Дэниел останавливается на краю лужайки и осматривает побережье. Заметив нас, он издает рык, тычет пальцем в нашу сторону, а потом в один прыжок оказывается на песке. Впечатляет.
– Вы только посмотрите на него, – изумляюсь я.
– Он в команде по лакроссу, – напоминает мне Сойер.
– Я убью вас. Всех вас! И начну с тебя, дешевая потаскуха!
Рид, широко улыбаясь, поворачивается к нам. Наверное, это один из тех редких моментов, когда он улыбается.
– Это похоже на угрозу, вам не кажется?
Истон кивает.
– По-моему, Элла в страшной опасности. Ты же знаешь, папе бы это не понравилось.
Я еще никогда не видела Рида таким счастливым. Он загораживает меня собой от Дэниела, который в одних только шортах несется к нам по песку. На лужайке начинают загораться маленькие огоньки – гости вечеринки решили, что это событие стоит увековечить. Ройалы оттеснили меня назад, и мне приходится пролезать между близнецами, чтобы увидеть, что происходит.
И я успеваю вовремя. Моя голова протискивается между двумя горами мускулов как раз в тот момент, когда Дэниел, зарычав, бросается на Рида. Рид делает шаг вперед, и его кулак врезается в челюсть Дэниела.
Дэниел камнем падает на песок.
Глава 29
Мы в приподнятом настроении возвращаемся домой. Я отправляю Валери сообщение, чтобы узнать, добралась ли она до дома с Саванной, и она присылает мне ответ, что все нормально. Оказывается, Кэррингтоны живут по соседству с семьей Монтгомери.
Истон идет рядом со мной, близнецы – впереди, все еще посмеиваясь над тем, что мы устроили на вечеринке Уортингтона. До нас то и дело доносятся их голоса.
– Он вырубил его в одну секунду. – Сойер фыркает от смеха.
– Новый рекорд Рида, – соглашается Себастиан.
Рид и Гидеон плетутся позади нас. Каждый раз, когда я оборачиваюсь, то вижу, как они, склонив друг к другу головы, о чем-то шушукаются. У этих двоих определенно есть секреты, о которых не должны знать ни Истон, ни близнецы. Это беспокоит меня, потому что я уже начала верить в то, что Ройалы всегда держатся вместе.
Когда мы подходим к дому, я останавливаюсь на ступенях, ведущих к особняку.
– Хочу немного погулять у воды, – говорю я Истону.
– Я с тобой.
Я качаю головой.
– Мне хочется побыть одной. Не обижайся.
– Да какие обиды! – Он наклоняется и чмокает меня в щеку. – Это был первоклассный акт возмездия, сестренка. Теперь ты мой новый герой!
Когда он уходит, я оставляю свои туфли на камнях и босиком иду по мягкому песку. Лунный свет освещает мне путь, но не успеваю я сделать и двадцати шагов, как слышу, что за мной кто-то идет. Мне не нужно оборачиваться, я и так знаю, что это Рид.
– Тебе не следует гулять здесь одной.
– Почему? Боишься, что из-за валуна вдруг выскочит Дэниел и набросится на меня?
Рид нагоняет меня. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Как и всегда, от вида его прекрасного лица у меня перехватывает дыхание.
– Все может быть. Ты здорово унизила его сегодня.
Я смеюсь.
– А ты вырубил его одним ударом. И сейчас он, наверное, дома, прикладывает лед к своему лицу.
Парень пожимает плечами.
– Он сам напросился.
Я смотрю на воду. Рид смотрит на меня. Я чувствую, как его глаза прожигают мне щеку, и поворачиваюсь к нему.
– Давай послушаем, – усмехнувшись, предлагаю я.
– Послушаем что?
– Какое-нибудь очередное вранье. Ну, о том, что вчера ты просто делал мне одолжение, что на самом деле ты меня не хочешь, бла-бла-бла. – Я машу рукой.
К моему удивлению, парень начинает смеяться.
– О боже. Это что, смех? Люди, Рид Ройал смеется. Кто-нибудь, срочно звоните в Ватикан, у нас тут чудо Господне!
Он вновь усмехается и ворчит:
– Ты невыносима.
– Да, но я все равно тебе нравлюсь.
Рид вдруг затихает. Я начинаю думать, что он так и будет молчать, но тут слышатся тихие ругательства, и Ройал произносит:
– Да, наверное, нравишься.
Я изображаю удивление.
– Два чуда за одну ночь? Настал конец света?
Рид хватает меня за волосы и дергает.
– Хватит уже.
Я подхожу ближе к воде, которая сегодня холоднее, чем обычно. Когда она касается моих пальцев, я взвизгиваю и отпрыгиваю назад.
– Ненавижу Атлантический океан, – объявляю я. – Тихий намного лучше.
– Ты жила на западном побережье? – Риду любопытно, но он не хочет этого показывать.
– На западном, на восточном, на севере, на юге. Мы жили везде. И никогда подолгу не задерживались на одном месте. В Чикаго жили дольше всего, наверное, год. Хотя нет, дольше всего – года два – прожили в Сиэтле, но это не считается, потому что мама заболела и у нас не было другого выхода, кроме как осесть там.
– Почему вы так много переезжали?
– По большей части из-за денег. Если мама теряла работу, мы собирали вещи и ехали туда, где можно было подзаработать. Или она влюблялась, и мы переезжали к ее новому парню.
