лем да и вообще.
– То, что ты это не можешь представить, вовсе не значит, что этого не может быть, – как всегда, выразила я слова поддержки. Я не стала продолжать, что если ты не можешь это представить, то лишь ввиду полного отсутствия воображения. У меня же было достаточно воображения для нас обеих.
Мы остановились у кафе возле Джошуа-Три[23], где на стене над прилавком висел старый флаг Калифорнии – неуклюжий бурый медведь, вечно ищущий пропитания. Устроившись за столиком у окна, мы пили кофе, как, возможно, делала это Джоан. Ты спокойно провожала взглядом, который должен был выглядеть задумчивым, проезжающие мимо машины. Я сидела там до тех пор, пока ты не закончила это важное занятие. После этого мы продолжили наш путь на запад, в пустоту, мимо прыгающей мошкары и креозота и груды древних камней.
В пути я вспомнила приснившийся мне прошлой ночью сон о женщине, которая пошла купаться в бас-сейн на заднем дворе и осталась там. Муж пытается тщетно выманить ее оттуда. Всю ночь и остаток недели она проводит под водой. Перед нашим отъездом тем утром я нарисовала эту картину на бумаге. И теперь я могла представить это себе как фильм с тобой в главной роли.
– У меня есть для тебя история, – начала я, сидя на пассажирском сиденье.
Посмотрев на меня из-под солнцезащитных очков, ты сказала:
– Прости, но я пытаюсь вжиться в роль. Было бы здорово, если бы мы просто помолчали, если ты не против.
После этого я сидела молча, глядя на дорогу через приборную панель. Я не хотела смотреть на тебя, боясь показать свое раздражение или, что еще хуже, показаться требующей внимания. Еще я не хотела смотреть на тебя прямо сейчас, когда ты вживалась в роль. Это бы только расстроило меня.
Где-то на 62-м шоссе мы вышли из машины и направились в сторону пустыни поодиночке. Солнце палило безжалостно, и с каждым сделанным шагом ощущение приближающейся опасности усиливалось. Зной прожигал мою кожу, иссушая мои мышцы и кости, высасывая из меня все, кроме самой темной моей сущности. Мимо, ощупывая воздух языком, пронеслась рыжая ящерица, а затем замерла, медленно сливаясь с окружающими ее валунами и, наконец, превратившись в сплошное моргающее веко. Я была уверена, что видела во сне ту самую ящерицу. Метнувшись передо мной, она точно так же замерла. Казалось, я уже бывала здесь раньше. Пробежав взглядом вперед, я остановила его на темном пятне на земле именно там, где по моим ощущениям оно и должно было быть. Я подняла раскаленный камень с искусно высеченными на нем зарубками. Я уже видела его и знала, что это был метеорит, оставленный здесь для меня. Положив его в карман, я вернулась к машине.
– Боже, я готова к съемкам как никогда, – похвасталась ты, когда мы возвращались по шоссе 10 в сторону Палм-Спрингс. Теперь ты явно находилась не в образе. – Не пойми меня неправильно. Подготовка к съемкам проходит отлично, но слишком интенсивно. Этот фильм совсем не похож на те, в которых я снималась. Тут нужно гораздо больше усилий. Я еще никогда не была так погружена в сценарий, – убрав руки с руля, ты вытянула их в стороны. – Трудно выйти из образа. Такое ощущение, что я все время нахожусь в роли своего персонажа, тем более что практически все мои сеансы в Ризоме были нацелены на это. И это действительно здорово, словно я живу в эпоху, которую мне не довелось пережить, – ты взглянула на меня. – Сейчас кажется, что шестидесятые годы были целую вечность назад, понимаешь, о чем я?
Я кивнула в знак подтверждения.
– И самое главное, это благоприятно повлияло на наши отношения с Рафом, – ты понизила голос. – Серьезно, секс стал просто потрясающий. Ну, нам всегда было неплохо в постели. Честно говоря, это одно из немногих моих пристрастий, – призналась ты, рассмеявшись. – Но сейчас он перешел на совершенно другой уровень. С тех пор как я получила эту роль, все изменилось. Думаю, отчасти потому, что я стала более уверенной в себе. И я чувствую, что сеансы в Ризоме помогли мне найти гармонию со своим телом и женскими циклами. Мы опробовали старый календарный метод, и с ним стало намного лучше. Это так естественно, немного рискованно и невероятно страстно.
Слушая тебя, я ощутила резкую пульсацию под кожей. Я больше не хотела ничего слышать. Чтобы не слышать твоих слов, я стала внимательно изучать черный камень, который я держала в своей руке. Его вес и теплота поражали. Он был твердым и излучал вечность, будто бы пришел сюда не из этого мира, словно пылал терпением веков. Он был способен пережить твою глупость и мою боль. Он был способен пережить абсолютно все.
С началом съемок ты стала проводить все свое время на съемочной площадке.
