Услышав, как что-то разбилось, я непроизвольно улыбнулась. Ты швыряла вещи, делая в точности то, что должна была делать.
– А твоя подруга, почему она всегда здесь?! Это ненормально. Ты хочешь, чтобы я жил здесь, но, кажется, у тебя уже есть жена. Тебе нужна другая жена? Сколько домашних животных тебе нужно?
Теперь ты кричала в ответ что-то невнятное. Я уловила слова «друг» и «доверие» и услышала твою фразу «вернее, чем ты». Расплывшись в улыбке, я плотнее прижала ухо к двери.
– Какой ребенок? – кричал Рафаэль. – Нет никакого ребенка! Не может быть никакого ребенка! Ты бредишь?
Послышался грохот, а затем все затихло. Через мгновение я услышала, как ты плачешь, задыхаясь от слов. Ты повторяла одну-единственную фразу все громче и громче: «Я не сделаю этого, Рафаэль. Я не сделаю этого».
– Выбирай – или ребенок, или я! – крикнул Рафаэль. Его последние слова прозвучали так громко, что сомнений больше не оставалось.
Когда Рафаэль ушел, ты зашла ко мне в комнату. Твое лицо было опухшим и красным от слез, как у маленькой девочки. Дрожащим голосом ты рассказала мне, что случилось, держа руки на животе. Закончив свой рассказ – сообщив, что все кончено и что Рафаэль ушел, – ты в отчаянии разрыдалась, сотрясаясь всем телом и дрожа изнутри.
Я хотела как можно быстрее тебя успокоить. В моей голове крутились мысли о развивающемся плоде, впитывающем ядовитые химические вещества, поступающие через тебя. Мне хотелось уберечь малыша от любых страданий, тем более таких беспочвенных. Я злилась на тебя, что ты травила своего малыша.
– Иди ко мне, – сказала я, и, повинуясь, ты подошла ко мне и села на кровать. – Ты поступила правильно, – я погладила тебя по спине. – Так будет лучше для тебя и твоего ребенка. Ты все сделала правильно.
Тогда ты рухнула на кровать, положив голову мне на колени. Она была удивительно твердой, а затылок – таким жестким. Я погладила твои волосы, и они, скользнув по твоему лицу, обнажили шею сбоку. Находясь в такой непосредственной близости с другим человеком, я была поражена твоим физическим воплощением: текстура кожи и волос, видимый пульс на шее. Никто никогда не обнажал мне себя таким образом. Я чувствовала, что значит быть матерью. Это какая-то удивительная, невообразимая теплота, и я хотела, чтобы это чувство длилось вечно.
– Все наладится, – прошептала я. – Все будет хорошо. Даже отлично. Мы будем жить, как Джоан и ее семья, здесь, в Малибу. Будем вместе работать, ты и я, и вместе растить нашего ребенка. Может, это будет девочка.
Ты молчала, но я знала, что ты меня слушала. Прекратив рыдать, теперь, лежа у меня на коленях, ты ровно дышала. Я подумала, что ты сможешь увидеть то, что вижу я: мы с тобой, загоревшие и свободные, неуязвимые в нашем непроницаемом раю. Мы бы жили в гармонии, как в детстве, снова вместе создавая наши миры. Но на этот раз они станут фильмами, и их увидит весь мир.
После этого ты не упоминала о Рафаэле. Ты героически вернулась к съемкам, и я была удивлена твоим внутренним стержнем. Я гордилась тобой – что ты проявила твердость, отпустив Рафаэля. Он хотел, чтобы ты сделала аборт, но ты отказалась. Ты никогда не упоминала, что он говорил обо мне, но я знала, что ты встала на мою сторону. Ты выбрала меня.
Мой личный телефон почти никогда не звонил. Поэтому, когда однажды ранним июньским утром на экране высветился телефонный номер моих родителей, от неожиданности я сразу же взяла трубку не задумываясь. Возможно, этот порыв был порожден новым чувством уверенности, которую я испытывала теперь, когда на моем пути к счастью больше не было преград. Мичиган больше не представлял для меня угрозы; он даже уже не казался реальным. C радостью в голосе я без малейшего страха поздоровалась с мамой.
– Я звоню сказать, что ты стала тетей, – сообщила она. – Прошлой ночью Шелби родила дочь. Я просто подумала, что ты должна знать, – мамин голос слегка дрожал, словно она пыталась подавить в себе разбушевавшиеся эмоции. Она продолжила говорить уже более низким голосом: – Знаешь, она все время спрашивает о тебе. Тебе стоит навестить ее, Эбби.
Я ничего не ответила.
– Ты знала, что она сменила фамилию? Она явно не замужем за отцом своего ребенка, так что, если честно, я не понимаю, зачем она это сделала и откуда она ее взяла. Но теперь она Шелби Хайтауэр[33].
– Официально?
– По-видимому, да, хотя я не знаю почему.
Передо мной предстал нелепый образ моей сестры, которая, скрестив ноги, сидела на вершине высокой башни, отказываясь спуститься вниз.
– Тебе стоит наладить с ней отношения, Эбби. У нее действительно никого нет. А когда нас с твоим отцом не станет, только вы останетесь друг у друга.
Проглотив порцию желчи, я выдержала паузу, а затем спросила: «Как вы с папой?»
