Обухов чуть не забыл, зачем забрался сюда и, спохватившись, набрал номер полковника Шадрина.
— Разрешите доложить?
— Давай, Артем, что у вас там?
Артем решил, что он больше у полковника не в опале.
— Проблемы с машиной, пришлось бросить, я координаты вам скину, может, отправите кого с транспортом к нам. Яма действительно огромная, датчики поставили. Майор Усаченко приболел, вроде бы ничего серьезного.
— Местные как отнеслись?
— Нормально, еще не со всеми поговорили, но встретили без проблем.
— Добро, выясните, что там эта Чернова хочет, та, что пост написала про яму, и сворачивайтесь. Транспорт за вами отправлю, завтра к вечеру заберут вас. Отбой.
Шадрин отбил звонок. Артем смотрел на дисплей телефона, словно ждал от него чего-то еще. Ему казалось, что Шадрин был как-то чересчур благожелателен. Не похоже это было на полковника. Да и голос будто и не его был. Бум-бум-бум — донеслось со стороны ямы. Звук был громче, глубже и раскатистее, Артем даже не услышал, а почувствовал его где-то в груди. Обухов спешно спустился с водонапорной башни и быстрым шагом отправился к дому Харитона.
Артем застал майора сидящим на крыльце. Усаченко выглядел бодро, и Артем искренне обрадовался, что Степа чувствует себя лучше: меньше всего Артему сейчас хотелось остаться в Русово без него.
— Доложил? — спросил Усаченко.
— Да, пришлют за нами машину.
— Это хорошо. А Харитон в баньку нас зовет.
— Отлично, — обрадовался Артем.
За домом из красного кирпича оказалось небольшое картофельное поле, за которым Обухов с Усаченко увидели стоящий немного на отшибе старый, но добротный дом с резными наличниками по окнам, не так давно крашенными в голубой. Харитон рассказал, пока они шли к дому через поле, что в Русово жилых домов вместе с Харитоновым всего четыре, остальные пустуют.
В окне дернулась занавеска. Дверь открыла такая хрупкая сморщенная старушка, что Артем начал переживать, как бы она сейчас не развалилась.
— Теть Вер, нам бы в баньку, — сказал Харитон.
— Проходите, милые, только не топила я, топить баню надо, — словно извиняясь, сказала бабуля.
Харитон взял в сенях топор и вышел во двор. Крепкие чурки с треском разлетались под тяжелыми ударами топора. Казалось, Харитон не прилагает никаких усилий, но даже сучкастые поленья поддавались с первого же удара.
— Харитон, кто такой этот Гриша? — спросил Артем.
— Местный сумасшедший, — Харитон поставил очередную чурку на землю и хватил топором. — Как яма появилась, наверное, знаешь?
— Знаю.
— Гриша был в числе тех, кто бурил скважину. Когда исследования свернули, разъехались все, но Гриша остался. Влюбился в Ленку Чернову, — Харитон показал на дом из красного кирпича. — Когда скважина начала превращаться в яму, у Гриши с головой плохо стало. Все время говорил, что яма его зовет и скоро придет время бездны. Так он безобидный, но стоит кому в деревню приехать, так приходится с обрезом ходить. Буйный становится, ну ты видел.
— Получается, вас здесь только четверо? Ты, Гриша, бабка Вера и барышня с гробами?
— Получается так. Видел гробы?
— Видел, когда на башню забрался. Что вы тут делаете? Почему не уезжаете? Яма эта опять же все больше становится.
— Да куда ехать-то? А яма, да хрен с ней. Мы уж много лет на краю этой ямы живем. Перемрут здесь все раньше, чем она до нас доберется.
— А живете чем?
— Хозяйство и гробы с крестами. Гриша гробы делает с крестами у Черновой в мастерской, она бархатом обшивает, бархата у нас много. Раньше здесь Дом культуры «Родина» был. Сгорел. Кулисы бархатные только спасти успели. Столько гробов можно обшить, город похоронить хватит. Я гробы в город в ритуальную контору отвожу. Так и живем. Главное, чтобы аист прилетал. В этом году что-то он задерживается. Гнездо видел на башне?
Харитон собрал наколотые дрова и ушел топить баню.
Бум-бум-бум, — услышал Обухов вдалеке.
После бани бабка Вера поставила на стол большую кастрюлю борща, тарелки, ложки и литровую банку самогона.
— Картошечки бы еще вареной, — сказал Степа и потер ладони.
— Картошечка! — крикнула бабка.
Старушка выскочила из-за стола и начала нарезать круги по дому: «Картошечка! Картошечка! Картошечка моя!» — орала бабка.
Харитон поймал бегающую старушку и отвел ее в другую комнату. Я услышал, как он включил телевизор.
— Забыл предупредить, чтобы о картошке ни в каком виде не упоминали при ней, — сказал Харитон и вернулся за стол.
— Что не так с картошкой? — спросил Степа.
— Когда дед умер, к бабе Вере дочка с сыном приехала. После похорон уехала, внука на лето оставила.
