н перейти на нелегальное положение, так как ему грозил арест. Он бежал сначала в Финляндию, а затем в Англию. Целью его путешествия был Лондон. Вот и объясняется, почему Булгаков окрестил его на английский лад «(Д)Жоржем», опустив усложняющую произнесение первую «Д», и присвоил морскому путешественнику «звание» штурмана. Но почему при этом вывел женщиной?
О своем отъезде в Лондон Новиков-Прибой описал в рассказе «По-темному». На языке матросов «ехать по-темному» означало нелегально пересечь границу. Героя рассказа, который называет себя Митричем, кочегары прячут в недоступном для других тайнике. Там царит абсолютная тьма, так что когда к Митричу подсаживают еще одного попутчика, называющего себя Васьком, он не в состоянии разглядеть его. Но они разговаривают:
«Вы куда едете? — слышится шепот Васька.
— В Лондон. А вы?
— Я тоже.
Немного погодя снова задает мне вопрос:
— Разве большие дела за вами, что бежите в такую даль?
Я не отвечаю. Мне вдруг приходит в голову, что это шпион».
Мысль о предательстве не дает Митричу покоя. В какой-то момент он уже готов наброситься на попутчика, но простая мысль, что Васек сильнее, сдерживает его. При этом исчезает и уверенность в победе, но Митрич вдруг вспоминает, что у него есть складной нож. Он вынимает его, раскладывает и держит наготове в правой руке, мысленно повторяя: «Ну, подойди теперь ко мне, гнусная тварь, подойди! Как всажу нож в твое подлое мясо! Только кровь брызнет. Больше уж никого не поймаешь».
Только после отплытия корабля Митрич успокаивается. А мы к этому должны добавить, что Васьком оказалась совсем юная девушка, которая так же нелегально плыла в Лондон, где ее ждал возлюбленный. В общем, Митрич перепутал пол попутчика и трепетал от страха перед девушкой. Герой цусимского сражения, пламенный революционер сдрейфил, как баба. Булгаков использовал этот рассказ Новикова, чтобы вывести его в образе Настасьи Лукиничны Непременовой. Ее имя, отчество и фамилия образованы из традиционно русских «компонентов», по аналогии с полным именем писателя. К моменту путешествия в трюме корабля он уже был сиротой. Если же учесть, что отец его по возвращении с военной службы торговал лесом, то назвать Штурмана Жоржа купеческой сиротой было очень даже уместно. Не пожалел Михаил Афанасьевич своего героя и обнажил его, не совсем крестьянское, дореволюционное прошлое.
На Первом съезде писателей Алексей Силыч Новиков-Прибой был избран членом Правления Союза писателей СССР. Так что включение Булгаковым его прообраза в члены правления МАССОЛИТа вполне естественно. В том же 1934 году Новиков-Прибой построил себе дачу в поселке Черкизово Пушкинского района Московской области. Так что нужды в перелыгинских хоромах Штурман Жорж не имел. Новиковская дача находилась на берегу Клязьмы, поэтому Штурман Жорж вспоминает именно об этой реке:
«А сейчас хорошо на Клязьме, — подзудила присутствующих Штурман Жорж, зная, что дачный литературный поселок на Клязьме — общее больное место. — Теперь уж соловьи, наверно, поют. Мне всегда как-то лучше работается за городом, в особенности весной».
Жить за городом — было мечтой Новикова-Прибоя, и он ее осуществил самостоятельно, без помощи Союза писателей. При этом забавно, что насчет дач в правлении открыто бузили только Штурман Жорж и Глухарев, прототипам которых, как мы выяснили, дачи нужны не были. Надо признать, ситуация для творческих союзов обычная. Булгаков ничего не выдумал, он просто над этим посмеялся.
Критик Абабков — Андрей Платонов
Андрей Платонов писал не только прозу, у него есть и литературно-критические сочинения. Например, статья «Пушкин и Горький», на которую, как нам представляется, и обратил внимание Михаил Булгаков. Она носит очень общее название, которое не отражает реального ее содержания. Андрей Платонов размышляет о роли бабушек-воспитательниц в судьбе двух классиков, — Арины Родионовны и Акулины Ивановны. Так что, если по существу, то сочинение надо было бы назвать «О бабках», а самому сочинителю дать прозвище Абабков.
У Андрея Платонова свой особенный стиль. Думаем, он смешил Булгакова. Да и можно ли без улыбки читать следующий пассаж из упомянутой статьи:
«Чувствовал ли Пушкин значение матери — как начала жизни и как поэтический образ?.. Он был фактически сирота (мать его не любила), но сироты сами находят себе матерей, они без них тоже не живут. Для Пушкина женщиной, заменяющей мать, была няня, Арина Родионовна. Он не только любил ее нежным чувством, как благодарный сын, он считал ее своим верным другом-товарищем, Пушкин так и называет ее:
Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя.
В этих двух строках сразу дается отношение Пушкина к Арине Родионовне — как к товарищу: «Подруга…» — и как к няне-матери: «Голубка дряхлая моя».
