его власть от тестя своего первосвященника Анны каким-то не слишком законным способом, Пилат жертвовал на алтарь власти свою жизнь, кровь и совесть. Разум и совесть побуждали его спасти Иешуа, причастность к власти заставила пожертвовать несчастным философом.
В этой внутренней борьбе душа прокуратора не смирилась с неправым делом: могущество власти еще не захватило его настолько, чтобы спокойно послать «на смерть философа с его мирной проповедью». Но вины за это, за смерть Иешуа на Пилате не было — тот сам оправдал прокуратора, считавшего, что ему дана власть отнять жизнь арестанта, «висевшую на волоске»:
«— Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? — спросил арестант, — если так, то ты очень ошибаешься.
Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
— Я могу перерезать этот волосок.
— И в этом ты ошибаешься, — светло улыбаясь… возразил арестант, — согласись, что перерезать волосок наверное может лишь тот, кто подвесил?»
Что же касается самого страшного из человеческих пороков — трусости, то Пилат с его неспокойной совестью думал, не должен ли он принять слова Иешуа на свой счет; но нам не следует забывать, что казненный не назвал того или тех, кого упрекал, — так почему бы не отнести слова Иешуа к Кайфе и Синедриону? «Единственное, что он сказал, это, что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.
— К чему это было сказано?..
— Этого нельзя было понять».
В сущности, Понтий Пилат есть идеальный правитель, уважающий в людях то, что собственно и составляет человеческую суть, что дано было изначально Предвечным Отцом прародителям людей: образ и подобие божие, т. е. божественный разум и свободная воля. Разве Пилат принудил первосвященника изменить решение? Нет, он оставил за Каифой то, что одно равняет нас с божеством, — свободу выбора на путях добра и зла. Разве презирал прокуратор иудеев и разве наказал он их за неправый суд над невинным? Разве смущал Пилат Иешуа лживой надеждой на спасение, заведомо зная, что спасти его можно только насилием над волею многих? Нет, прокуратор должен был воплощать собою античный принцип справедливости. В отношении иудейского народа жестокий всадник его и осуществил.
Одну только ошибку и допустил прокуратор: приговорил к смерти предателя, имевшего только одну страсть — «страсть к деньгам». За это Пилат и ждал оправдания две тысячи лет: не следует человеку заменять собою Божий Промысел, ибо совесть грешника воскрешается не возмездием, а раскаянием, и один здесь путь для судящего и судимого.
Глава 7«…И эти идолы, ах золотые идолы»
Мы приступаем к рассмотрению детективной линии романа. Подавляющее большинство читателей романа даже не подозревают о ее существовании. Но она есть.
Иностранные артисты прибыли в Москву на гастроли, и потому все их действия, связанные с проживанием в «нехорошей квартире» и выступлениями в Варьете, вполне вписываются в «задание» по командировке. Однако почему они так интересуются писательской организацией и некоторыми ее членами? Ведь не случайно появился Воланд на Патриарших прудах — словно заранее знал, что встретит там Берлиоза и Ивана Бездомного, а потому и захватил «Литературную газету» со стихами Ивана. Согласимся, что для иностранного артиста она не является вещью первостепенной важности. Бежать за ней в киоск сразу по прибытии — это ли не третья странность страшного вечера на Патриарших. Да и первые две странности — полное безлюдье липовой аллеи и тупая игла, впившаяся в сердце Михаила Александровича — разве не доказывают, что сценаристом и режиссером разыгравшейся трагедии был сам Мессир?
Кстати, в ходе разговора с литераторами Воланд объясняет, что он — специалист по черной магии, и в Москву прибыл по приглашению: «Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист».
Герберт Аврилакский — это римский папа Сильвестр II (999-1003). Еще не будучи на Священном престоле, он изучал математику у арабских ученых. Существовала легенда, что Герберт уговорил дочь мавританского учителя, у которого он брал уроки, похитить магическую книгу ее отца. С помощью этой книги он вызвал дьявола, а уж дьявол сделал Герберта папой и всегда сопровождал его в образе черного лохматого пса.
Герберт Аврилакский подозревался в занятиях черной магией. Он был одним из прототипов доктора Фауста. Разбором трудов бывшего папы Воланд, однако, не занимался. Но с рукописью московского Фауста профессор действительно познакомился.
Мастер, поиски его и отрешение от жизни и света — главная цель визита Воланда и заезжих гастролеров. Воланд знает тайну романа о Понтии Пилате. Бегемот заблаговременно вытащил ее из небытия, но автора рукописи еще нужно разыскать.
Начиная с некоторого момента, Мастер понимает, что тайный смысл романа раскрыт его недругами, и им овладевает страх. Этот страх не исчезает и после выхода на свободу. Несомненно, что Мастер чувствует себя глубоко больным, беззащитным и несчастным. Возможность спрятаться в клинике для душевнобольных кажется ему спасением. Здесь он недоступен даже Сатане-Воланду, поскольку душевнобольные и блаженные находятся под особым покровительством Господа. Да никому и неведомо, что Мастер находится там. Мастер сжег роман, как свою единственную вину перед членами тайного общества «посвященных», и спрятался от всех, даже от любимой женщины, чтобы сохранить себе жизнь.
