, укоренившиеся на этой земле. Этот египетский мистицизм, включавший толкование мифов и тайные ритуалы, нередко проводившиеся в скрытых от посторонних глаз подземных залах и храмах, претендовал на то, чтобы соединить наш мир с другим, соединить небо и землю.
Мировоззрение египтян не было ни философией, то есть размышлением над божественными возможностями, ни верой, построенной исключительно на надежде на лучшую жизнь после смерти. Мистика в сознании египтян уживалась с необыкновенной практичностью. Они не желали рассуждать о небесах — они хотели туда попасть. И вернуться назад. Как Лазарь.
Пришла пора познакомиться с тайными мистериями Египта.
Глава 9. Мистерии Египта
Как считали древние египтяне, в самом начале мир был совершенен. Любое отклонение от этого состояния вечной гармонии, которое называлось Маат, объяснялось человеческими пороками, и величайшим из пороков были те, в основе которых лежала жадность.
Поэтому делом каждого — не менее важным, чем скромность — считалась работа по поддержанию этого совершенства и восстановлению нарушенного равновесия. Высшая ответственность лежала на фараоне, и помощниками ему в этом деле служили многочисленные храмы, сеть которых покрывала весь Египет.
Каждое утро в храмах совершался один и тот же ритуал пробуждения богов, когда в момент восхода солнца открывались двери внутреннего святилища. Директор музея Петри в Лондоне доктор Стивен Квирк полушутливо сравнивал египетский храм с «машиной для сохранения вселенной, и эта особая операция требовала особых знаний и обученного персонала… чтобы важнейшая работа по поддержанию жизни всегда исполнялась должным образом»[259].
В то же время храм служил вратами в потусторонний мир: это было место, где соединялись небо и земля — точно так же, как на линии горизонта, — и по этой причине во многих текстах храм называется небесным горизонтом. У термина акхет, которым в древности обозначали горизонт, есть несколько значений: это не только место соединения неба и земли, но и та часть горизонта, где бог Солнца каждое утро поднимается из «дальнего мира», или Дуэта, а каждый вечер возвращается назад[260]. Не подлежит сомнению, что для египтян горизонт также был дверью в «дальний мир».
Этим же свойством обладали пирамиды. Великая пирамида фараона Хуфу в Гизе называлась «акхет Хуфу». Более того, корень слова акхет имеет значение «сиять, излучать»[261]. Этот термин не только указывает на сияние при закате или восходе солнца, но имеет ещё один, тайный смысл, о котором стоит поговорить подробнее.
Главная задача фараона — служить гарантом Маат. Единственное — и величайшее — требование к человеческим существам состоит в том, чтобы жить в Маат, способствуя гармонии космоса и материального мира. Это состояние высшего равновесия персонифицировалось богиней Маат, которую изображали со страусовым пером в волосах. Она приносила в мир плоды гармонии — истину и справедливость.
Параллельно этому универсальному совершенству существовали два мира: материальный мир, в котором мы рождаемся и живём, и потусторонний мир, куда мы попадаем после смерти, Дуат, или «дальний мир»[262]. Дуат не воспринимался как отдельный мир, как некое небо или ад, не связанный с земной жизнью. Скорее он был вездесущим. Считалось, что он существует параллельно материальному миру, тесно переплетаясь с ним, подобно двум змеям на магическом жезле Гермеса. Он всё время с нами, но мы не можем видеть его или переместиться в него, пока не умрём.
Эти два мира каким-то мистическим и необъяснимым образом занимали одно и то же пространство — только реальный мир существовал во времени, а потусторонний вне времени. Время появилось после сотворения материального мира, но потусторонний мир считался вечным — но не в том смысле, что он простирался в бесконечное прошлое и бесконечное будущее, а в том смысле, что он находился вне времени. Повелителем потустороннего мира был бог Осирис, а роль проводника умерших исполнял Тот, который вёл их в царство богов.
Ещё одна особенность потустороннего мира состояла в том, что он воспринимался как вечная основа всего, что существует в видимом мире. Он считался божественным источником всех вещей, источником силы и источником жизни. Сама жизнь происходит из потустороннего мира, который пронизывает материальный мир и проявляется во всех формах, которые мы видим вокруг.
Для древних египтян мир мёртвых был очень близок к миру живых — они были тесно связаны. Как это ни парадоксально, но мир мёртвых был источником жизни для мира живых. Только мёртвые считались по-настоящему живыми.
