Я пытаюсь добраться до него, но ловлю лишь воздух.
– Хочешь знать, что за игру я веду? Я хочу окончить школу и поступить в колледж! Вот какая у меня игра!
– Почему ты приехала сюда? Я знаю, что ты взяла деньги от отца.
– Я не просила твоего папу привозить меня сюда!
– Но ты не очень-то сопротивлялась, – отрезает он. – Если сопротивлялась вообще.
Это обвинение уязвляет, наверное, отчасти потому, что это правда, но еще потому, что так нечестно.
– Да, я не сопротивлялась – потому что я не какая-нибудь идиотка. Твой отец предложил мне будущее, и я была бы полной дурой, если бы отказалась от такого предложения. Если из-за этого я кажусь кому-то охотницей за чужими деньгами, мне плевать. По крайне мере, я не из тех, кто заставляет других идти три километра пешком в темноте по незнакомой местности.
Я с удовлетворением наблюдаю, как в его глазах мелькает сожаление.
– Значит, ты признаешь, что тебе совершенно не стыдно, – выплевывает он.
– Да, мне не трудно признать, что мне ничуть не стыдно, – огрызаюсь я в ответ. – Стыд и принципы лишь для тех, кому не нужно волноваться о всяких мелочах, как, например, о том, сколько еды я могу купить себе на один доллар, или как мне оплачивать счета за мамино медицинское обслуживание, или смогу ли я купить немного травки, чтобы она хотя бы на час перестала чувствовать боль. Стыд – это роскошь.
Я в изнеможении откидываюсь назад. Я прекращаю попытки ударить его. Это все равно бесполезно. Он слишком сильный. Черт бы его побрал.
– Ты не единственный, на чью долю выпала тяжесть утраты. Ты не единственный, кто потерял мать. О, бедненький Рид Ройал, – насмешливо говорю я, – он стал превращаться в подонка, когда умерла его мамочка.
– Заткнись.
– Сам заткнись.
Но как только эти слова слетают с моего языка, я осознаю, как нелепо мы себя ведем, и начинаю смеяться. Минуту назад мы кричали друг на друга, словно дети. Я смеюсь так сильно, что начинаю плакать. Или, может, я плакала с самого начала, просто мой плач был похож на смех. Наклонившись вперед, я прячу голову между ног, потому что не хочу, чтобы Рид видел, как сильно задел меня.
– Перестань реветь, – бурчит он.
– Перестань говорить мне, что делать, – всхлипываю я.
Наконец он затыкается, и к тому времени, когда мы проезжаем через ворота и сворачиваем на боковую дорожку, мне удается взять себя в руки. Неужели я действительно сказала, что мне не стыдно? Это неправда. И я в ужасе от того, что целых пять минут рыдала на глазах у Рида Ройала.
– Ты закончила? – спрашивает парень после того, как останавливает машину и заглушает двигатель.
– Да пошел ты, – устало отвечаю я.
– Я хочу, чтобы ты перестала работать в пекарне.
– Я хочу, чтобы у Джордан вдруг выросло сердце. Но ведь мы не всегда получаем то, что хотим, да?
Рид раздосадовано вздыхает:
– Каллуму это не понравится.
– О господи! Ты постоянно меняешь правила. Держись от меня подальше, Элла. Залезай в машину, Элла. Не вздумай оставить моего отца без гроша, Элла. Не работай, Элла. Я не понимаю, чего ты от меня хочешь.
– Значит, нас таких двое, – мрачно говорит он.
Я даже не хочу развивать эту тему. Поэтому открываю дверцу машины и вылезаю.
Но тут непокорное начало снова просыпается во мне, и, похоже, я все-таки смогу хотя бы чуть-чуть сохранить свое лицо. Я резко разворачиваюсь.
– И кстати, Рид? Больше не прикрывайся мной из-за того, что у тебя не хватает смелости встретиться лицом к лицу со своей бывшей.
– Она не моя бывшая, – рычит он мне вслед.
Эти слова не должны принести мне столько удовлетворения, но как же я рада их слышать.
Глава 13
Едва переступив порог дома, я бросаюсь наверх и запираюсь в своей спальне. Кинув на кровать учебники, хватаю первое попавшееся домашнее задание, но трудно сосредоточиться на чем-либо, когда во мне по-прежнему клокочет смесь из злости и замешательства из-за того, что только что произошло между мной и Ридом.
Рациональная часть меня понимает, почему я не сдержалась. Меньше чем за неделю вся моя жизнь изменилась коренным образом. Каллум увез меня из Кирквуда в этот странный городок, в свой роскошный дом, где мне то и дело приходится давать отпор его сынкам-придуркам. С самой первой минуты моего приезда братья Ройалы только и делали, что демонстрировали свою враждебность. Их друзья опозорили меня на той идиотской вечеринке и унизили сегодня в школе. И все это время Рид Ройал устанавливает свои золотые правила, но при этом меняет их чуть ли не каждую секунду.
Какая бы нормальная семнадцатилетняя девушка не сорвалась в такой ситуации?
Но другая часть меня – та самая, что стремится защититься любой ценой, скрывая любые эмоции – эта часть упрекает меня за то, что я позволила себе расплакаться на глазах у Рида. Позволила ему увидеть, насколько неуверенной и уязвимой я ощущаю себя в этом новом мире.
И я ненавижу себя за то, что дала слабину.
