Из воспоминаний Любови Евгеньевны видно, как хорошо и тепло складывались ее взаимоотношения с мужем. Но необходимо учесть, что они оба были талантливы и отличались яркимн индивидуальными характерами. Любовь Евгеньевна очень любила спорт, самозабвенно любила лошадей, водила машину, с увлечением занималась в школе верховой езды и успешно закончила ее. Она любила и хорошо чувствовала природу Подмосковья.
Напрасно обвиняют Любовь Евгеньевну, что она старалась отдалить и отдалила многих прежних друзей своего мужа. Сам Михаил Афанасьевич был не из тех людей, которые склонны подчиняться кому-либо из близких, а скорее наоборот. У него был очень нелегкий характер, и важные решения он принимал всегда сам.
Михаил Афанасьевич был подчеркнуто вежлив, очень элегантен. Представьте себе человека, в 1925 году носившего монокль. Он как бы нарочито стремился провести грань между собой и окружающими. Даже чисто внешне он трудно монтировался с друзьями молодости, а его новые знакомые были люди несколько иного плана, с которыми ему было и легче, и проще.
Когда Михаил Афанасьевич начал писать пьесу «Зойкина квартира», ему нужно было познакомиться с тем, как дамы-заказчицы разговаривают с портнихами, какими выражениями они при этом пользуются. У друга его, Сергея Сергеевича Топленинова, был свой небольшой дом в Мансуровском переулке, где принимала своих заказчиц известная в то время портниха Александра Сергеевна Лямина. Михаил Афанасьевич и его друг спрятались в соседней комнате, чтобы самим услышать их подлинную речь. Об этом недавно сообщили мне Наталья Абрамовна Ушакова и ее племянница Наталья Арсеньевна Обухова. Они вспомнили также и другие эпизоды, относящиеся к жизни и творчеству Булгакова.
Стронские, родители будущего мужа Обуховой Н. А., принадлежали к потомственной семье моряков и держали «столовников». У них обедали супруги Булгаковы, Лямины, Шапошниковы. Сын Стронских Игорь вспоминал, что Михаил Афанасьевич любил слушать специфические выражения, новые словообразования, которые молодой студент приносил из института. Эти выражения он тотчас же записывал. Любил Булгаков поговорить и с их старой нянькой, которая жила в этой семье еще до революции, слушал ее очень образную речь и записывал понравившиеся ему обороты речи. В основе многих персонажей Булгакова всегда были конкретные живые люди, которых он хорошо знал и наблюдал, творчески преображая их внутренний и внешний облик.
Как известно, большим другом Михаила Афанасьевича был филолог, специалист по французской литературе Николай Николаевич Лямин. Первой женой его была Александра Сергеевна, с которой он разошелся в 1921 году, а через год женился на Наталии Абрамовне Ушаковой, художнике-оформителе детской литературы. Его первая жена вышла замуж за режиссера Морица Владимира Эмильевича. Обе эти семьи в дальнейшем были дружны и между собой, и одновременно дружны с четой Булгаковых. Александра Сергеевна оставила за собой фамилию своего бывшего мужа – Лямина. Она обладала большим художественным вкусом, была очень образованным человеком и хорошо шила. Уже после революции она добилась разрешения на поездку в Париж для совершенствования своего мастерства, где поступила учиться в известный дом моделей, за обучение она отдала его директору великолепное кольцо с изумрудом. Впоследствии она была какое-то время художником по костюмам во МХАТе.
Любовь Евгеньевна была дружна с семьей художника Нестерова. Он начал рисовать ее портрет, но, к сожалению, не закончил его.
В числе друзей семьи Булгаковых был высокообразованный, интересный человек, писатель В. Н. Владимиров. Он подарил Булгаковым очень красивые бронзовые подсвечники итальянской работы XVII века, которые у меня и сейчас.
Любовь Евгеньевна мне говорила: «Ты знаешь, что Михаил Афанасьевич очень интересовался судьбой генерала Я. А. Слащова, как литературного прототипа Хлудова, и я ему рассказала все, что слышала о нем, живя в Крыму. Я вспомнила, что видела мать и брата генерала в Петрограде. А это произошло так: моя родственница однажды говорит: «Мне нужно по делам благотворительности побывать у Слащовой, поехали со мной. Посмотришь, семья интересная». И мы поехали. Брат Слащова был правовед и не произвел на меня большого впечатления. Какой-то застенчивый, не очень складный человек. Зато мать производила впечатление смелой и очень решительной женщины. Наверное, генерал в нее».
Замечено, что выдающиеся люди часто в своих поступках бывают весьма противоречивы. Это утверждение в какой-то степени относится и к взаимоотношениям М. А. Булгакова и В. В. Маяковского. Так, например, при весьма скептическом отношении В. В. Маяковского к творчеству М. А. Булгакова, они были партнерами по биллиарду. Сама эта игра как бы символизировала их творческую борьбу. Равные противники по биллиарду, они лично вражды друг к другу не питали. Любовь Евгеньевна рассказывала, что они часто могли заиграться до поздней ночи. После игры Михаил Афанасьевич звонил жене и спрашивал, можно ли ему приехать вместе с Владимиром Владимировичем к нам домой. Он очень хочет побывать у нас. Любовь Евгеньевна, которая не понимала их взаимоотношений и не любила Маяковского еще с Берлина, отвечала: если хочешь, приводи его, дома все есть, домработница вам приготовит, а я поеду ночевать к Ануше (А. И. Толстой).