Надпись на одной из гробниц эпохи Нового царства (1550–1070 гг. до н.э.) напоминает нам, что жизнь мимолётна, а удел мёртвых — вечность[263]. В Фивах, в гробнице жреца Неферхотепа, относящейся к эпохе Среднего царства (2040–1650 гг. до н.э.), были найдены несколько «Песен арфиста», и вторая из этих песен оканчивается такими словами:
«Земная жизнь что мимолётный сон. Счастливого пути желают тому, кто достиг Запада».
«Запад» для египтян — это страна мёртвых. Гробницы и пирамиды всегда строились на западном берегу Нила, где солнце исчезает за горизонтом в подземном мире[264].
Чтобы понять это, следует познакомиться с представлениями египтян о времени. Они считали, что параллельно существуют два времени: циклическое время, или нехех, отражающееся в природных явлениях, таких как смена времён года, движение звёзд и так далее, и время джет, которое, строго говоря, вообще не было временем, а представляло собой состояние вне времени. В движении находилось только время нехех; джет стояло на месте[265]. Время нехех могло кончаться, а время джет было вечным. Как сказано в одной древней египетской надписи: «Вещи джет-вечности не умирают»[266].
Эта двойственность разительно отличается от современных представлений о времени, согласно которым мы стремительно движемся в будущее и можем лишь надеяться, что оно будет совершенным, — надежда, которая во многих религиях основана на обещании, что когда-нибудь появится мессия и выиграет решающую битву против сил зла и возвестит о создании совершенного мира. Наша политическая философия тоже опирается на линейную теорию времени как траекторию, протянувшуюся из прошлого в будущее, где — при условии исполнения законов — мы добьёмся удовлетворения желаний всех граждан, как будто законы это нечто большее, чем штукатурка на трещинах.
Однако те представители нашей культуры, которые освободились от оков времени — мистики, — вслед за древними египтянами утверждают, что мир мёртвых есть мир живых, что он всегда рядом с нами. С учётом разницы в культуре и языке можно смело утверждать, такое же ощущение близости божественного мира присутствует в откровениях великого мистика шестнадцатого века, святой Терезы Авильской, которая часто впадала в мистический «восторг», полностью «растворяясь» в божественном царстве. Говоря о Боге, она подчёркивала:
«В начале я не знала одной вещи. Я не понимала, что Бог присутствует во всём, и, когда Он показался мне таким близким, я подумала, что это невозможно»[267].
Главным помощником для тех, кто стремился сохранить Маат, был великий бог Техути, которого греки называли именем Тот и отождествляли с Гермесом. Он знал все тайны Маат и мог посвятить в его мудрость и живых, и мёртвых. Тот «знал тайны ночи»[268]. В потустороннем мире правило совершенство, и с помощью Тота — то есть посредством знаний и правильных приёмов — человек может попасть туда. Он может посетить царство богов и вернуться назад.
Самые древние надписи свидетельствуют, что все храмовые обряды были предназначены для сохранения вселенской гармонии. В этих храмах в божественные тайны посвящались и мужчины, и женщины. Но эти же надписи призывают хранить увиденное в тайне. И действительно, всё, что было связано с храмовыми секретами, тщательно охранялось. Среди многочисленных текстов, вырезанных на стенах храма Гора в Эдфу, есть и прямое предупреждение: «Не рассказывай никому, что ты видел в храмовых мистериях»[269].
Как же нам узнать, что происходило во время этих мистерий? Может быть, кто-то приоткрыл завесу тайны и выдал их секреты?
Основные достопримечательности современного Египта
Одна из самых больших трудностей, с которыми мы столкнулись при изучении религиозных обрядов древних культур, состояла в том, что до изобретения письменности — причём не только изобретения, но и дальнейшего развития, чтобы появилась возможность записывать идеи и верования — не было надёжных способов рассказать о том, во что верили наши предки. Символьное письмо на глиняных табличках, использовавшихся для записи торговых сделок, появилось примерно за 8000 лет до новой эры, однако в полноценную письменность оно превратилось лишь к 3000 г. до н.э.[270].
Примером такого рода трудностей могут служить раскопки гигантского зиккурата в Эриду, крупного города Шумера, расположенного на территории современного Ирака. Сам зиккурат датируется приблизительно 2100 г. до н.э., и по свидетельству древних текстов он был построен в честь бога-покровителя города по имени Энки, бога мудрости, знаний и подземных вод. Однако более тщательные раскопки позволили обнаружить в нижних культурных слоях под зиккуратом остатки двадцати трёх храмов, самый древний из которых датируется приблизительно 5000 г. до н.э. и представляет с