Рафаэль, скорее всего, был у своего стилиста. Планировалось, что вы с ним подъедете на лимузине для совместной фотосъемки, а меня высадите по пути. Я должна была оставаться поблизости, но не рядом с тобой на красной дорожке. Больше мне никто ничего не сообщил. Стилист была слегка взволнована из-за этой суеты. Заглянув ко мне в комнату, она одобрительно кивнула головой, указывая на мое черное платье, красные туфли и помаду оттенка спелой вишни. Неуклюже балансируя на каблуках, я на секунду вспомнила нашу встречу выпускников, и мне вдруг захотелось, чтобы наши одноклассники узнали о происходящем и смогли увидеть меня сейчас в этом дерзком черном платье, как будто я находилась в какой-то параллельной Вселенной.
Премьера состоялась в Китайском театре Граумана. Мне сказали, это место было культовым, но мне оно напоминало безвкусный торговый центр. Дорожные конусы и защитные барьеры, похожие на заграждения для скота, выстроились вдоль тротуара, на котором должны были появиться звезды. Там была постелена настоящая красная ковровая дорожка. Машины и такси, даже не замедляя ход, непрерывным потоком проезжали мимо по Голливудскому бульвару. На улице фанаты сбились в кучу, толпясь и направляя вверх камеры своих телефонов, выкрикивая разные имена.
Меня вытолкали на красную дорожку и бросили там. Пятясь к металлическому ограждению, я почувствовала, как мой живот скрутило от нервов. Вокруг меня с невозмутимым видом ошивались организаторы мероприятия. Яркий свет прожекторов придавал этой сцене жуткую сюрреалистичность. Лишь актеры были причесаны и ухожены; лишь они, вышагивая, позировали в этом ярком пузыре. Все остальные имели чисто деловой интерес, сосредоточенные на организационных вопросах. Все происходило так быстро, будто кто-то перематывал пленку: короткие интервью перед огромными телекамерами, ваши с Рафаэлем резкие движения и повороты, напоминающие элементы бального танца, залпы фотосъемки со вспышкой. Наклонившись, я коснулась рукой красной ковровой дорожки. К моему удивлению, она была сделана из грубой промышленной ткани, а не из бархата, как я себе представляла. Я заметила на ней напечатанное название фильма, и мне в голову пришла мысль, что к каждой премьере нужно изготавливать новое покрытие.
Затем полицейские остановили движение, и словно воды расступились перед тобой и Рафаэлем, давая достаточно времени, чтобы подойти к ограждению, за которым толпились фанаты. Я наблюдала, как вы двигались вдоль металлического барьера, останавливаясь, чтобы раздать автографы, позируя перед камерами. Ты полностью раскрыла свою душу, отдалась на откуп толпе. Чья это была идея? Кто из твоей команды по связям с общественностью вдруг решил, что столь близкое общение с фанатами на Голливудском бульваре пойдет на пользу твоему имиджу? К моему ужасу, фотографы продолжали преследовать тебя, когда ты пересекала бульвар. Рафаэль обнял тебя и, прижав к себе, на камеру поцеловал тебя в лоб.
Ты казалась такой легкой и воздушной в этом белом платье. Я видела, сколько сил пришлось вложить, чтобы заработать себе имя. Наблюдая за тем, как вы с Рафаэлем позируете, я поняла, что вы ничем не отличаетесь от этих красных ковровых дорожек – поначалу будоражите и волнуете сердца зрителей, а в конечном итоге вас используют и легко заменяют другими. Единственные, кто обладал настоящей властью, – это продюсеры, состоятельные мужчины с двойными подбородками в черных костюмах. Единственные, кто обладал настоящей свободой, – это писатели и режиссеры.
К тому времени как мы вошли внутрь, меня окутала дикая усталость. Я прошла в конец зала и заняла свое место рядом с остальными прислужниками. Фильм по своему жанру был научно-фантастическим, визуально притягательным, но чересчур шаблонным. Твоя роль состояла в основном из серии заискивающих взглядов, снятых крупным планом, при этом Рафаэль был исследователем галактики, первооткрывателем планеты, сквозь зубы раздавая указания своему экипажу.
После премьеры я стояла одна возле стола с едой, пока вы с Рафаэлем сидели на банкете. На вращающейся сцене выступал джазовый квартет и красовалась ледяная скульптура. Я увидела, как к вашему столику подошла узколицая актриса, и тут же узнала ее. Это была восходящая звезда кино – француженка Мирель Соваж. Одетая в прозрачное многослойное платье, подчеркивающее очертания ее груди и ягодиц, она наклонилась, чтобы поцеловать Рафаэля в обе щеки, и я увидела, как руки Рафаэля соскользнули по ее спине, когда она прижалась к нему. Я словно наблюдала сцену из фильма, и мне стало очевидно, что могло бы произойти между ними дальше, если этого еще не случилось. Я мысленно представила, как с нее откровенно падает платье, и то блаженство, с которым он притягивает ее к себе в кровати.
Наблюдая, как Мирель Соваж проскользнула к вам за стол, как Рафаэль налил ей бокал шампанского, я нервно потянулась к красивому блюду, сдавливая пальцами крабовый рулет. Вот ты проходишь мимо Рафаэля, такая воздушная в своем белом платье, улыбаясь, говоришь Мирель что-то приятное, и подобранная прядь твоих волос спадает на плечо.