Няня-мать рассказывала сказки, а Пушкин сказки сам писал. Они и по «профессии» были товарищами — оба поэты». Самое смешное в этом фрагменте — его абсолютная серьезность. Писателю хватило осторожности не написать про посиделки двух товарищей, когда они с горя хлопали по кружке горячительного. Но они припоминаются в связи с этим текстом сами собой.
А что же бабушка Горького? «Эта бабушка, похожая на весь русский народ и на Арину Родионовну, сыграла для Горького ту же роль, если не большую, что и Арина Родионовна для Пушкина». Тезис сильный и, думается, верный. Платонов, анализируя горьковскую повесть «Детство», сопоставляет Акулину Ивановну с древнейшей языческой богиней, прародительницей мира и всего сущего на земле. Но в своем матриархальном восторге Платонов излишне увлекается, и патриархальное начало жизни изображает в самых мрачных тонах: «Агрессивная сила деда, в котором дана вся русская кулацко-буржуазная действительность, десятки лет боролась с бабушкой — музой — и не победила ее, потому что бабушка — это самая волшебная жизнь, осознанная еще Пушкиным; бабушка обращает любых агрессивных чертей и бесов в тараканов; она воспитывает революцию в лице Алексея Пешкова». Для Булгакова нелепость этой прекраснодушной тирады была предельно ясна. Уж он-то доподлинно знал, что превращать чертей и бесов революции в тараканов будет Иосиф Виссарионович и что воспитывать (в классическом смысле) революционеров, прививая им память рода и дух Отечества, будет Александр Сергеевич, но уж никак не Алексей Максимович.
Драматург Квант — Федор Гладков
Понятие «квант» (от латинского quantum — «сколько») обозначает неделимую порцию какой-либо величины в физике. Булгаков широк, он использует модный физический термин, который после создания квантовой механики во второй половине 20-х годов стал одним из символов новейшего естествознания. Надо признать, что это не единственный пример использования в романе научной терминологии. Фагот-Коровьев щеголяет знанием бинома Ньютона и свойств пятимерного пространства. Относительно последнего термина стоит поаплодировать Булгакову отдельно, ибо он демонстрирует знание новомодной в его время теории Калуцы-Клейна, оказавшей позднее существенное влияние на развитие теоретической физики (так называемой теории струн).
Но вернемся к кванту. Исследователь В. Мершавка предположил14, что фамилия драматурга связана с квантовой природой света, и потому прототипом Кванта стал поэт Михаил Аркадьевич Светлов. Автор знаменитой «Гренады» в 1935 году написал пьесу о колхозной жизни под названием «Глубокая провинция», так что Булгаков очень даже мог назвать Светлова драматургом (пьеса была раскритикована в «Правде» и снята со сцены). Нам очень нравится идея В. Мершавки, но есть одна неувязка с текстом романа. Драматург Квант живет в Лаврушинском переулке, тогда как Светлов в 1931–1962 гг. жил в «Доме писательского кооператива» в Камергерском переулке.
Мы предпочитаем отдать роль Кванта писателю Федору Михайловичу Гладкову, который, в отличие от Светлова, имел квартиру в Лаврушинском переулке. В начале творческого пути он написал две пьесы — «Бурелом» (1920 г.) и «Ватага» (1923 г.). Первую из них поставил Вс. Мейерхольд. Прославился Гладков своим романом «Цемент» (1925 г.). Следующим его этапным творением стал роман «Энергия», написанный на материале возведения Днепрогэса и других социалистических строек. Думаем, что Булгаков среагировал на это название. Квант энергии — это минимально возможная энергия в системе. Для творческого человека такая характеристика означала мизерный уровень мастерства. Прозвище «Квант», равно как и жанровая специализация автора «Энергии» — драматург, безусловно, носят по отношению к Гладкову уничижительный характер. Литературой творчество Гладкова Булгаков, думаем, никогда бы не назвал. Для примера приведем характеристику инженеров из первой главы романа «Энергия»: «Ничтожный народец — обтрепыши, бездарная шваль <…> в стенах кабинета: спесь, гонор, <…> точно непризнанные гении. <…> Торчит этакий Симеон-столпник и гадит под себя. Думает, что олицетворяет собою свободный дух великой русской интеллигенции, а к нему подойти нельзя — весь протух от нечистот. Думает, что он утверждает наджизненность святой нейтральности, а он — только всенародное чучело». После этого остается только удивляться, как же с такими горе-инженерами страна осилила индустриализацию и выиграла войну?
Беллетрист Бескудников — Илья Эренбург
«Беллетрист Бескудников — тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами» — относится к «генералам» МАССОЛИТа. Зная, что у Булгакова ни одно слово не употреблено просто так, стоит предположить, что Бескудников непосредственно связан со структурой, надзирающей за писателями. Б.В. Соколов («Булгаковская энциклопедия») предполагает, что прототипом беллетриста послужил драматург Владимир Михайлович Киршон (1902–1938 гг.). Он действительно изысканно одевался и был дружен с Генрихом Ягодой. Но беллетристом его назвать нельзя. Кроме того, у него не было дачи в Переделкино и квартиры в Лаврушинском переулке. На наш взгляд, на роль прототипа Бескудникова более подходит Илья Эренбург, к которому идеально подходит все, что мы знаем об этом булгаковском персонаже.