– У нее было много парней? – В его голосе слышится резкость.
Я не собираюсь ничего утаивать от него.
– Ага. Она часто влюблялась.
– Тогда она никогда не любила по-настоящему.
Я вопросительно смотрю на него.
– Это просто похоть, – пожимая плечами, отвечает Рид. – Не любовь.
– Может, и так. Но для нее это была любовь. – Я умолкаю в нерешительности. – А твои родители любили друг друга?
Наверное, мне не стоило спрашивать, потому что парень застывает на месте и становится похож на статую.
– Мой отец говорит, что да. Но что-то он никогда не вел себя как влюбленный.
Но, по-моему, Рид ошибается. Достаточно послушать, как Каллум говорит о Марии, чтобы догадаться сразу – он очень сильно любил жену. Не понимаю, почему его сыновья отказываются признавать это.
– Вы скучаете по ней, да? – Я перевожу разговор на более безопасную тему, но его лицо по-прежнему остается напряженным.
Рид молчит.
– Нет ничего страшного в том, чтобы признаться в этом. Я скучаю по маме каждый день. Она была самым главным человеком в моей жизни.
– Она была стриптизершей.
Его колкий ответ заставляет меня ощетиниться.
– И что с того? – Я тут же встаю на мамину защиту. – Ее работа позволяла оплачивать наши расходы. Благодаря ей у нас была крыша над головой. Я могла брать уроки танцев.
Колючие синие глаза смотрят прямо на меня.
– И она заставила тебя танцевать стриптиз, когда заболела сама?
– Нет. Мама даже не знала об этом. Я говорила ей, чтобы работаю официанткой, что было правдой. Я убирала столики и подрабатывала в магазине на стоянке, но этого было мало, чтобы оплачивать ее медицинские счета. Поэтому я украла мамино удостоверение личности и стала работать в одном из клубов. – Я вздыхаю. – Я не жду, что ты поймешь. За всю жизнь тебе ни дня не приходилось заботиться о деньгах.
– Нет, – соглашается он.
Не знаю, кто сдвинулся с места первым, я или он, но мы снова идем по песку. Сначала на расстоянии пары метров, но эта дистанция сокращается и сокращается, и вот наши голые руки задевают друг друга при каждом шаге. У него теплая кожа, и мое плечо покалывает каждый раз, когда мы соприкасаемся.
– Моя мама была доброй. – Рид наконец решает открыться мне.
То же самое говорил и Каллум. Я думаю о женщине, на которой женился Стив, – о Дине, злобной мегере, у которой по всему дому развешены собственные портреты в стиле «ню» – и удивляюсь, как драматично сложились судьбы двух друзей, женившихся на таких разных женщинах.
– Она заботилась о других. Может, даже слишком. Мама вообще любила всякие сентиментальные истории. И всегда была готова помочь людям.
– Она была хорошей матерью? Для тебя? Для твоих братьев?
– Да. Она любила нас. Всегда была рядом, помогала советом, помогала с домашней работой. И каждый день она проводила какое-то время наедине с каждым из нас. Наверное, не хотела, чтобы кто-то чувствовал себя лишенным ее внимания, или чтобы мы думали, что у нее есть любимчик. А выходные были семейными.
– И что вы все вместе делали? – с любопытством спрашиваю я.
Рид пожимает плечами.
– Ходили в музеи, в зоопарк, запускали змея.
– Змея?
Он закатывает глаза.
– Воздушного змея. Только не говори, что никогда этого не делала.
– Не делала. – Я поджимаю губы. – Хотя в зоопарке была, один раз. Один из маминых парней как-то возил нас в паршивый контактный зоопарк, расположенный где-то у черта на куличках. Там были козел и лама, а еще маленькая обезьяна, которая забросала меня какашками, когда я проходила мимо.
Рид закидывает голову и смеется. Это самый сексуальный звук из всех, что я слышала.
– А потом выяснилось, что поездка в зоопарк была прикрытием для покупки наркотиков. Мамин парень ездил туда, чтобы раздобыть травки.
Никто из нас не комментирует, в каких разных условиях мы росли, но я знаю, что мы оба думаем об этом.
Мы продолжаем идти по пляжу. Его пальцы задевают мои. Я, затаив дыхание, жду, что Рид возьмет меня за руку, но он этого не делает, и разочарование невыносимо.
Я резко останавливаюсь и смотрю ему прямо в глаза. Не самая хорошая идея, потому что теперь ему видно выражение страстного томления на моем лице. И тут же парень словно закрывается от меня, и мне приходится побороть охватившее меня чувство безысходности и отчаяния.
– Я тебе нравлюсь, – заявляю я.
В его челюсти перекатываются желваки.
– Ты хочешь меня.
Челюсти сжимаются еще сильнее.
– Черт тебя подери, Рид, ну почему ты не можешь просто признать это? Какой смысл обманывать меня и себя?
Когда он ничего не отвечает, я разворачиваюсь и сердито ухожу – из-под голых ног разлетается песок. Внезапно меня дергают назад, и мои плечи врезаются в крепкую мужскую грудь, да так сильно, что из легких вылетает весь воздух.
Подбородок Рида опускается на мое плечо, его губы замирают в миллиметрах от моего уха.
– Ты хочешь, чтобы я сказал это? – шепчет он. – Ладно, я скажу. Я хочу тебя. Я чертовски сильно хочу тебя.