– Не очень хорошо, – ответила мама. – У отца проблемы со здоровьем. Он беспокоится о тебе, Эбби, и это отражается на его давлении.
Я повесила трубку.
Спустя несколько дней ты неожиданно вручила мне подарок.
– Я нашла его в винтажном бутике на Мелроуз, – сказала ты. – У них есть целый отдел с костюмами. Трудно было выбрать, но мне показалось, это то что надо.
Вытащив из пакета сверток черной ткани, ты протянула его мне. Это была бархатная мантия с капюшоном и расклешенными рукавами.
– К нему прилагается маска для глаз, – добавила ты. – Мне кажется, он смотрится замечательно.
Стоя в гостиной, я накинула мантию поверх одежды, позволив ей свисать до пола. Она была похожа на удлиненный вариант той шали ведьмы, которую ты купила мне в магазине на Эббот Кинни. Натянув маску на глаза, я изумленно смотрела на тебя через продолговатые прорези.
– Это для празднования солнцестояния в Ризоме, – объяснила ты. – Там будет проходить масштабный бал-маскарад, поистине очаровательный и немного дикий. Это одно из главных событий в году, которое всегда выпадает на ночь летнего солнцестояния. Они приглашают всех и просят приводить гостя, потому что это помогает перенести образы из сновидений в реальный мир, чтобы сыграть роль из наших снов в жизни. Люди становятся более творческими. Уверена, тебе понравится.
Я собиралась кивнуть головой, но одеяние показалось мне таким тяжелым, что у меня закружилась голова, и мне немедленно захотелось его снять. Будоражащая мысль о совместном походе на вечеринку в ту же секунду была омрачена страхом. Потом я вспомнила, что в Ризоме меня знали только Телло и сотрудники детского сада. И только они могли бы меня узнать. К тому же это была костюмированная вечеринка. Как они узнают меня в этой накидке? И все же я боялась, что, войдя в здание, ты как-то почувствуешь, что я там бывала, что я вела двойную жизнь у тебя за спиной.
Ты радостно достала из сумки боди в полоску с принтом зебры и маску с ушами, закрывающую полови- ну лица.
– Все это потому, что мне продолжает сниться один и тот же сон, как будто я нахожусь в центре стада зебр, спасающихся бегством от опасности. Я не знаю, от чего мы бежим, но ощущаю преследование, вопрос жизни и смерти, и мне всегда приходится будить себя. Видимо, это ночной кошмар. Надеюсь, переодевание в зебру в реальной жизни поможет.
Едва справляясь с дыханием, я выдавила:
– Может, сон символичный, например ситуация со СМИ.
– Хм, – задумалась ты. – Интересная теория.
Покрутившись немного в шкуре зебры, ты повела меня в ванную. Мы смотрели на себя в зеркало.
– Выглядишь жутковато, – призналась ты.
– Кто я вообще? – робко спросила я.
– Даже не знаю. Ты – ночная колдунья или что-то в этом роде. Волшебник сновидений.
Такой ты меня увидела. Я позволила этому проникнуть внутрь. Я смотрела на наше отражение в зеркале, и у меня не было никаких сомнений в том, кто тут госпожа. Это навеяло воспоминания о наших играх в детстве, когда мы подражали животным, и я вспомнила свою первую роль твоего руководителя и режиссера. Мое беспокойство начало потихоньку стихать.
– Рафаэль будет там? – поинтересовалась я.
– Нет, – из-под маски было видно, как ты нахмурилась. – Только члены Ризомы и их гости. Ты же знаешь, он всегда отказывался от приглашений.
В ту ночь ведущая к Ризоме центральная дорожка была освещена факелами, а крупный мужчина в костюме шута стоял сбоку от двери, осматривая приходящих гостей. Ты предъявила свой членский билет, и шут жестом пригласил нас войти. Мраморный вестибюль был украшен цветочными гирляндами и подсвечниками, а возле стойки регистрации был организован бар с напитками. Слышался гомон голосов. Толпа людей высыпала во внутренний дворик, где располагался сад с подсвеченными деревьями, по периметру окруженный горящими факелами.
Рядом стояли: женщина в напудренном парике и платье с турнюром с веером в руке; танцовщица карнавала в корсете; гейша и мимист; лев и укротитель львов. Были слышны ритмы ударных инструментов, которые обычно звучат при проведении ритуалов, без какой-либо различимой мелодии. Я сразу же потеряла тебя в толпе и почувствовала одновременно беспокойство и облегчение. Мне не хотелось быть разоблаченной, так же, как и не хотелось быть одной. На протяжении следующих нескольких часов время от времени я мельком видела полосы твоего костюма зебры в кучке смеющихся людей, но я противилась желанию подойти к тебе.
Сама же я не могла найти себе круг общения. Я стояла в стороне у многоярусного фонтана отдельно от шумной толпы. Вокруг слонялись фигуры людей в масках, и это немного сбивало с толку. Меня выводила из себя мысль, что среди них может быть Перрен. В поле моего зрения время от времени появлялся высокий худой человек в костюме Железного Дровосека, склонявшийся над той или иной женщиной. Каждый раз, когда я останавливала на нем взгляд, мое сердце сжималось. Если и было подходящее время, чтобы рискнуть заговорить с ним, так оно определенно было сейчас. Лишь несколько фраз – и я бы узнала его. Все, что мне нужно было сделать, – это подойти к нему.