Мне нравилось смотреть, как ты играешь. Каждый раз, когда ты начинала говорить, это было похоже на откровение: твое тело наполнялось какой-то податливой силой, на твоем лице оживали чужие мысли. Казалось, ты физически уменьшалась в размерах, становясь крошечной Джоан. На самом деле ты была талантлива. Ты обладала какой-то сверхъестественной способностью опустошать себя по своему желанию, становясь сосудом для других. Умение копировать других было встроено в тебя так же, как навыки созидания были встроены в таких людей, как Перрен и я. И хотя твоя роль не была большой, она была ключевой, и ты идеально подходила для нее.
Я бродила за толпами измученных помощников продюсера, и время от времени наши взгляды встречались, словно пересекая галактику. Через несколько дней ты велела мне идти домой, сказав, что, если я буду нужна, ты позвонишь.
– Дома достаточно дел, – пояснила ты голосом Джоан Дидион.
В действительности дел дома было немного. После покупки продуктов и стирки у меня оставалось свободное время. Я осваивала роль домашнего повара, учась готовить блюда кухни Среднего Запада, которые, как я думала, приходились тебе по душе, например тушеное мясо и мясной пирог. Я взяла на себя уход за ландшафтом, напитывая влагой кусты роз и цитрусовые деревья, следуя рекомендациям по поливу растений при засухе. Я нашла растения, о которых ты даже не слышала. Я убрала осиное гнездо из водосточной трубы, любуясь унылой красотой волокнистых серых завитков и темной дырой, которая вела к скрытым павильонам. Из нас двоих именно я была наблюдателем за миром живой природы, всегда замечая рост и разрушение вокруг нас, улавливая еле слышные звуки по ночам. Мы тоже были его частью, как бы нам ни хотелось считать себя лучше – более развитыми и организованными. Нам хотелось верить, что наше сознание дает нам превосходство, но правда заключалась в том, что мы были животными, непонятными даже для самих себя.
Глава восьмая
Пол – тот парень с вечеринки в честь премьеры фильма «Вечерня» — позвонил мне и поинтересовался, была ли я в Топанге. Это название показалось мне вымышленным, как будто речь шла о какой-то несуществующей Вселенной.
– Я не знаю, – мой ответ звучал беспроигрышно.
– Каньон Топанга, чуть дальше вдоль побережья от того места, где ты находишься. Слышала о нем? Я здесь живу.
Пол хотел показать мне Топангу, и мы запланировали для этого следующий день, как раз когда у тебя было четкое расписание и я не была тебе нужна. Мы встретились в кофейне в Малибу. Пол стоял прямо у двери в белой рубашке из синтетической ткани с вертикальными полосами, напоминающими тюремные прутья. Его джинсы были светлее, чем было модно тогда, впереди красовалась овальная металлическая пряжка ремня. Он выглядел на несколько лет старше, чем я думала. Он протянул мне руку, что казалось довольно необычным для этого города обнимашек, и я пожала ее.
– Хочешь чего-нибудь? – спросил Пол. – Или просто сразу уйдем отсюда?
Его прямота, граничащая с грубостью, также казалась весьма необычной по сравнению с крайней тактичностью, царившей на большинстве встреч.
Он водил красный «Шевроле-Кавалер», по самому низу которого тянулась ржавая полоса. Как оказалось, он купил его еще когда собирался уезжать из Мичигана, и это была первая машина, которую он научился водить.
– Когда ты уехал из Мичигана? – спросила я, пока мы кружили по шоссе Тихоокеанского побережья.
– Десять лет назад, когда мне было двадцать два.
– Твоя семья все еще в Мичигане?
– Да, – ответил он и рассмеялся.
– Что смешного?
– Я вырос в забавном месте, – пояснил Пол, искоса посмотрев на меня.
– Как и мы все.
– Нет, я серьезно. Знаешь местечко Фремонт?
– Мне знакомо это место, моя сестра живет поблизости.
– Тогда, возможно, ты знаешь, что там обитает многочисленнаяя община амишей[24]. Так вот, я – один из них, – он улыбнулся, глядя в лобовое стекло. – Точнее, был одним из них.
– Ты из амишей?
– Я был воспитан по их принципам, но официально никогда не вступал в церковь. Только во взрослом возрасте ты принимаешь крещение. Но вместо этого я сбежал в Голливуд.
Я взглянула на его лицо. Нос был слишком плоским, подбородок слишком выпуклым. Его лицо скривилось в ухмылке то ли от неправдоподобного признания, то ли от откровенной лжи, которую он только что озвучил.
– Не знаю, можно ли тебе верить.
– Почему нет? Все мы родом откуда-то, но не все хотим там оставаться. Ты уехала. Я, однажды приняв решение, очень сильно хотел воплотить его в жизнь.
– Мне просто трудно переварить все то, что ты говоришь, – объяснила я. – Я не думала, что амиши любят кино.
В воздухе повисла тишина, и я испугалась, что мои слова могли обидеть его.
– Вот почему я обычно никому об этом не говорю. Люди начинают вести себя странно. Я надеялся, что ты другая.
– Скажи, что это правда, и я тебе поверю. Просто я тебя почти не знаю. А вдруг ты из тех людей, которые любят придумывать всякие небылицы?
– Нет, не из тех.
– Ладно.
– Я не говорю об этом многим, потому что у людей странные предубеждения. Сейчас такое количество различных телешоу и сериалов, целый культ амишей, и половина из них далека от истины.