Славный шалопай был, только шило в жопе. На месте вообще не сидел. Носился по деревне как угорелый. Когда пришло время убирать картошку, заказали трактор для сбора. Внук бабки Веры бесился на поле, да и уснул в ботве, — Харитон помолчал немного и продолжил: — В кашу. Не было у него шансов против трактора. Бабка Вера с тех пор не в себе. Думает, что в каждой картофелине теперь есть частичка внучка. Мы из-за нее картошку сажать перестали. Раньше, как зеленушка появится, бабку с поля не прогнать. Пока каждый кустик не погладит, пока с каждым не поговорит, не уйдет. Как дело к уборке, так под трактор бросается. Не трогайте, говорит, мою картошечку. Дочка тоже молодец. Во всем мать винила. Как-то раз приехала пьяная с каким-то мужиком на машине и бабке под дверь мешок картошки высыпала.
— Жесть какая, — сказал Артем.
— Жесть, ага, — кивнул Харитон.
— Картошечка, — донеслось из соседней комнаты.
— Поели картошечки, — Степа налил полную рюмку самогона и махнул, не закусывая.
Из телевизора доносился задорный голос Вани Урганта. Бабка Вера переключила канал. Шли новости: «Путин подчеркнул, что обеспечение условий перемирия является ключевым фактором нормализации внутренней обстановки, улучшения гуманитарной ситуации», — сказал ведущий новостей.
Обухову стало душно. Бум-бум, — донеслось издалека. Артем вышел на улицу и вдохнул полной грудью. Вторая ночь полной луны. Бесконечные искры синих звезд. Тишина.
Темнота была густая, казалось, ее можно погладить, словно пушистого черного кота. После бани и выпитого майору снова стало хуже. Харитон решил задержаться у бабки Веры, пока она не отойдет от картошечки, отдал офицерам ключи от дома и сказал, что скоро придет.
Артем включил фонарик в телефоне, чтобы хоть что-то можно было разглядеть под ногами. В Степе заговорил выпитый самогон, и, когда они проходили мимо дома Черновой, он заговорщически толкнул Обухова локтем в бок:
— Заглянем?
— Куда?
— В окошко.
— Зачем, что за ребячество?
— Что-то так мне захотелось на эту барышню Чернову посмотреть.
Не дожидаясь согласия, Степа перелез через забор и короткими перебежками подкрался к окну, где горел свет. Майор махнул, и Артем, чертыхаясь, полез через забор.
— Ну что там? — спросил Обухов.
— Сам посмотри, — ответил Степа и подмигнул.
За столом, где стояла початая бутылка армянского коньяка, в трусах и с толстой книгой в руках сидела Чернова и читала вслух сиамскому коту. Кот послушно пристроился на полу и внимательно слушал, жмурясь от удовольствия.
— Ты только послушай! — сказала Чернова коту. Кот дернул хвостом и навострил ушки. «Милый мой ангел! Я было написал тебе письмо на четырех страницах, но оно вышло такое горькое и мрачное, что я его тебе не послал, а пишу другое. У меня решительно сплин. Скучно жить без тебя и не сметь даже писать тебе все, что придет на сердце. Ты говоришь о Болдине. Хорошо бы туда засесть, да мудрено…» — Чернова вскочила со стула и схватила кота.
— Милый мой ангел, ты слышишь, морда сиамская? — крикнула она коту в морду. — Он ее милым ангелом называет, ангелом!
Чернова крутилась по комнате с котом на руках. Артем не мог понять, что завораживает больше: все действо в целом или упругие шары ее обнаженной груди.
— Что она читает? — спросил Степа.
— Письма Пушкина Гончаровой, — ответил Артем, и Степа с нескрываемым удивлением посмотрел на капитана, видимо, не ожидал обнаружить в нем такие познания.
— Поэтичная особа.
Артем услышал в стороне подозрительный шорох. Посветил фонарем телефона в ту сторону. Тут же от страха сердце ухнуло, а руки задрожали. Почти бесшумно, по-волчьи, без лая к ним несся огромный алабай. «Собака!» — крикнул Обухов. Майор сорвался с места так, что позавидовал бы любой спринтер. Артем побежал за ним. Пес разразился лаем, сообразив, что незаметно подкрасться не получилось. Обухов бежал, как никогда еще не бегал, но отчетливо понимал, что до забора не успевает. Они добежали до сарая, где стояли гробы с крестами. Степа ногой откинул крышку одного из гробов, залез внутрь и натянул крышку обратно. Артем поступил так же, накрывшись крышкой в последний момент, перед оскаленной мордой пса.
«Арни, ко мне», — крикнула Чернова, выйдя на крыльцо.
Артем лежал в гробу и боялся пошевелиться. Степа тоже не издавал ни звука.
— Тём, а Тём, — позвал Степа, — ты там как?
— Кажется, я в штаны наложил.
— Ты не одинок.
— Ушел пес?
— Вроде ушел. Может, домой завела?
— Полежим еще немного, а то мало ли.
— А в гробу спокойно, да, Тём? — сказал Степа и нервно засмеялся, как бывает, когда избежишь опасности.
В гробу было душно. Как только исчезла опасность быть съеденным, под кожей мурашками поползли эзотерические страхи. Только сейчас Обухов отчетливо понял, что лежит в гробу.
— Тём, ты в бога веришь? — спросил Степа из соседнего гроба.
— Нет, а ты?
— А представь, что, когда умираешь, лежишь вот так в гробу, только под землей, все понимаешь, мыслишь, а сделать ничего не можешь и просто лежишь. Целую вечность. Наедине с самим собой, — сказал Степа вместо ответа.
— Тогда нужно прожить жизнь так, чтобы стать очень интересной личностью для самого себя, иначе вечность наедине с самим собой не пережить.