Стол был забит едой, но, похоже, никто больше не ел. Покончив с крабовым рулетом, я взяла второй кусок, и тут к столу подошел мужчина. Мне бросились в глаза его темные волосы, неровно остриженные, взъерошенные над ушами. Мужчина сутулился, а значит, он не был актером из фильма. Положив блинчик с мясом на свою тарелку, он покосился на меня.
– Не нравятся мне они, – сказал он.
Я сглотнула слюну.
– Кто? Блинчики?
– Нет, эти мероприятия.
– А-а, – с пониманием ответила я, отправив блинчик к себе на тарелку. Он стоял, как будто ожидая, что я продолжу разговор, и наконец я придумала, что сказать: – Тогда почему вы здесь? Я имею в виду, что вас связывает с фильмом?
– Вообще я оператор, но получил пригласительный от своего руководителя, – я уловила акцент в его речи, но не смогла его определить.
Повернувшись, он взглянул на меня:
– А вы?
– Я подруга одной из актрис.
Мое лицо вспыхнуло, и мне вдруг очень захотелось что-нибудь выпить.
Все еще продолжая смотреть на меня, он поинтересовался:
– Кого?
– Элизы Ван Дейк, – выдохнула я. Я хотела было добавить что-то типа «я живу у нее дома», но вовремя остановилась, мельком взглянув в сторону стола, где ты сидела, прижавшись к Рафаэлю; твои волосы все еще были аккуратно уложены, соскальзывая на плечо.
Мужчина ничего не ответил, сунув в рот блинчик целиком. Пришлось ждать довольно долго, пока он наконец закончит жевать. Скорее всего, ему больше нечего было мне сказать. Вскоре он бы ушел, а я бы осталась сидеть за столом до конца вечера.
К тому моменту я превратилась в сплошной комок нервов, поэтому подумала, что на самом деле было бы неплохо сейчас просто посидеть, выпить и поговорить о чем-то неважном.
Было что-то в этом человеке или в его низком статусе, что заставляло меня чувствовать себя непринужденно.
Закончив жевать, он, будто прочитав мои мысли, сказал:
– Я в бар, хочешь со мной?
– Конечно.
– Я – Пол, – сказал он, подвигаясь ближе. – Я наблюдал за тобой, и мне стало интересно. Ты приехала в составе съемочной группы Солара?
– Ну да, можно и так сказать.
– Откуда ты знаешь Элизу? – он снова посмотрел на меня искоса.
Я вдруг подумала, а что, если он влюблен в тебя и, может быть, просто пытается подобраться поближе. Полагаю, именно так это и происходило в Голливуде. Даже операторы мечтали оказаться на звездных орбитах, надеясь, что один случайный контакт может привести к повышению по карьерной лестнице до директора-постановщика и роману с Элизой Ван Дейк.
– Я знаю ее с детства, – ответила я.
– В самом деле? Что же, она милая, – сказал он. – Еще не испорченная, если ты понимаешь, о чем я. Что будешь пить?
– Джин с тоником, пожалуйста.
Пока Пол разговаривал с барменом, я внимательно его изучала. Костюм вроде был по размеру, но как-то не сидел. В движениях чувствовалась расслабленность. Волосы блестели, как от укладки с помощью натурального масла. Кожа на подбородке и шее была розовой от раздражения.
– Я надеялся, что мы поговорим, – сказал он, протягивая мне напиток.
– А почему бы и нет, – прильнув губами к соломинке, я отправила в себя первую драгоценную порцию хинина и можжевельника. После второго большого глотка напитка я почувствовала, как холодок пробежал у меня в груди.
– Давай сядем, если ты не против, – предложил Пол.
Минуя сцену, я последовала за ним в зону отдыха. Там сидели молодые мужчины с бегающими глазками в ярких рубашках, подпоясанных тонкими поясами. Среди них было всего несколько женщин, то и дело драматично и томно откидывающихся на спинки диванов. Казалось, все они больше наблюдали, чем разговаривали. Усевшись на пуфик, я обнаружила, что уже допила свой напиток.
– Итак, подруга Элизы Ван Дейк, что привело тебя сюда? Полагаю, ты тоже из Мичигана, раз знаешь Элизу так давно. Но ты ведь не работаешь в этой индустрии, верно?
Услышав слово «Мичиган», я на мгновение остолбенела, но потом пришла в себя, вспомнив, что этот факт о тебе известен всем. Скромная девушка приезжает со Среднего Запада и добивается успеха. Грубый бриллиант, требующий огранки, подлинный и удивительный.
– Нет, – призналась я, – я не работаю в этой индустрии.
– Получается, ты здесь просто для моральной поддержки? Или на отдыхе?
– Всего понемногу.
Мой стакан был опустошен, даже в четвертинке лайма на дне не осталось сока. Я не знала, что еще сказать, так как не привыкла разговаривать с новыми людьми. Все мое общение в Лос-Анджелесе происходило через тебя, и, не считая болтовни на кассе в супермаркете «Мейер», я почти не разговаривала с незнакомцами самостоятельно со времен колледжа.
Теперь я вспомнила это ощущение удушья, иногда охватывавшее меня, ощущение тесноты внутри твердых слоев, как у русской матрешки. Но Пол не давил на меня. Мы просто сидели на пуфиках, отвернувшись друг от друга. В отличие от большинства мужчин, он сидел, не скрещивая ноги. Вместо этого он наклонился вперед, положив руки на бедра, как будто ждал автобус. Он выглядел сосредоточенным, внимательно прислушиваясь к музыке.