– Дальше. Проверь, кому звонила и кому писала Юнгстранд, а вы, – Жанетт кивнула Олунду и Оливии, – поедете со мной в Бергсхамру. Потолкуем с Томми Юнгстрандом. Сыновья у бабушки в Хёкарэнгене, с ними поговорим позже. Потом осмотрим квартиру Лолы. Мне передали список того, что там есть.
Совещание кончилось. Шварц похромал к своему кабинету, Олунд с Оливией отправились готовиться к выезду, а Жанетт некоторое время посидела в одиночестве.
В Хёкарэнгене сейчас два мальчика, которые потеряли маму, в Мэлархёйдене, в приемной семье, – девочка, ставшая круглой сиротой. А в камере предварительного заключения сидит мальчик, про родственников которого ничего неизвестно. И все – за какие-нибудь два дня.
“Дети, – подумала Жанетт. – Черт меня возьми. Везде дети”.
Глава 19Бергсхамра
Томми Юнгстранд был здесь самым низкорослым. В большинстве компаний он, вероятно, тоже оказывался самым мелким – факт, с которым Томми, похоже, так и не смирился.
И поэтому хочет выглядеть помассивнее, подумала Жанетт.
Они сидели на кухне трехкомнатной квартиры. На столе были разложены фотографии Владимира.
– Что-то знакомое в лице, – заметил бывший муж Лолы.
Голос был неестественно низким – казалось, что Томми сильно напрягает связки, и голос без резонанса звучит плоско и зажато.
– Знакомое? – спросил Олунд.
– Взгляд знакомый. Кажется, я его где-то видел. Борода только мешает. Может, на работе встречал. У меня память на лица, как у шпиона.
Вымученный бас был лишь одной из попыток Томми подчеркнуть свою мужественность. Многочисленные татуировки слились в гигантскую иллюстрацию, на которой разевали пасти волки и медведи. Томми явно старательно качался, но, подобно некоторым мужчинам, увлекся торсом и забыл о ногах, отчего мускулатура распределилась как-то странно. Как бельгийский бык на двух палочках, подумала Жанетт. Бык, измученный геморроем.
Хотя, может, он не зря хвалится памятью на лица.
– Встречали на работе. Можно поподробнее?
Жанетт знала, что сейчас Томми безработный – во всяком случае на бумаге.
– Я с двадцати трех лет электрик, – заговорил Томми. – Работать начал почти двадцать пять лет назад, так что много народу успел повидать. Вот этот… – Он постучал по фотографии указательным пальцем, украшенным кольцом в виде черепа. – …вполне может оказаться из давних заказчиков или кем-то, с кем я работал. Потом я пятнадцать лет оттрубил на шельфе, работал с парнями из не знаю скольких стран. Еще работал на месторождениях Слейпнир и Тролль, но четыре года назад “Шелл” закрыла старые платформы, и мне указали на дверь. Так это та сволочь, что убила Лолу?
На последнем слове – “Лола” – голос у него сорвался, и перед Жанетт на миг открылся другой Томми Юнгстранд. Человек, который пытается жить дальше после того, как кто-то убил мать его сыновей.
– Мы не знаем, – сказал Олунд.
– Чем вы занимаетесь с тех пор, как остались без работы? – спросила Жанетт.
Томми растерянно посмотрел на нее.
– Так, перебиваюсь случайными подработками. Дома с мальчишками сижу.
“И пьешь”, – подумала Жанетт. Нет, сейчас от Томми алкоголем не пахло, но Жанетт знала, что за последние несколько лет он не раз попадал в вытрезвитель. На полу у холодильника виднелись темно-красные пятна, на кухонном столе красовались следы от стаканов и бутылок, на липких кругах скопились пыль и грязь. Жанетт потерла пальцем один такой след.
– Вам известно, кто продавал Лоле таблетки?
– Нет. Мы с Лолой общались, только когда она бывала в состоянии встретиться с детьми. Вы же понимаете, что она потихоньку съезжала с катушек? Она даже о себе не могла позаботиться, не говоря уже о мальчишках.
Ты почти четыре года отец-одиночка, подумала Жанетт. Двое сыновей, одиннадцати и тринадцати лет. Ты безработный алкоголик. И все же ты где-то находишь деньги на выпивку и спортзал, а еще на стероиды и татуировки. Не исключено, что Томми водит знакомство с дилерами.
– Имя Йонни Бундесон вам о чем-нибудь говорит? – спросила она.
– Йонни Бундесон? Нет… вроде нет.
Жанетт нажала пару кнопок на телефоне и показала фотографию Томми. Тот пожал широкими плечами.
– Никогда его не видел. Уверен на сто процентов.
– У вас, вы говорите, память на лица, как у шпиона?
– Это все мои знакомые знают.
Жанетт краем глаза увидела, что Оливия скорчила Олунду скучливую гримасу.
– Давайте вернемся к Владимиру… – Жанетт указала на лежавшие на столе фотографии. – На сколько процентов вы уверены, что видели его?
Томми снова пожал плечами.
– Трудно сказать… Может, на девяносто пять. Можете оставить мне фотографию?
– К сожалению, нет, – ответил Олунд. – К тому же она вам вряд ли нужна. У вас же отличная память на лица, да?
По выражению на лице Томми Жанетт поняла, что тот уловил намек.
– У меня тоже неплохая память на лица, – сказала вдруг Оливия, которая до этого сидела молча. – Однажды я уже была дома у Лолы. Семь лет назад, в ноябре две тысячи двенадцатого.
