Я хвалю чтение, книгу не как развлечение, а как информационный канал, по которому к нам поступает информация. А без информации, без ее переработки наш мозг окукливается, заплывает жиром. Что после этого удивляться, что денег у нас все больше, а счастья у нас все меньше.
Кстати: какую книгу вы сейчас читаете?
13 мая 2009
Финско-антирусская агитацияОб ощущении, что эхо Зимней войны, talvisota, финской кампании не отгремело в 1940-м, а до сих пор грохочет над полночью в Ленинградской области
http://www.podst.ru/posts/2761/
На прошлой неделе по пути на дачу я увидел у дороги огромный билборд, откровенно, как бы раньше сказали, антисоветского содержания. Ну, антирусского содержания. Причем содержанием его была надпись «60 лет поселку Гаврилово».
Гаврилово – оно, конечно, никакое не Гаврилово. Оно большую часть своей жизни было финским поселком Кямеря. Были в этом поселке лесопилка, школа, а также железнодорожная станция. В 1939-м, когда Советский Союз напал на Финляндию, в поселке Кямеря был бой, в результате которого часть финских солдат полегла, красных солдат полегло еще больше, а лесопилка, станция и новехонькая школа сгорели. Потом красные захваченный Кямеря несколько раз переименовывали. Сначала – в Каменку. Потом – в Воскобойниково. И, наконец, в 1949 году – в Гаврилово.
Почему же плакат, спросите вы, был антирусского содержания? Да очень просто. Нужно видеть, что представляет собой поселок Гаврилово сегодня, в круглую свою дату рождения. Лес на всех подступах к поселку загажен бутылками. Дорога, ведущая к поселку, представляет такого вида грунтовку, будто вчера ее бомбили. Дома покосились. Пыль. И средь всего бродят подвыпившие подростки и валяются пьяные мужики…
Тот, кто был в Финляндии, знает, как выглядит любой финский поселочек. Чистота идеальная, глаз радуется, птички щебечут и солнце сияет, даже если льет дождь.
Таким образом, призыв отметить 60-летие поселка Гаврилово иначе, как издевательством над нацией, ныне его заселяющей, нельзя. Ибо изменения, которые произошли с Кямеря за 60 лет советско-российского правления, ужасают.
Но говорю же я об этом не для того, чтобы обратить внимание на поселок, расположенный в 70 километрах от нынешней государственной границы Российской Федерации. А затем, что «зимняя» война 39–40 годов, в результате которой Финляндия потеряла Южную Карелию, была чудовищно несправедливой. Причем несправедливой абсолютно: хоть ленинский аршин к этой войне прикладывай, хоть святого Августина (который, кстати, первым стал делить войны на справедливые и несправедливые). Агрессор Советский Союз напал на маленькую Финляндию, чтобы заграбастать ее территории. А потом распорядился этой землей по-свински, потому что вещь украденную всегда ценишь меньше, чем вещь заработанную. Сегодня вернуть захваченные земли финнам уже невозможно. Выселение из Южной Карелии финнов было трагедией – но точно такой же трагедией стало бы выселение с этих земель русских. А если жители Ленобласти от Зеленогорска до Выборга, то есть от Териок до Виппури, решат вдруг принять гражданство Финляндии, то они обвалят экономику Финляндии, хрупкую, как экосистема Карельского перешейка.
Все это так. Но извиниться перед финнами – необходимо. Причем не словом, а делом. И для начала неплохо бы разрешить всем гражданам Суоми приезжать в Россию без виз. От этого была бы польза всем: и нам, и финнам, и загаженным карельским лесам, которые приезжающие финны, глядишь, и стали бы приводить в порядок.
21 мая 2009
«Коммерсантъ» дал «Огонька» всем прикуритьО новом выходе в люди старейшего общественного журнала страны
http://www.podst.ru/posts/2815/
В жаркие дни весеннего месяца нисана, когда благоверные иудеи вспоминают исход из Египта, а благоверные коммунисты – день печати, в моей жизни случилось событие, имеющие отношение к коммунистам. Хотя и к еврейскому исходу, отчасти, тоже.
В мае возобновил свой выход журнал «Огонек». Я начал работать в «Огоньке» еще при коммунистах, и у меня до сих пор лежат старые, красного цвета «корочки» с подписью тогдашнего главреда Виталия Коротича (я этими «корочками» до сих пор горжусь: тираж «Огонька» при Коротиче был чуть не три миллиона).
Потом «Огонек» переживал разные времена. Приватизировался, менял главных редакторов и хозяев, тираж его падал – пока в январе 2009 года выпуск совсем не остановили: кризис. Владельцам журнал стал невыгоден. И владельцев можно понять – «Огонек» был чуть не единственным журналом в России, который не имел главной ценности в глазах тех, кто размещает рекламу: целевой аудитории. Руслан Тагиев, глава TNS Media, которую все по привычке называют «русским Гэллапом», сказал как-то, что «Огонек» – это выстрел ночью дробью в темноту наугад: закричала раненая в задницу бабушка, и упала к ногам случайно убитая утка.