Но провинившегося перед сильными мира сего ждет наказание, и для исполнения его в Москву прибывают иностранные визитеры. Они обнаруживают, что Мастер бесследно исчез. Ход их поисков можно восстановить по косвенным обмолвкам автора. Должно быть, через Алоизия Могарыча воландовцы узнают, что у Мастера была возлюбленная Маргарита (Алоизий был представлен ей, а больше никто о даме не знал). Розыски Маргариты оказались весьма затруднительными, недаром Коровьев признается: «сто двадцать одну Маргариту обнаружили мы в Москве и, верите ли… ни одна не подходит. И, наконец, счастливая судьба». О том же, что на этот раз они не ошиблись, воландовцы, по-видимому, выведали у Наташи. «Тут в открытую дверь вбежала Наташа… и закричала Маргарите:
— Будьте счастливы, Маргарита Николаевна! — Она закивала головой Мастеру и опять обратилась к Маргарите: — Я ведь все знала, куда вы ходите.
— Домработницы все знают, — заметил кот, многозначительно поднимая лапу, — это ошибка думать, что они слепые».
Итак, Маргарита обнаружена, но она не представляет, где же Мастер.
И вот тогда — в полном соответствии с законами колдовского мира — Воланд устраивает бал. Приготовление к нему и прибытие Маргариты на бал происходит согласно «еретическому ритуалу», определенному еще в Средние века: сатана вербует и приглашает своих адептов сам или через своих агентов. Агент-соблазнитель (в романе — Азазелло) отыскивает жертву, которой обещает исполнение заветных и тайных желаний и приглашает принять участие в шабаше. Добившись согласия, вербовщик дает соблазненному волшебную мазь и палку от помела и обещает, что сам или с «приятелем» (дьяволом) зайдет за своим «клиентом», чтобы всем вместе отправиться на шабаш. Этот приятель становится «личным наставником» вступившего в преступную колдовскую секту еретика (Булгаков художественно разнообразил эту схему: Азазелло передает Маргарите волшебную мазь и команду на старт по телефону, а уж Марго сама отыскивает себе помело, спутницей Марго становится ведьмочка-домработница Наташа, а «приятель-наставник» Коровьев встречает Марго уже у Воланда). На шабаше неофит или неофитка перед сатаной отрекаются от бога, Христа и окончательно отдают душу лукавому (посвящаются). Взамен демон наделяет посвященного способностью совершать колдовские действия и исполняет его заветное желание.
Таким желанием для Маргариты было соединение с любимым. Ради этого она заключает союз с дьяволом. Сатана редко ошибается.
Появление Мастера перед компанией сатаны ведет к новому приступу болезни: «Мне страшно, Марго! У меня опять начались галлюцинации». Произошло то, чего так боялся Мастер. Но еще больший удар для него — восстановление рукописи романа, заключавшей в себе его грех помышлением и словом. В то время как Маргарита безумно радуется этой встрече, Мастер «неизвестно отчего впал в тоску и беспокойство, поднялся со стула, заломил руки и, обращаясь к далекой луне, вздрагивая, начал бормотать: «И ночью при луне нет покоя, зачем потревожили меня? О боги, боги…» — совсем как герой его Пилат в месте раскаяния. Горе Мастера можно понять — у Воланда в руках доказательство его вины. Это обстоятельство позволяет по-новому взглянуть на изречение сатаны «Рукописи не горят!» — нам напоминается о нетленности человеческих поступков и неизбежности ответа за них.
Но возвратимся к героям романа. Воланд, исполнив просьбу Маргариты, возвращает влюбленных в дом на Арбате, но в ответ на «прощайте» Маргариты говорит: «До свидания». Он-то знает о дальнейшей судьбе этой пары, которая пока еще в неведении о своем будущем.
«— Ты знаешь, — говорила Маргарита, — как раз, когда ты заснул вчера ночью, я читала про тьму, которая пришла со Средиземного моря… и эти идолы, ах золотые идолы. Они почему-то мне все время не дают покоя. Мне кажется, что и сейчас будет дождь. Ты чувствуешь, как свежеет?
— Все это хорошо и мило, — отвечал Мастер, куря и разбивая рукой дым, — и эти идолы, бог с ними, но что дальше получится, уж решительно непонятно!».
Что же это за диковинные золотые идолы?
Для ответа на вопрос дадим сначала небольшую справку.
31 мая 1801 года масон Исаак Лонг основал в городе Чарльстон в штате Южная Каролина «Верховный совет масонов мира», организованный по «шотландскому обряду». Этот обряд состоит из тридцати дополнительных степеней, которые вместе с тремя «голубыми» степенями (ученик, подмастерье, мастер) образуют пирамиду из тридцати трех степеней. Одной из главных целей основателя тайного общества было поклонение властителю ада в образе идола тамплиеров Бафомета — священного козла с женским торсом. Лонг купил его в Шотландии и установил в главном масонском храме в Чарльстоне. В 1870 году главой «Верховного совета масонов мира» стал Альберт Пайк, он же Лиммуд Энсоф. Пайк учредил обряд посвящения и верховного служения Бафомету. Именно об этой организации и ее дьявольском пантеоне, так точно соответствующем структуре шайки Воланда, шла речь в третьей главе нашей книги.