А потом вдруг еврей Розенбаум стал еще и казаком, причем казаком из Кубанской первой сотни. Меня туда не партия и правительство назначило, меня туда, в свои ряды, приняли простые люди. Чем и горжусь. А если мои песни — про казаков или про евреев — рождают отклик у эстонской или русской, у таджикской или американской публики, то потому, что я никогда не был выкрестом, не отказывался от своей еврейской крови.
Самое страшное в жизни — это предательство. И еще зависть. Но они взаимосвязаны. Я не предавал ни своей национальности, ни своей Родины. Примечательно, что как раз эмигранты меня и не очень жалуют — хоть в Штатах, хоть в Израиле… Хотя те же мои соплеменники, по-моему, должны мне памятник поставить — за то, что меня казахи любят. Потому что и благодаря мне они дышат чуть свободнее, чем могли бы без розенбаумовских песен. И казах, и русский, и литовец, и украинец видят, что я — нормальный еврей. Такой же, как он — нормальный казах, нормальный русский, литовец, украинец… То есть человек.
Ненавижу тех, кто берет псевдонимы и кричит, например: «Я русский!» — будучи, допустим, евреем. Другое дело, что я говорю: «Я — российский еврей…» Что скажет народ, возьми я, например, фамилию Розов, Яковлев или Александров? Выкрестов не любят нигде.
Если бы я родился в Грузии, я бы писал «Сулико» — и был бы грузинским евреем, а родившись в Молдавии, писал бы для ансамбля «Жок» — и был бы молдавским евреем. Но я — абсолютно российский человек еврейской национальности. Я не целовал землю в тель-авивском аэропорту Бен-Гурион — не на ней я родился, — но у Стены плача сердце вздрогнуло… И все же я пошел бы защищать Израиль, эту страну моих далеких предков. Как помню и то, что приносил присягу, как военнообязанный, на верность СССР.
Там, на Земле обетованной, меня спросили, воевал бы я за свободу Израиля с автоматом Калашникова или с «узи»? Но это спрашивал, наверное, какой-то опупевший от дешевой пропаганды человек, к тому же не слишком грамотный в военном деле. И я — майор медицинской службы в запасе — ответил, что «узи» хорош только в ближнем бою, а на дистанции против Калашникова — палка. Так нет же, им нужно, чтобы я в любом бою работал с «узи», пусть бы погиб из-за него, никакой пользы не принеся, но зато как верный патриот… Я не таков. И вот что интересно: мою песню «Черный тюльпан» из времен афганской войны нормальные люди везде слушают, затаив дыхание. Потому что народ — он везде народ: его на дешевке не проведешь. Может, оттого и с фамилией у меня — вот так?
Кстати: мне смешно, когда антисемиты все наши российские беды сваливают на еврейские головы:
Сейчас во всем винят жидомассонов.
О Господи, какая ерунда!
Сто человек надули миллионы?
Так что же за народ вы, господа?
Звезду Давида ношу на груди. Это связано с тем, что я — еврей. Это не кич, а дань уважения народу и символ принадлежности к моим родителям. Не понимаю, когда евреи надевают на себя кресты, а русские — звезду Давида или полумесяц. Хотите носить — носите на груди. Я так и делаю. Просто когда рубашка расстегнута, выглядит как будто напоказ. А вообще-то, это все не суть важно.
И Христос, и Будда, и Аллах проповедуют схожие истины: не убивай, не насилуй, не грабь… Я верую в заповеди, которые писаны давным-давно. И прежде всего я верую во всепобеждающую силу добра. Добро в любом случае победит, как и правда всегда победит ложь. Я верю в это. И пусть никто не надеется на то, что сделанное ими зло к нему не вернется впоследствии. Вернется! Я в этом убежден.
Я всегда подчеркиваю, что национального деления для меня, например, не существует. Есть люди и нелюди — больше ничего. Поэтому я жертвую деньги как в синагоги, так и в православные храмы, и в мечети. Я уважаю любую религию и с пониманием отношусь к людям всех вероисповеданий.
Для меня вера, религия и церковь — три совершенно разные вещи. Я верующий человек, но очень скептически отношусь к церкви, к любой, вернее, к священнослужителям. Кроме разве что монахов, иноков, отшельников, потому что ко всем остальным, да простят меня ребята, веры у меня не очень много. И в нашей стране, да и в других тоже. Раввины в Израиле застигнуты на поедании свинины, наши церковнослужители бьются за приходы, то есть за деньги, и так далее. Все это церковь, а религия — это совсем другое. И к любой религии, будь то ислам, иудаизм, христианство, католицизм и тому подобное, я отношусь с глубочайшим уважением.
