В гостях у Любови Евгеньевны часто бывала ее соседка с мужем, чета Баклановых – Татьяна Петровна и Глеб Иванович. Они жили за стеной, т. е. в ее бывшей квартире. Постепенно они становятся ее близкими друзьями. Это были очень добрые и сердечные люди. У них я встречал знаменитую арфистку Ксению Эрдели, которая была теткой Татьяны Петровны. Я помню ее великолепный концерт вместе с Н. А. Обуховой в «Доме актера», на котором мы были с Любовью Евгеньевной.
В последней квартире моей тетки было очень уютно и приятно. У Любови Евгеньевны всегда было много цветов, они доставляли ей большое удовольствие. Здесь же находили приют несколько кошек. Любовь Евгеньевна хорошо их понимала и очень радовалась их проделкам, наделяя их различными забавными прозвищами. Когда она серьезно заболела и все время лежала в кровати, то тут уж кошкам было полное раздолье, они спали буквально у нее на голове. Большую радость доставляло ей, когда в дом приходили гости со своими собаками. Сколько потом было разговоров об их проделках. При этом она всегда вспоминала свою собаку – любимого Бутона.
Постепенно старые друзья начинали уходить из жизни. Последние годы Любовь Евгеньевна очень подружилась с Марией Александровной (семья которой жила в том же доме). Она знала обо всех трагических событиях, которые выпали на долю ее соседей и очень их жалела, старалась помочь им чем могла. Семья не осталась в долгу перед ней. Мария Александровна очень трогательно и заботливо относилась к Любови Евгеньевне, особенно во время ее болезни.
Прочитав «Алмазный мой венец» В. Катаева, Любовь Евгеньевна сказала мне: «Автор мог бы написать обо мне более деликатно. Он мне многим обязан. Катаев взял у редактора И. М. Василевского для рецензии произведение начинающего автора и потерял его. Зная тяжелый характер редактора, В. Катаев стал буквально меня умолять спасти его. Конфликт мне удалось ликвидировать с большим трудом. Но, видимо, не в его правилах помнить добро».
Как я уже говорил, Любовь Евгеньевна была очень музыкальна и часто бывала на концертах в Большом зале консерватории. Сохранились две программки, на которых ее рукой сделаны пометки.
На программе от 27 апреля сезон 1968–1969 годов: «Цекки на костылях! Дирижирует прекрасно. Частью сидя. В наиболее трудных моментах стоя. Пленительный старик. Как надо любить искусство, чтобы калекой все же не уйти от дирижерского пульта. Все без партитуры, наизусть. Сорок лет тому назад мы с Михаилом Афанасьевичем слушали его игру. Он был живой и черный. Сейчас белый, но темперамент все тот же». Следует заметить, что раньше Карло Цекки был знаменитым итальянским пианистом, руки которого были застрахованы на очень большую сумму. Он попал в автомобильную катастрофу, результатом которого явилось серьезное увечье. Он получил страховку с условием не заниматься пианистической деятельностью и стал дирижером.
Из современных композиторов Любовь Евгеньевна больше всего любила Сергея Прокофьева.
На программке от 19 октября, сезон 1969–1970 годов: «Дирижеру Рождественскому стало дурно. Не доиграли 5-ю симфонию Прокофьева. Концерт прервали, а публика не хотела расходиться».
Я вспомнил, что Любовь Евгеньевна пригласила меня послушать оперу Сергея Прокофьева «Огненный Ангел». Либретто написано по одноименному произведению Валерия Брюсова. Опера была представлена в грамзаписи. Исполнялась она на французском языке солистами французского радио в сопровождении оркестра. Оперу мы слушали в концертном зале библиотеки имени Ленина. Это было большим событием в музыкальной жизни Москвы. Это произведение прославленного мастера произвело на нас очень сильное впечатление. Хоры в опере были великолепны. Сюжетная мистическая канва оперы тесно сливается с музыкой.
Мы были вместе на премьере оперы С. Прокофьева «Война и мир». Любови Евгеньевне очень понравилось драматическое слияние сценического действия и музыки.
Любовь Евгеньевна очень любила балет и хорошо его понимала. Когда приезжали балетные труппы из-за границы, старалась посетить Большой театр и часто брала меня с собой. Кроме оперы и балета она часто бывала в драматических театрах, много читала, особенно любила стихи. На столике перед кроватью лежали книги на французском и английском языках.
Любовь Евгеньевна всегда много трудилась. Начала она работать в Москве, еще будучи замужем за Михаилом Афанасьевичем. В 1928 году семье Булгаковых решил помочь писатель В. Вересаев и пригласил принять участие в литературной работе Любовь Евгеньевну. После чего он дал ей следующие характеристики:
«1. Удостоверяю, что Любовь Евгеньевна Булгакова в течение трех последних лет, с 1928 по 1930 г., вела корректуру полного собрания моих сочинений в шестнадцати томах. Дело это она выполняла с полным знанием и образцовой добросовестностью, так что я вполне спокойно доверил ей проведение авторской корректуры.
Писатель В. Вересаев.
2. Знаю Любовь Евгеньевну Белозерскую как хорошего работника, культурного и образованного человека, владеющего французским, немецким и английским языками.
В. Вересаев».
