Мы угробили 150 тысяч человек в Чечне. И кто за это ответил? Один виновник президентом работает, второй виновник заседает в какой-то Думе… Все они — депутаты, сенаторы. В 1993 году убили в Белом доме больше сотни человек. И что? Один виновник — президент, второй — губернатор Курской области, третий по-прежнему живет в брежневской квартире…
Раньше была целая история, чтобы взять на поруки какого-нибудь хулигана, который вам рожу набил… А сейчас стреляют, убивают — и никто не несет ответственности. Я считаю так: убил — получи за совершенное!
Осознает преступник грядущее наказание, не осознает — это никого не волнует! Надо парням сказать сразу: хочешь играть в подобные игрушки, знай, что эти игрушки стоят пятнадцать лет. Возмездие должно наступать неотвратимо.
Последние десятилетия научили наших людей считать чужие деньги при неумении делать свои. Когда филармония не заинтересована ни в чем, когда она не имеет никаких возможностей для того, чтобы заинтересовать артиста, когда в итоге все выливается в уравниловку, то нечего и ждать хороших результатов.
Деньги нужны для того, чтобы развивать искусство, а не для того, чтобы его переиначивать. Не надо кормить меня безголосыми и утверждать, что это лучшее. Много раз уже говорил, что все рейтинги проданы. Знаю, что сегодня можно купить любое место в любом рейтинге. Если деньги так правят шоу-бизнесом (не люблю это слово, предпочитаю другое — искусство), то мне эти деньги не нужны.
Убежден, что многие журналисты слушают дома Паваротти, Стравинского, Уитни Хьюстон, а мне в своих средствах информации говорят, что «Ногу свело» — лучшая группа мира, и помещают ее в один ряд с «Пинк Флойд». Для этого надо быть или больным человеком, или тебе очень хорошо заплатили, или тебе надо поднять тираж своей скандальной газеты. Нельзя ставить на одну доску или в один хитпарад Александра Розенбаума и Эрика Клэптона. Он — человек планеты, в отличие от вашего покорного слуги.
Меня просто не устраивает то, чем живет и чем занимается сегодня российская эстрада, — на 95 процентов не устраивает. Поэтому не хочу иметь ничего общего ни с этим 95-процентным искусством, ни с 95-процентными артистами, которые его исповедуют. Ненавижу всю эту эстрадную тусовку, артистов, которые строят из себя мальчиков и девочек до седых волос. Я не хочу обидеть своих коллег, но дружба дружбой, а служба службой. Нормальные артисты не обидятся.
Можно с ходу назвать настоящих музыкантов, по которым видно, что они не с улицы пришли: Володя Пресняков, Дима Маликов, Андрей Мисин, Анжелика Варум, группа «Браво», Андрей Макаревич с «Машиной времени»…
И тут же вспоминаю, что была «Овация» — этакий семейный междусобойчик, который поставил все с ног на голову.
Нормальным людям это режет ухо, уверяю вас! Просто выросло поколение, для которых классика — «Модерн Токинг», после которого в нашей поп-музыке десять лет не менялись аранжировки, тональности и тексты. Пятнадцатилетние ничего другого и не слышали — и все по вине людей, которые в силу профессии должны следить за качеством популярной музыки. Я говорю, в частности, о телевизионных редакторах. Им потому попса не режет ухо, что они — у «кормушки», им «бабки» в клювике носят те, кто отсутствие таланта компенсирует деньгами.
Если дело и дальше так пойдет, то о качественной, мирового класса музыке на отечественной эстраде можно забыть на ближайшее время. Искусство потерялось за красивым словом «шоу-бизнес». Но если там, откуда это слово пришло, бизнес делается для шоу, то у нас любое шоу нужно для бизнеса. И все мероприятия вроде «Овации», все эти хит-парады в газетах и на телевидении лгут и оболванивают слушателей с единственной и очень обидной целью — обмануть, чтобы сделать на этом деньги. И поэтому нечего удивляться, что звезд сегодня делают из кого угодно: из администраторов гостиниц, из пэтэушниц, из мальчиков со двора.
С небольшим слухом, комариным голоском можно, заплатив деньги, выпустить пластинку, снять клип у Хлебородова или Бондарчука, «засветиться» за соответствующую плату в какой-нибудь телепередаче, даже арендовать центральные площадки страны… У меня есть четверостишие: «Я перерос обидчивость амбиций, но предо мной стоит вопрос «Кем быть?» Тогда талантам было не пробиться, сейчас талантам нечем заплатить». В конфликте денег и таланта сегодня деньги побеждают.
Я не за себя переживаю. Я просто-напросто переживаю за дело, которым я занимаюсь. А там все куплено и продано на корню, власть там сегодня захватила кучка нуворишей, выскочек, не имеющих на нее никакого права, подменивших собой и Союз композиторов, и общественное мнение. Я всегда говорю: «Ребята, только не называйте себя музыкантами, признайтесь честно, что вы — коммерсанты от музыки!» Мне жалко талантливую молодежь, которую сегодня приучили к этой жути, вранью. Ведь сейчас в порядке вещей — вставить в произведение сто пятьдесят тактов из супермирового шлягера и сказать: «Мое!» Да если раньше кто-то обнаруживал у себя, скажем, два такта из Пятой симфонии Шостаковича — тут же переделывал то, что написал. И Пятую симфонию при этом еще и знать надо было.
