения отличались от того, что описал строитель Иона в своей ведомости и что еще раньше говорили Долгорукому казаки из Донецкого городка, посланцы Булавина:
— Видел я в Донецком городке, — рассказывал Яковенко полковнику, — из Черкаского присланого казака Бориса Яковлева и с ним человек с 30 бурлаков.
— Зачем они присланы?
— Прислан он от Булавина для взятия пушек, и ядер, и хлебных запасов.
— И что донецкие казаки? Дали ему те пушки и хлебные запасы?
— Тот Яковлев шесть пушек поставил на станки для взятья с собою. Да для грузки хлебной конопатят будары. И две будары уже выконопачены и совсем готовы к груженью. А иные будары и лотки конопатят и, нагрузя хлебными запасы, погонят в Черкаской.
— А пушки?
— Про пушки слышал я, что будут ставить их по городкам, которые городки в приточных [29] местах.
— Много ли казаков в Донецком городке?
— Малое число осталось. Все высланы к Булавину. А достальные пошли на Хопер для обороны городков, которые в осаде от калмыков. Также и изо всех городков вышли казаки в Черкаской.
— О чем еще были речи с казаками?
— Тот Борис Яковлев, присланный от Булавина, и донецкой атаман и иные казаки спрашивали у меня: будет ли пришествие царского величества? И адмирал Федор Матвеевич Апраксин и Преображенской и Семеновской полки на Воронеж, также и х князю Василью Володимировичю Долгорукому полки идут ли?
— Что ты им ответил?
— Что царского величества и адмирала, и полков Преображенского и Семеновского на Воронеже ждут с часу на час. И про обыход его царского величества всякие припасы изготовлены давно. А х князю Василию Володимеровичю полки идут конные и пехотные непрестанно.
— Еще что слышал? Какое намерение имеет Булавин и иные воры?
— От строителя Ионы слышал я, что Булавин конечное намерение имеет, управясь с войсками, итить вверх по Дону на русские городы. А в Донецком и иных городков казаки и бурлаки хвалятца итить под Рыбной и под иные городы для отгонки конских стад в сих числех вскоре.
Из этих сообщений Долгорукий узнал важные для себя вещи. Казаки Донецкого городка, несмотря на некоторые прежние колебания, тоже склонились к единомыслию с Булавиным, помогают ему всем, чем могут, как и многие другие их собратья из иных городков. Булавин и его атаманы собирают людей, пушки, припасы, провиант для походов, борьбы с царскими войсками. Правда, известия о сборе полков к Долгорукому (в том числе двух лейб-гвардейских, что, впрочем, слухи преувеличили — к Дону шел только один батальон Преображенского полка), приходе самого царя и адмирала Апраксина смутили некоторых повстанцев — из Черкасска бегут домой казаки верховских городков, повинную Долгорукому принесли атаман Иван Наумов и казаки Сухаревой станицы, что под Валуйками, недалеко от лагеря карателей.
Долгорукий, получив в конце июня от Шидловского и его шпика известие, что «воры з Драным переправились Донец и конечно идут на меня», сообщает царю:
— И я, государь, сего числа пошел против их и буду чинить промысл, сколько господь бог помочи подаст.
Но майор по-прежнему жалуется царю на малолюдство: одни полки он посылает к Толстому для охраны Азова и Троицкого, другие медленно идут к нему, Долгорукому; к тому же «зело надобно оставить несколько (полков. — В. Б.) на Волуйке и по Украине для того, что тут люди зело шатки и ненадежны».
— Сего ж часа и минуты (было это 2 июля. — В. Б.), — лихорадочно дописывает Долгорукий донесение царю, — получил я письмо от брегадира Шидловского. Пишет, что вор Драной, собрався с войски, пришел к Тору и стал обозом. И я сего же часа и минуты пошел в поход к Шидловскому в соединение.