Кто-нибудь, кого он очень любил, возьмет его за руку и укажет путь.
А потом начался библейский потоп.
Глава 73Витваттнет
Восемь крепких свай на три метра возносили дом над низиной. Жанетт узнала запах болота, через которое они проезжали. Болотный багульник, терпкий, кисловатый запах северной земли.
– Похоже на саамские амбары без окон, мы мимо таких вчера проезжали, – заметил Шварц. – Ньялла, или как там они называются.
Строение имело метров пять в ширину, десять в глубину и четыре в высоту. Простая двускатная крыша поросла темно-зеленым мхом, который кое-где перекинулся и на посеревшие бревенчатые стены. В доме было подобие глубоких сеней с перилами и карнизом; внизу, в тени, угадывалась входная дверь.
“Сто лет дому, – подумала Жанетт. – Или триста, или пятьсот”.
Со стен и крутых ступенек, ведущих к сеням, еще капала вода, сброшенная на дом с пожарного самолета.
– Не возьмешь костыль? – попросил Шварц. – Иначе я не поднимусь.
Дверь была тяжелой, и Жанетт пришлось толкнуть ее от порога. Дверь распахнулась под собственным весом и ударилась о стену.
Свет, протянувшийся из дверного проема, доходил до середины жилища, где встречался с узкой полоской света, падавшего из проделанного высоко в дальней стене оконца.
Как и говорили пожарные, посреди большой комнаты был очаг, рядом с которым полукругом стояли семь стульев. На стульях сидели семь скрюченных фигур, похожих на человеческие.
Скрипнул пол: это вошел, опираясь на костыли, Шварц. Он включил в телефоне фонарик, и холодный свет мазнул по стенам. Жанетт успела разглядеть несколько полок, низенькие шкафы с ящиками и деревянный стол, поставленный стоймя и прислоненный к стене.
На полу вокруг очага лежали несколько оленьих шкур; сам очаг состоял из сложенных в круг камней. В потолке зияла дыра, в которую просматривался закопченный колпак дымохода.
Шварц направил конус света на стулья.
– Почему ребята ничего не сказали про вонь?
В комнате пахло гниением, над серыми одеяниями жужжали мухи, и Жанетт на миг показалось, что на стульях и правда неподвижно сидят семь мужчин, закутанных в ткань. Согбенные старцы, подумала она и подошла к фигурам.
Под грубой мешковиной прощупывались головы, покатые плечи, скрещенные руки и острые колени. Мешковина свешивалась до пола, словно саван.
– Наверное, у пожарных обоняние отшибло из-за дыма. – Шварц прикрыл лицо локтем. – Это еще что? Куклы?
– Ветки, – сказала Жанетт, рассматривая ближайшую фигуру “старца”.
Из щели в мешковине, за которой могло бы скрываться лицо, торчали тонкие белые ветки, и Жанетт откинула ткань.
Голова состояла из спутанных веток какого-то куста. Теперь Жанетт разглядела, что мешковина крепится к шее куклы примитивным зажимом из двух желто-коричневых костей с отверстиями, через которые пропущен кожаный ремешок.
Она осторожно сняла ткань с “тела” и выпустила несколько похожих на узелки бабочек моли. Пахнуло разложением и затхлостью.
Под мешковиной оказались еще один шар из веток и ветки потолще, за которыми Жанетт увидела кое-что еще.
– Ребра, – сказала она. – Ребра какого-то животного.
– Наверное, северного оленя, – предположил Шварц.
К одному стулу была прислонена длинная кочерга, и пока Жанетт обдумывала увиденное, Шварц покачал кочергу в руке.
– Тяжелая…
Жанетт припомнила, что говорилось о Старейшинах в “Жизни и смерти Стины”. Да, дом Старейшин описан довольно точно. А вот сами Старейшины, непрочные куклы из веток и костей животных, сильно проигрывали в подлинности священнослужителям из романа, которые выслушивали свидетельства и накладывали епитимью.
Пока Шварц орудовал кочергой в очаге, Жанетт подошла к низкому шкафу у стены. Плотницкая работа была грубой, и ей пришлось потрудиться, чтобы выдвинуть верхний ящик.
В нем обнаружились две стопки запыленной фарфоровой посуды и несколько связок столового серебра. Еще там нашлась стеклянная баночка с чем-то жирным; еще не успев открутить крышечку, Жанетт поняла, что это.
“Мята”, – подумала она, учуяв свежий аромат. Жанетт сунула палец в банку, зачерпнула немного и помазала себе под носом, как сделала Эм перед тем, как вести Стину к погребальному костру. В этом очаге и были сожжены останки тела, на которое Стина и Видар наткнулись в камышах на озере.
– Нашел что-нибудь? – спросила она Шварца, который все еще ворошил золу.
– Да. Слушай… Тут какая-то плата, что ли. Еще вижу комочки расплавленного черного пластика.
– Мобильный телефон, – определила Жанетт и процитировала место из книги, которое подчеркнула Лола Юнгстранд: – “…коробочку размером с ладонь. С одной стороны она была черная, блестящая, с другой крепилась прозрачная крышечка”.
Шварц посмотрел на нее.
– Там еще осколки стекла, – сказал он.
– Попробуй найти металлический браслет. Он должен хорошо сохраниться.