Жанетт взглянула на Оливию и позвала ее с собой в прихожую. Закрыв за собой дверь, она спросила:
– Ты что делаешь?
– Ну, я не собиралась об этом заговаривать – та история, скорее всего, ни при чем, – зашептала Оливия, – но если Томми что-то скрывает, она может вывести его из равновесия.
Дальше она тем же шепотом рассказала, что как только увидела присланные отделением “Север” фотографии Лолы, в голове у нее прозвенел звоночек, а когда она уточнила, где именно произошло убийство, память прояснилась окончательно.
– На площадке недалеко от дома Лолы обнаружили мертвую девушку, мы опрашивали соседей, – пояснила Оливия. – Обошли квартир тридцать, у Лолы тоже были. Мы оставались там очень недолго, но я все хорошо запомнила. Сыновья тогда жили с Лолой. – И Оливия прибавила, что на холодильнике висели детские рисунки.
– Ладно, – прошептала Жанетт. – Но если снова решишь сказать что-то подобное – предупреди меня.
Они вернулись на кухню и сели.
– Что-то вы, Томми, задумались, – заметила Жанетт.
– Просто странно как-то, что…
– Не так уж и странно, если подумать, – перебила Оливия. – Лола была наркоманкой, а мы ежедневно имеем дело с людьми вроде ее знакомых. Возможно, я видела ее уже после того вечера, когда мы опрашивали соседей.
Оливия сделала короткую паузу, во время которой Жанетт изучала лицо Томми. Серые глаза, в одном лопнул сосудик. Томми хранил все тот же высокомерный вид, но Оливии удалось завладеть его вниманием. Помолчав, Жанетт сказала:
– Кажется, у вас с Оливией есть кое-что общее. Вы замечаете людей, далеко не главных персонажей, и невольно запоминаете лица. Вы встречали Владимира, но не можете вспомнить, когда и при каких обстоятельствах. Не торопитесь… А теперь я хотела бы поговорить о Лоле.
– Понятно. – Томми Юнгстранд громко вздохнул. – Что вы хотите знать?
– Все, – с улыбкой ответила Жанетт.
Глава 20Семь лет назад
Когда полицейские ушли, Лола Юнгстранд приоткрыла дверь в комнату Беньи. Мальчики с пультами в руках сидели на кровати, сосредоточенно глядя на монитор, где Бэтмен и Робин – оба в образе человечков “лего” – спасали мир. Сыновья не заметили Лолу; она тихо закрыла дверь и пошла на кухню варить кофе.
Лола достала молоко, закрыла холодильник и какое-то время постояла перед ним, глядя на рисунки Беньи и Якоба. Палка-палка-огуречик, головоногий человечек, шишки и листочки. Мальчишки рисовали неохотно, что карандашами, что красками, она их практически заставила, и по рисункам это было видно.
Оставив пыхтевшую кофеварку на кухне, Лола зашла в спальню и открыла дверь платяного шкафа. На самой верхней полке, за вязаными свитерами, хранилась небольшая картонная коробка. Лола достала ее и перенесла на кровать. Немного защекотало в носу: предвестие скорых слез. Лола села на кровать и открыла коробку.
Дочь любила рисовать. Свой последний рисунок она сделала незадолго до исчезновения. Самый верхний рисунок в коробке с воспоминаниями. Еще немного – и ему будет ровно восемь лет. Счастливое головоногое семейство. Две большие фигуры и одна поменьше.
Мама, папа, ребенок.
На рисунке была подпись: “Мелисса, 3 года, 14 декабря 2004 г.”
А через два дня разверзся ад.
Глава 21Бергсхамра
Квартира Юнгстранд простояла опечатанной две сухие, невероятно жаркие летние недели. Клей на ленте заграждения высох, и она безвольно висела на двери.
На лестничной площадке было душно и пыльно, и пока Оливия убирала ленту, Олунд ощутил привычное першение в легких – он еще не до конца разделался с гриппом. Олунд откашлялся в сгиб локтя и достал ключи.
Двадцать минут назад они сидели на кухне у Томми Юнгстранда и слушали, как тот излагает историю своих отношений с Лолой, начиная со знакомства в ресторанчике и заканчивая разводом, имевшим место двенадцать лет назад, и сложностями с опекой.
У Лолы выдавались относительно светлые периоды, когда она воздерживалась и от бутылки, и от таблеток, но чаще всего ее жизнь была похожа черт знает на что. Никаких диагнозов Лоле не ставили, но картина показалась Олунду знакомой. Из рассказа Томми он сделал вывод, что речь о синдроме дефицита внимания. Он такое проходил с одной своей бывшей.
Лола была умной девочкой, которая плохо училась. После школы она никуда не поступила, а когда – что случалось редко – ей удавалось устроиться на работу, работа ей быстро надоедала. Лола брала больничный или просто не являлась на рабочее место. Может, это и не было признаком СДВ, как у бывшей подружки Олунда, но Лола все же приобрела печальную славу человека ненадежного.
Олунд отпер дверь и следом за Жанетт и Оливией вошел в квартиру.
Его сразу поразило, как здесь темно и мрачно. На улице светило солнце, окна имелись в комнате слева, в гостиной и в кухне в правой части квартиры, но свет не доставал до потертых обоев прихожей. Когда-то стены, вероятно, были белыми, но теперь пожелтели от сигаретного дыма, а гипсокартон усеивали рваные дыры из-под шурупов. Множество пятен и брызг разных оттенков бурого, расшатанные выключатели. Картинка на стене рядом с дверью ванной – залитый солнцем деревенский двор – казалась попавшей сюда по ошибке.