После развода Любовь Евгеньевна занимается литературной и художественной деятельностью. Она много работает с академиком Тарле, который также высоко оценил ее труд: «Удостоверяю, что Любовь Евгеньевна Белозерская с 1936 года состоит у меня на работе, исполняя секретарские обязанности, работая по моим заданиям в Московских архивохранилищах. В настоящий момент она занята особенно усиленно в связи с возложенной на меня авторской работой и работой по редактированию предпринятого по заданию ЦК ВКП (б) большого коллективного труда «История дипломатии», первый том которого постановлением Совнаркома от 10 апреля 1942 г. за № 486 удостоен Сталинской премии первой степени. Белозерская состоит моей помощницей по этой работе.
Академик Евгений Тарле, лауреат Сталинской премии,
Профессор высшей партийной школы при ЦК ВКП (б)».
«Любовь Евгеньевна Белозерская известна мне с давних пор как в высшей степени полезная, высококвалифицированная работница, очень много помогавшая мне в качестве необычайно осведомленного библиографа и, частично, при чтении и анализе стихотворных текстов. Она была в последнее время особенно полезна мне (1949–1952 гг.) при окончательном оформлении ныне сданной мной в печать работы «Борьба русского народа против шведской агрессии 1708–1709 гг.».
Академик Е. Тарле».
Очень хорошую характеристику дала Любови Евгеньевне заведующая редакцией журнала «Огонек» Екатерина Уразова:
«Тов. Белозерская Л. Е. в течение ряда лет работала в Издательстве Журнально-Газетного Объединения, а также была связана по работе с редакцией журнала «Огонек».
Тов. Белозерская является литературным работником высшей квалификации, прекрасно владеет языком и стилем и имеет многолетний опыт работы по подготовке к печати литературного материала.
Зав. редакцией журнала «Огонек»
(Е. Уразова)».
Несколько лет Любовь Евгеньевна работала в редакции «Исторические романы», до 1938 года входящей в состав жургазобъединения, а затем в Гослитиздат.
В дальнейшем она занимала должность научного редактоpa по транскрипции в издательстве Большой Советской Энциклопедии, где за участие в подготовке 2-го издания Энциклопедии получила благодарность.
По совету друзей Любовь Евгеньевна стала писать воспоминания о Михаиле Афанасьевиче Булгакове.
Как-то мы целой компанией были приглашены слушать только что написанный ею текст. На читке присутствовали Наталья Абрамовна Ушакова, двоюродная сестра Николая Николаевича Лямина, Елена Яковлевна Никитинская, которая была преподавательницей иностранных языков в балетной школе ГАБТа, ее сын и я. Читала Любовь Евгеньевна очень просто, без всякой аффектации, хорошо поставленным голосом. Эти воспоминания нам очень понравились.
Я спросил Любовь Евгеньевну: «Ведь не всегда Михаил Афанасьевич был к тебе справедлив, а ты совершенно это обошла вниманием в своих воспоминаниях». – «Он так много страдал, что я хочу, чтобы мои воспоминания были ему светлым венком».
Последние годы жизни Любовь Евгеньевна очень много сил и энергии посвятила памяти Михаила Афанасьевича. Она внимательно следила за литературой, посвященной Булгакову. Если находила ошибки, старалась указать на них автору. Знала она произведения Михаила Афанасьевича блестяще, помнила, при каких обстоятельствах и по какому поводу они написаны, и очень возмущалась нелепым фантазиям некоторых авторов, хотя к ошибкам относилась достаточно доброжелательно, если они не носили заведомо нарочитого характера, считая, что люди могут ошибаться и любую ошибку можно исправить.
Перед своей последней болезнью Любовь Евгеньевна читала в различных аудиториях свои воспоминания о Михаиле Афанасьевиче. Выступления эти всегда сопровождались неизменным успехом.
Незадолго до последней болезни Любови Евгеньевны у нее в доме появились молодые люди, большие ценители и поклонники творчества Михаила Афанасьевича Булгакова. Эти молодые люди – «булгаковцы» – привязались к Любови Евгеньевне. Помогли отремонтировать квартиру, провели прямо к кровати, где она лежала, телефон. Они старались всячески скрасить ее жизнь и быт – часто приносили магнитофон с различными записями. Я помню, как Любовь Евгеньевна с большим удовольствием слушала в записи знаменитую певицу Марию Каллас и как она была восхищена ее пением. Я приносил ей записи Б. Окуджавы, его пение доставило ей также большое удовольствие.
Любовь Евгеньевна умела принимать людей с большим радушием, но и сама любила ходить в гости.
Я помню, с каким она удовольствием говорила о посещении композитора С. Н. Василенко и его жены. Как они ее тепло принимали или о том, как она бывала в радушном доме писателя В. Яна. В последние годы она часто бывала в семье Галины Александровны Поповой. Я не раз слышал от нее, как этот дом ей мил и дорог. Поэтому я с особым интересом слушал рассказ Галины Александровны:
«Как-то зимой 1949-го или 1950 года я пришла в редакцию «Литературной газеты» и увидела новое и непохожее на других лицо. За старинным круглым столиком с золочеными ножками сидела старинная же, нет не старая, а именно старинная дама с хорошо причесанной седоватой головой, в темно-коричневом платье с гипюровым воротником цвета экрю (по-нашему, серовато-кремовым). Она отличалась не платьем и прической, не седоватой головой, а скорее всего, каким-то старинным выражением лица – одновременно чопорным и любезным, как на портретах XVIII века. Меня представили ей, сказав, что ныне именно она – Любовь Евгеньевна Белозерская – будет читать и подписывать мои внутренние рецензии на «литературный самотек», присылаемый в редакцию. Она одобрила мои писания, сделав несколько дельных замечаний.