– Металлический браслет… Откуда ты знаешь?
– О нем Квидинг писал. Только он не упомянул, что браслет – это часы, и я подозреваю, что эти часы принадлежали человеку, которого звали Маркус Альбелин.
Из дома они вышли с черными от копоти руками.
Криминалисты были уже в пути, и Жанетт знала, что ей грозит выговор. Дом Старейшин – место преступления, а они с Шварцем там похозяйничали.
В руке Жанетт несла пластиковый пакет с обугленными остатками сотового телефона, сим-картой и батарейкой. В руках у Шварца был пакет с тяжелым серебристым браслетом. Браслет окислился до черного, и, хотя они так и не нашли циферблата, Шварц уверено опознал “омегу”.
Когда они спустились из дома, Жанетт проверила в телефоне приложение для отслеживания. Обе красные точки вернулись.
Они светились ярче прежнего. Пер и Камилла спускались с горы.
Пожарные, работавшие возле домов, собирались уезжать. Оба трупа предстояло доставить в Эстерсунд, как и металлические ящики.
То и дело на горе слышался грохот – это взрывались водяные бомбы. Жанетт посмотрела вверх, на склон за одним из домов. Настоящая противопожарная полоса из черных стволов, голых, как корабельные мачты. Кое-где еще поднимался дым, и одинокий пожарный обходил участок с парой огнетушителей на тележке. На склоне шипела белая пена, в долине стоял резкий запах.
Жанетт знала, что спокойствие после утихшего лесного пожара бывает обманчивым. Под землей, в корнях деревьев, под лишайниками и мхами могут затаиться невидимые очаги, и они заполыхают снова, как только высохнет вода, которой их заливали.
– Смотри… – Шварц указал на склон, и Жанетт обернулась.
Сначала она видела только разоренный лес, залитые водой скелеты деревьев. А потом Жанетт увидела их. Увидела, как два сломленных существа направляются к домам.
Женщина с прилипшими к лицу мокрыми прядями поддерживала рыжеволосого мужчину, у которого из раны на голове сочилась кровь.
Пер Квидинг“Жизнь и смерть Стины”(отрывок)
Стина никогда еще не видела столько воды, как у западных берегов Швеции, в могучем Скагерраке. И столько черного, вонючего дыма, как на палубе парохода “Орландо”, она тоже еще никогда не видела.
Юнец, перегнувшийся через перила рядом с ней, сплюнул; ветер подхватил плевок, унес по широкой дуге, и плевок канул в воду за кормой парохода.
– А ведь вон там – Стюршё, – сказал юнец. – Это последнее, что вы видите в землях короля-прелюбодея. Вы же не собираетесь возвращаться?
Стина покачала головой. Швеция? “Никогда, ни за что”, – подумала она. Никакого Витваттнета, никакого больше супа в доме Старейшин.
Она смотрела на последние валуны, край земли ее предков, на скалистый остров с бело-красными домиками, на которые с востока наползал осенний туман. Затем прозвенел звонок на обед, и она ушла.
Ей дали кофе с сахаром в жестяной кружке и кусок ноздреватого ржаного хлеба, солдатского хлеба, смазанного молочным жиром, и кусочек селедки. Потом она долго стояла на палубе, утопавшей в дыму из пароходной трубы: к бочке с водой выстроилась очередь.
Предполагалось, что вода на зеленом пароходе компании Вильсона чистая, но они отплыли из Гётеборга всего два часа назад, а на поверхности уже плавал слой копоти.
– Одна мерка на билет, – объявил раздатчик, указывая на деревянный ковш, привязанный к бочке.
Стина быстро выпила воду, и если у кофе хотя бы не было вкуса, то вода отдавала затхлостью, а сажа липким налетом осела на языке и нёбе. Но Стина, в отличие от соседей по очереди за водой, не жаловалась. Она никогда больше не будет жаловаться. Никогда и ни на что.
Она поселится в Миннесоте, станет жить тем, что дает земля, и найдет человека с добрым сердцем, состарится с ним, а когда все это исполнится, она простится с Богом.
– А ведь Америка – она большая…
Снова юнец с кормы, который плевал в Швецию на прощанье.
Тогда Стина не разглядела его как следует, но теперь увидела, что этот поганец похож на кузена Акселя: голубые глаза с по-девичьи длинными ресницами, а сам веснушчатый и огненно-рыжий.
Глава 74Вингокер
В последнюю пятницу июля солнце вернулось – по крайней мере в Вингокер, ради народных гонок в Троллосене. Нильс Олунд стоял у ближайших к трассе перил и наблюдал за дебютом человека, служившего в Крунуберге.
В начале лета надзирательница Ольга Свитолина взяла под опеку Нино Ховланда, имени которого тогда еще никто не знал. Пока Нино находился в Крунуберге, она несколько раз разговаривала с Олундом, но ни словом не обмолвилась, что записалась на свои первые гонки. Оба несколько лет мечтали восстановить старый “сааб”. И вот Ольга осуществила мечту, а Олунд стоял и смотрел.
“Для автомобиля смерть в народной гонке все равно что смерть в бою”, – думал Олунд, глядя, как три помятые машины в облаке пыли закладывают вираж. В их числе был и выкрашенный в черный цвет “сааб-99” с красной молнией на крыше, за рулем которого сидела Ольга.