Причина моих редких появлений на ТВ проста: чтобы звучать по телевидению, на нем нужно проводить определенное время. А его у меня нет — гастроли, поездки по стране и за рубежом. Так что у меня не очень много этого эфира. Я свою популярность зарабатывал не благодаря телевидению и даже вопреки ему, поэтому могу оставаться без эфира, и все равно концертов не убавится.
Но, думаю, что причина прежде всего во мне. Для меня встречаться с людьми на концертах гораздо важнее. Что же касается, «желают меня — не желают»… Знаете, я никогда не стремился нравиться всем, оттого, может, кто-то и «не желает». Я на них за это не обижаюсь. А те, кто желает — звонят. Но я не всегда приехать могу. Да чего там — я когда снялся в фильме, так озвучивать пришлось Виктору Проскурину, поскольку у меня на это совершенно не было времени. Так что дело во мне. Конечно, я человек сложный и достаточно неудобный для многих на телевидении.
Мои прокатчики, люди, которые занимаются организацией гастролей, заставили сделать клип: реклама есть реклама. Стоит это плюс-минус двадцать тысяч долларов. Выяснилось, что я же за один прокат по «ящику» должен еще заплатить энную сумму баксов. Не мне, как это принято во всем мире, а я!
Или мне предложили снять про меня большой телефильм — за пятьдесят тысяч долларов. Это — не мой гонорар, это я должен оплатить все расходы по производству, гонорары, эфирное время… Бред! Не буду этого делать, мне неприятно. Ротару не появляется на телевидении, думаю, потому, что ему, телевидению, не платит. И не потому что у нее, может быть, денег нет — ей это делать противно. Но таких людей, которые «добровольно» откажутся от эфира, не очень много. Нет, я — не белая ворона, или уж никак не черный ворон. Просто ничего общего не хочу иметь с попсой, что лезет из всех ТВ-щелей…
«Уясните себе с детства, графоманы-лопухи, у поэтов нету текстов, у поэтов есть стихи». Вот этим, видно, я отличаюсь, в этом мой жанр. Как вы считаете, вхожу я в номинацию «поэт-песенник»? Поэтами-песенниками у нас любят называть себя текстовики, которые о жизни имеют весьма смутное представление. Но дело не в терминах и номинациях — просто я честно тружусь в жанре песни.
Смотрю как-то телевизор, и вдруг у меня глаза вылезают на лоб: с экрана Малинин поет мой романс генерала Черноты «Но, господа, как хочется стреляться…» Песню знает каждая собака, она записана на пластинке много лет назад, но на экране титр: «Стихи и музыка М. Звездинского». Звоню жене Звездинского и говорю: «Вы что там, с ума все сошли?» А Малинин просто не знал, чья это песня. Короче, ему объяснили… Но чем думали эти телевизионные редакторы, эти «профессиональные» люди?
Недавно вижу книжечку Михаила Шуфутинского «За милых дам». Открываю — в книге тридцать моих песен, одиннадцать без подписи. Начинаю поднимать всех на ноги. Оказалось, выходные данные книги — левые. Никто ничего не знает, и сам Михаил Захарович не в курсе.
Михаил Шуфутинский спел огромное количество моих песен, и все это не было оформлено так, как должно. Многие люди долго не знали, что три четверти его самых лучших песен написаны мною. Теперь ситуация наконец-то выправилась, и он нормально оформил все отношения со студией звукозаписи и со мной.
Что сказать о журналистах? Я им самим все про них рассказываю, у меня в этом смысле нет ни от кого никаких тайн. Работа журналиста — работа очень ответственная, а поскольку в нашей стране ответственных людей не очень много, то мы и здесь имеем то, что имеем. Сейчас вообще наблюдается резкое омоложение: сегодня средний возраст журналиста — двадцать один год. Я же считаю, что люди в двадцать один, в двадцать два или в двадцать три года не могут быть настоящими журналистами. За редким исключением, конечно.
Они приходят в профессию малограмотными, не имея никакого жизненного опыта и опыта общения с людьми. Идет какая-то вселенская игра — в звезды и в папарацци. Я уже много раз говорил, грубо, но, на мой взгляд, верно: «Звезд сегодня до… артистов нет».
То же самое с журналистами: папарацци — до черта, а настоящих журналистов, репортеров единицы. Все считают, что нужно смаковать «клубнику». Но как не понимают наши звезды, все эти звездуны, что кроме внешнего понта — двадцати шести человек в охране и двадцати семи перстней, тридцати восьми крестов — нужно еще и песни петь, музыку играть. Можно надеть на шею двадцать восемь цепей, можно менять ботинки с метровыми каблуками и при этом исполнять отвратительную попсу. Тогда зачем же ты напяливаешь атрибутику рок-музыки, если ты понятия не имеешь, что это такое?
Так и журналисты. Все их вопросы, все их, так сказать, репортажи, все их проблемы заключаются только в том, чтобы показать, что «мы не хуже американцев. Мы такие же крутые репортеры, как они».
Но они не понимают основного, что при этом нужно хорошо знать русский язык, иначе толково работать в журналистике невозможно; что нужно умные книжки читать, чтобы в некоторой мере быть литератором; что вообще нужно «отвечать за базар» и знать, что если ты напишешь что-то не то, то тебя могут привлечь к суду. С последним у нас сложно: никто еще толком, как положено не ответил.