Религия входит в тебя либо с молоком матери, либо к ней можно идти долгие-долгие годы, и совершенно не обязательно, чтобы еврей стал иудаистом, совершенно не обязательно, чтобы христианин стал православным… Я знаю в Иерусалиме целую деревню русских людей, которые двести лет исповедуют иудаизм. Я, например, к этому еще не пришел, но я, абсолютно чистый иудей, склоняюсь к христианству: тянет. Иудаизм для меня — совершенно чуждая религия, а христианство мне ближе: я вырос на этой земле, я впитал ее в себя. Но я никогда не говорю, что я — русский. Ненавижу, когда грузин или татарин говорит: «Я вырос на русской земле и считаю себя русским». Не надо себя считать. Ты — еврей, ты — татарин, ты — грузин…
На концертах я не устаю повторять о том, что песня «Долгая дорога лета», посвященная евреям, жертвам гитлеровского геноцида, — предупреждение всем тем, у кого еще осталась в голове какая-то националистическая мысль. Пусть помнят, что в мире, устроенном на основе таких мыслей, они сами могут оказаться в этой колонне, идущей из гетто на расстрел, если кому-то не понравится их национальное происхождение.
Еврейскую музыку я начал писать совсем недавно, потому что только недавно начал слушать ее. Те мои песенки как бы из еврейского быта — лишь стилизации, подлинно еврейского там не так уж и много. Хотя и их люблю, считаю своей удачей. Даром что написал их в двадцать один год, мальчишкой. Бог, что ли, водил тогда моей рукой? Или ангел стоял за спиной?.. Но я с моим музучилищным образованием только теперь стал понимать, что «Семь сорок» или «Хава нагила» — не еврейская музыка. Настоящая же еврейская музыка — это сложно: это синагогальная, канторальная музыка. Чтобы ее сочинять, надо сначала многому научиться.
Я сегодня впервые чувствую себя Рахманиновым, Шаляпиным и в чем-то даже Алексеем Максимовичем Горьким — конечно же, не благодаря писательскому дару и музыкальным способностям. Просто теперь я лучше понимаю, почему им однажды до боли сердечной надоело жить в этой стране. Мне грех жаловаться: я не бедствую, как многие вокруг, но я устал смотреть на наш народ, который продолжает выбирать горлопанов и слушать тех, кому на народ плевать. Им нужна власть любой ценой — даже если ради этого надо вытащить на свет старый жупел…
На моей памяти не было такой оголтелой кампании против какой-то отдельно взятой национальности, как это было во времена «дела врачей». Тогда мой папа вынужден был уехать со своим красным дипломом в Восточно-Казахстанскую область. На себе я никогда не ощущал открытого антисемитизма как государственной политики. Да, прижимали меня, афишу с моей фамилией не печатали… Но сегодняшнее положение иначе как кампанией не назовешь — от плакатов с призывами: «Выключить тель-авидение» до гнусных высказываний депутата Макашова про «хороших евреев» и «плохих жидов».
Это, увы, слишком характерно не только для генералитета, но и является позорным атавизмом российского сознания в целом.
Все это напоминает скверный анекдот про «хорошего негра». С этой терминологией пора покончить раз и навсегда. Почему, когда во Франции Ле Пэн только лишь заикнулся о том, что «газовые камеры — это эпизод из жизни», как туг же вылетел из Страсбурга, получил «на полную катушку» от собственного парламента и от немцев! Потому что мимо такой фразы пройти невозможно в цивилизованной стране. А генерал Макашов предлагает возвести в ранг государственной политики деление «на чистых и не чистых», всерьез говорит о «квотировании»… Интересно, каким образом он собирается это делать и кто ему поможет в этом — не сам ли Иисус Христос?
Я не прошу, чтобы меня, еврея, любили — как, впрочем, нормальный русский не просит, чтобы любили его. Он — русский, и все тут. Но я хочу, чтобы государство на деле защищало в равной степени права всех наций. А так мне хочется спросить, чем москаль Макашов лучше жида Розенбаума? И вообще, кто он — хороший русский или плохой москаль? И кому в Киеве он доверит это определить? Я не призываю сажать Макашова в тюрьму, но Государственная Дума, парламент страны, должна была резко отреагировать на выступление своего товарища по палате и закрыть этот вопрос навсегда, а не затыкать рот депутату Кобзону: мол, этого нет в повестке. Думе нужно было незамедлительно заявить свою официальную позицию. Личную позицию можешь дома сублимировать как тебе угодно: купи портрет еврея Розенбаума и пали в него из духового ружья. А на людях бранить — права не имеешь, если называешь свою страну демократической.
А наша независимая пресса? Ни одна газета, когда Макашов в первый раз рот открыл, не напечатала об этом крупными буквами. Телевидение только тогда, когда в верхах дали отмашку, впало в заказную истерику. И это настолько распалило общественное мнение, разведя его по полюсам, настолько заострило национальный вопрос, что у еврейского населения автоматически включилась генная память и оно всерьез стало опасаться новой волны погромов. А где же вы были раньше, злые вы наши Доренко с Киселевым? Ведь у вас два хозяина-еврея — Гусинский с Березовским. Что же вы за них сразу-то не вступились? Беда не в отдельно взятом Макашове (больные люди есть везде), беда в том, что сегодня наш социум тяжело болен и нуждается в скорой неотложной помощи. Это я как врач говорю.
Что происходит со страной, которая наплевала в лицо не только своему народу, но и всему миру, отказавшись платить по счетам? Когда летом 1998 года «обвалился» наш экономический курс, я был в Лос-Анджелесе и каждый день сгорал от стыда, общаясь с американцами. Однажды в универсаме две бабушки, заслышав русскую речь, сказали одна другой: «Может, и милые люди эти русские, но все-таки они такие негодяи!»