Каким-то образом мне удается выполнить все домашние задания, но вот уже шесть часов вечера, и в желудке урчит от голода.
Боже, как же мне не хочется спускаться вниз! Как бы здорово было заказать еду в свою комнату, как в гостиницах! И почему в этом доме нет таких услуг? Он очень похож на отель.
Хватит прятаться от него. Зачем доставлять ему такое удовольствие?
Если я пропущу ужин, Рид решит, что победил, чего я не могу допустить. Я ни за что не позволю ему сломать меня.
Но даже решив встретиться лицом к лицу с этим придурком, я продолжаю тянуть время. Долго принимаю душ, мою голову и переодеваюсь в короткие черные шортики и красную майку. Потом расчесываю мокрые пряди. Потом проверяю телефон – может, написала Валери. Потом…
Ладно, что толку оттягивать неминуемое. Всю дорогу вниз по винтовой лестнице мой пустой желудок выражает свое одобрительное согласие.
На кухне один из близнецов вертит лопаткой что-то, напоминающее ком из лапши, а второй засунул голову в холодильник и жалуется своему брату:
– Какого черта, мужик? Я думал, Сандра уже вернулась из отпуска.
– Завтра. – Следует ответ.
– Слава богу. Зачем вообще экономкам нужен отпуск? Я задолбался сам себе готовить. Надо было поехать на ужин с папой и Ридом.
Я морщу лоб, переваривая информацию. Во-первых, эти мальчишки очень избалованы – они даже не могут приготовить себе еду? Во-вторых, Рид уехал ужинать со своим отцом? Каллуму пришлось приставить к его голове пистолет?
Близнец, что стоит у плиты, замечает меня в дверном проеме и хмурится.
– На что пялишься?
Я пожимаю плечами.
– Да так, смотрю, как ты сжигаешь свой ужин.
Он мигом поворачивается к сковороде и издает стон, обнаружив поднимающийся оттуда дымок.
– Проклятье! Себ, дай прихватку!
Господи, эти мальчишки и правда ни на что не годятся. И что, скажите на милость, он собирается делать с прихваткой?
Ответ приходит сам собой, когда Сойер надевает брошенную братом прихватку и поднимает сковороду за ручку, которая, если, конечно, сковорода не бракованная, и не должна быть горячей. Я с наслаждением наблюдаю за тем, как близнецы пытаются спасти свой ужин, и мне не удается сдержать смешок, когда горячее масло выплескивается из сковороды и обжигает открытую кожу на запястье Сойера.
Он вопит от боли, в то время как его брат выключает конфорку. И затем они оба с разочарованием смотрят на сожженную курицу с лапшой.
– Овсяные хлопья? – спрашивает Себастиан.
Сойер вздыхает.
Даже несмотря на повисший в воздухе отвратительный запах гари, мой живот продолжает урчать, и я подхожу к стене с полками и шкафчиками и начинаю доставать нужные ингредиенты. Близнецы с опаской наблюдают за мной.
– Я собираюсь сварить спагетти, – не оборачиваясь, говорю я. – Вы будете?
После долгого молчания один все-таки бурчит «да». За ним и второй.
Я молча готовлю ужин, в то время как парни сидят за столом – ленивые, наглые Ройалы во всей своей красе – и даже не предлагают помочь. Спустя двадцать минут мы втроем едим спагетти. Снова в полной тишине.
Под конец ужина входит Истон и тут же прищуривается, когда замечает меня, убирающую тарелку в посудомоечную машину. Потом он смотрит в сторону стола, где его братья уминают по второй порции.
– Сандра вернулась из отпуска?
Себастиан качает головой и засовывает в рот полную вилку спагетти.
Его брат-близнец кивает на меня головой.
– Она приготовила.
– У нее есть имя, – сухо говорю я. – И добро пожаловать на ужин. Неблагодарные засранцы. – Последнее предложение я бормочу себе под нос, когда выхожу из кухни.
Но вместо того, чтобы вернуться в свою комнату, я вдруг иду в библиотеку. Как-то Каллум показал мне ее, и я по-прежнему испытываю благоговейный трепет от такого огромного количества находящихся здесь книг.
Встроенные полки поднимаются до самого потолка, и для того, чтобы добраться до самых верхних, рядом приставлена старая лестница. В противоположной части комнаты обустроена уютная зона отдыха – два мягких кресла перед современным камином.
Читать мне не хочется, но я все равно плюхаюсь в одно из кресел, вдыхая запах кожи и старых книг. Но как только мой взгляд опускается на полку над камином, пульс тут же ускоряется. На каменной поверхности расставлены фотографии, и одна из них особенно привлекает мое внимание. Это снимок молодого Каллума в форме ВМФ, его рука заброшена на плечо высокого блондина, тоже в форме.
Должно быть, это и есть Стив О’Халлоран. Мой отец.
Я рассматриваю его точеное лицо, голубые глаза, которые, кажется, озорно поблескивают, глядя в объектив фотоаппарата. У меня его глаза. И мои светлые волосы точно такого же оттенка, как у него.
За спиной раздаются шаги, и, обернувшись, я вижу входящего в библиотеку Истона.
– Слышал, сегодня ты пыталась убить моего брата, – растягивая слова, говорит парень.
– Он заслужил. – Я снова поворачиваюсь к нему спиной, но Истон подходит и встает рядом со мной. Боковым зрением замечаю каменное выражение его лица.