В переводе на русский это означает, что «Огонек» был объединяющим нацию журналом. Потому что журналы, имеющие целевую аудиторию, не объединяют, а разъединяют нацию по сегментам, доходам или пристрастиям.
Уйдя из «Огонька» в конце XX века и вернувшись в начале XXI, я столкнулся все с тем же объединяющим началом. После моих статей мне присылали проклятия челябинские пенсионеры, и передавал комплименты министр спорта Фетисов; среди моих поклонников были школьные учителя и банкир-миллионер. Никакое другое издание, кроме «Огонька», не будут читать одновременно и нищие, и банкиры! А «Огонек» объединяет всех, кто умеет читать и неравнодушен к происходящему в стране. И маленький его тираж легко объясним тем, что в стране осталось крайне мало таких людей. Они сегодня – узкий кружок, читающая мафия, все эти пенсы в пучеглазых очках и ухоженные мужчины в дорогих очках на «Мерседесах».
И вот – ура и ура – «Огонек» снова стал выходить. На этот раз – в издательском доме «Коммерсантъ», который как раз до этого жестко затачивал все свои газеты и журналы под определенную аудиторию. Может быть, «Коммерсантъ» решил, что объединительной идеи ему как раз не хватает. Но, в любом случае, я этому рад. Тем более, что глава «Коммерсанта» Андрей Васильев – мой давний приятель, обожающий нестандартные идеи, а я такие идеи тоже люблю. Для первого номера возобновившегося «Огонька» я написал, как выглядит весною Куршевель, когда в нем заканчивается сезон. А для второго номера – о том, почему в России и в мире больше не будет пенсионеров.
В день возобновления выхода «Огонька» газета «Коммерсантъ» вышла с черно-белой фотографией брежневских пионеров на полполосы и шапкой: «Наше дело». Вы, надеюсь, помните, как будет «наше дело» по-итальянски? Правильно, «коза ностра». То есть если хотите вступить в мафию читающих, знающих, что «нисан» – это месяц, а вовсе не марка автомашины, – вступайте!
26 мая 2009
Теща на даче и русская душаО легкости национального характера как оборотной стороне эгоизма и безответственности
http://www.podst.ru/posts/2831/
В нашей семье начался дачный сезон.
Это значит, мы с женой каждую пятницу набиваем багажник продуктами и едем за 130 километров под Выборг, где среди лесов затеряно садоводство, в котором с весны по осень ведет натуральное хозяйство моя теща Марь Николавна.
Условия быта, в которых выполняет продовольственную программу садоводство в целом и моя теща в частности, таковы, что меня больше чем на выходные не хватает: нет ни канализации, ни газа, ни водопровода (не считая огородного, с мутной желтой водой из ручья), а перебои с электричеством – обычная вещь.
Однако моя теща – невероятно легкий человек. То есть неизменная солнечность, с которой она летит пушинкой по жизни, заставляет ее, не замечая, преодолевать трудности, которые другому человеку показались бы непереносимыми. И это делает ее очень русской, то есть искренне живущей одним днем. Но я был бы слеп, если бы не видел, что эта легкость принятия судьбы есть оборотная сторона ее столь же искреннего эгоизма и безответственности (и я не знаю, что там первично).
Ну вот последняя печальная новость: в этом мае на даче умерла 17-летняя Дашка – кошка, которая, кажется, была для моей тещи не просто самым близким, но и любимым существом (и, должен честно признать, по отношению к Марь Николавне куда более отзывчивым, чем я). Теща встретила нас на даче в слезах:
– Так тяжело умирала, так тяжело!
Однако когда мы спросили, почему она не повезла кошку к ветеринару и не попробовала спасти, теща мгновенно смахнула слезы:
– А смысл какой! Все равно был рак желудка! Ну, или рак легких! Время пришло! – причем слово «рак» она употребляла не в медицинском смысле, ведь ветеринар кошку так и не посмотрел, а в смысле отсутствия надобности спасать, коль нет другой надобности ехать в город: например, за пенсией.
Подозреваю, что когда моя теща узнает о моей смерти, то сперва искренне заплачет, еще через минуту воскликнет «а чего это он вдруг?», но уже через минуту поинтересуется, кто же тогда заберет ее осенью с дачи и начнет диктовать список продуктов, которые нужно купить.
Это тоже часть русской традиции и русского характера, на которую я неизменно злюсь, хотя и говорю себе, что бессмысленно злиться, что народ таков, каков он есть, и если ты ему будешь говорить только половину правды – что русские невероятно легки, пластичны, гибки, отходчивы, щедры – то твой народ тебя будет любить и ты сможешь с ним сделать все, что хочешь. А если будешь говорить всю правду – что русские нерациональны, дурно образованы, не знают и не хотят знать мира вокруг себя, не думают о будущем и неизменно загаживают землю, на которой живут – тебя будут ненавидеть и не дадут сделать вообще ничего.
Поэтому знайте, если кто-то говорит вам: «Да-да, русские самые духовные, русские самые талантливые», – вам не просто врут. С вами явно собираются что-то сделать.
4 июня 2009