Однажды В. В. Маяковский был в доме Булгаковых. Вместе с ним приехала знаменитая киноактриса Ната Вачнадзе, которой хотелось побывать в доме Булгаковых. Любовь Евгеньевна много слышала о Нате Вачнадзе со слов ее сестры Киры Андрониковой, которая бывала очень часто в их доме. На взгляд Любови Евгеньевны, сестры были решительны, смелы и обаятельны, хорошо образованы, но внешне совершенно непохожие: Ната Вачнадзе была очень женственной, ее сестра, жена писателя Б. Пильняка, чем-то напоминала грузинского озорного мальчишку.
Елена Сергеевна Шиловская, как говорила она сама, с семьей Булгаковых познакомилась в гостях и вскоре сделалась приятельницей Любови Евгеньевны, а потом стала женой Михаила Афанасьевича. Она часто запросто бывала в доме Булгаковых и даже предложила Михаилу Афанасьевичу свою помощь, так как хорошо печатала на машинке. Любовь Евгеньевна рассказывала мне, что ее приятельницы советовали ей на все это обратить внимание, но она говорила, что предотвратить все невозможно, и продолжала относиться к этому как к очередному увлечению своего мужа.
После развода никто особенно не интересовался отношениями Любови Евгеньевны и Михаила Афанасьевича. Сам Булгаков оставил свою рукопись «Мольера» с посвящением своей бывшей жене, и этот поступок еще раз подтверждает, что он сохранил и хотел сохранить с ней по возможности и дальше дружественные отношения. После переезда Михаила Афанасьевича на другую квартиру он часто звонил Любови Евгеньевне, бывал у нее, а когда не заставал дома, оставлял записки.
По своей натуре Любовь Евгеньевна была борцом. Она старалась всегда отстаивать правду, хотя это стоило ей порой очень дорого.
В 1932 году, как известно, Булгаковы разошлись. Любовь Евгеньевна, как всякая оставленная женщина, была оскорблена, и это чувство она сохранила надолго. К великому сожалению, она уничтожила письма к ней Михаила Афанасьевича.
Особенностью ее характера было умение привязывать к себе людей и устанавливать с ними теплые и сердечные отношения, и всегда в трудные минуты жизни друзья приходят к ней на помощь. После развода таким верным и бескорыстным другом для нее оказалась «тетя», как Любовь Евгеньевна ласково называла жену арендатора дома, где проживали Булгаковы, Валентину Григорьевну Стуй. Если бы не решительность ее «тети», то Любовь Евгеньевна не получила бы квартиры, оказалась бы на улице, так как жить совместно с новой семьей Булгакова было практически невозможно. Любовь Евгеньевна стараниями той же «тети» получила мебель, которую она берегла всю оставшуюся жизнь.
Когда я в 1944 году увидел Валентину Григорьевну, это была маленькая, очень подвижная, сгорбленная старушка, которая работала сестрой-хозяйкой в клинике. Я помню, как «тетя» принесла показать Любови Евгеньевне и мне гравюры из коллекции покойного мужа. Любовь Евгеньевна любила ее и была к ней очень внимательна до конца ее дней.
После развода многие общие знакомые Булгаковых оставались одновременно друзьями Любови Евгеньевны и Михаила Афанасьевича. В это время она еще больше привязалась к Анне Ильиничне Толстой, которая внешне удивительно походила на своего деда Льва Николаевича Толстого. Я вспоминаю, как была безмерно счастлива Любовь Евгеньевна, получив в дар драгоценную коробочку, в которой находилась прядь волос Льва Николаевича Толстого, которая, к великому сожалению, пропала. Трудно подобрать слова для описания впечатления, которое производила Анна Ильинична. Ее лицо было олицетворением мощи и значительности. Оно притягивало, вызывало уважение и одновременно поклонение. В моем представлении муж Анны Ильиничны, Павел Сергеевич Попов (Патечка, как звала его Любовь Евгеньевна), был интересным, очень моложавым человеком с хорошей фигурой, но в присутствии Анны Ильиничны становился внешне как бы менее заметным. Как-то все внимание невольно привлекала к себе его жена. По своей значительности, пожалуй, чем-то была похожа на Анну Ильиничну дочь Шаляпина, Ирина Федоровна. Это мы с Любовью Евгеньевной заметили, когда были на ее выступлении, посвященном памяти Шаляпина. По словам моей тетки, у Ануши (Толстой) был очень красивый голос, и она превосходно пела цыганские и старинные романсы. Некоторые романсы с голоса Анны Ильиничны заучивала Надежда Андреевна Обухова, так как в то время многие ноты были утеряны. Однажды Н. А. Обухова позвонила после полуночи к Ануше и сказала, что сейчас приедет к ним и будет петь под гитару до утра. Любовь Евгеньевна обиделась: нужно было мне позвонить, – рассказывала она, – и я охотно пришла бы к вам пешком. Тут рядом от Новодевичьего до Арбата.
В это же время я часто видел у Любови Евгеньевны ее большого друга – художницу Наталью Абрамовну Ушакову. Она была очень добра, умна, остроумна, любила рисовать дружеские шаржи и умела искренне веселиться.