Без нескольких минут четыре я въехал в микрорайон, где жила Бекка. Вся улица была уставлена машинами, и я прикинул, что народу в доме еще больше – ведь многих же наверняка привезли на лимузине. Я нашел местечко невдалеке от ЗПЗ.
Я Бена ни разу пьяным не видел. Однажды в десятом классе я сам вылакал бутылку розового «вина» на вечеринке, которую организовали ребята из оркестра. Мне и пить было противно, и блевать потом противно. И именно Бен сидел со мной в туалете в доме у Кэсси Задкинс, где все было разрисовано сценками из жизни Винни-Пуха и его компании, пока я прицельно извергал эту розовую жидкость на Иа. Мне казалось, что именно на этом моменте наши алкоголические подвиги закончились. Получалось, что только до сегодняшнего дня.
Ну, то есть я знал, что он пьяный. Я и по телефону все понял. Ни один трезвый человек столько раз «да» за минуту не скажет. Но протискиваясь через толпу ребят, куривших на пороге, и открывая дверь, я совсем не ожидал увидеть одетого в смокинг Бена висящим вверх ногами над бочонком пива. Джейс Ворзингтон с парочкой других бейсболистов поддерживали его в таком положении. Бен обхватил кран бочонка губами, взгляды всех присутствующих в комнате были сфокусированы на нем. Они декламировали хором: «Восемнадцать, девятнадцать, двадцать!» – а я на миг испугался, что над ним издеваются. Но нет, он посасывал пивко, как сиську матери, из уголков рта текло, потому что Бен еще и лыбился при этом. «Двадцать три, двадцать четыре, двадцать пять», – кричали разгоряченные ребята. По всей видимости, происходило нечто из ряда вон выходящее.
А мне все это показалось таким нелепым и банальным. Бумажные детки играют в бумажные игры. Я попробовал пробраться через толпу к Бену и, к собственному удивлению, наткнулся на Радара с Энджелой.
– Что тут за фигня происходит? – спросил я.
Радар посмотрел на меня, перестав считать.
– Да! – воскликнул он. – Явление Эксклюзивного Водителя! Да!
– Почему все сегодня так часто говорят «да»?
– Хороший вопрос, – прокричала Энджела.
Она надула щеки и вздохнула. Похоже, ей все это нравилось не больше, чем мне.
– О да, блин, это хороший вопрос! – подтвердил Радар, у которого в каждой руке было по красному пластиковому стаканчику с пивом.
– Он пьет из обоих, – спокойно объяснила Энджела.
– Почему тогда не ты – эксклюзивный водитель? – поинтересовался я.
– Они тебя выбрали, – сказала она. – Решили таким образом вытащить тебя сюда.
Я закатил глаза. Энджела выразила сочувствие.
– Он тебе, наверное, реально нравится. – Я кивком показал на Радара, который поднял обе руки с пивом над головой, продолжая громогласно выкрикивать цифры.
По-моему, все жутко гордились тем, что научились считать.
– Да, он даже сейчас в некотором смысле очень милый, – ответила она.
– Ужас, – не сдержался я.
Радар коснулся меня одним из стаканчиков:
– Посмотри на нашего другана Бена! Оказывается, в стойке на пивном бочонке он гениален, как какой-нибудь ученый-аутист. Я так думаю, он сейчас на мировой рекорд идет.
– Что это за стойка на пивном бочонке? – не понял я.
Энджела показала на Бена:
– Вот это.
– А. Ну… неужели висеть вверх ногами так сложно?
– Как я поняла, самая длинная стойка в истории У интерпарка – шестьдесят две секунды, – объяснила она. – Это рекорд Тони Иоррика.
Это был громадный парень, который окончил школу, когда мы только поступили; теперь он играл в футбольной команде Флоридского университета.
Я был бы рад, если бы Бен поставил новый рекорд, но присоединиться к вопящей толпе оказался не в силах. «Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят, шестьдесят один, шестьдесят два, шестьдесят три!» Бен вытащил краник изо рта и завопил: «ДААААА! Я КРУЧЕ ВСЕХ! МИР ПОТРЯСЕН!» Джейс со своими бейсболистами перевернули его обратно вверх головой и принялись катать на плечах. Заметив меня, Бен ткнул в мою сторону пальцем и издал громчайший и полный чувства вопль: «ДААААА!!!!!!!!» Даже футболисты, выиграв мировой кубок, не так радуются.
Бен соскочил с плеч бейсболистов, приземлившись довольно неуклюже на корточки, а потом, покачиваясь, поднялся на ноги и обнял меня за плечи.
– ДА! – снова повторил он. – Прибыл Квентин! Величайший чувак! Поприветствуем Квентина, лучшего друга мирового рекордсмена в стойке на бочонке!
Джейс потрепал меня по голове и сказал:
– Кью, дружище!
Потом в другом ухе раздался голос Радара:
– Кстати, мы для них тут как народные герои. Мы с Энджелой ушли с нашей афтепати, чтобы попасть сюда – Бен пообещал, что ко мне будут относиться, как к королю. Они, блин, имя мое скандировали. Похоже, им Бен чем-то до жути приглянулся, так что мы им теперь тоже нравимся.
И я ответил – и Радару, и всем остальным:
– Круто.
Бен отвернулся от нас и схватил Кэсси Задкинс. Он положил руки ей на плечи, она – ему, и он объявил:
– Моя половинка чуть не стала королевой бала.
А Кэсси ответила:
– Я знаю. Здорово.
Бен:
– Знаешь, последние три года я каждый день думаю о том, чтобы тебя поцеловать.
Кэсси:
– Тогда надо это сделать.
Бен:
– ДА! Супер!
Но он ее не поцеловал. Вместо этого Бен повернулся ко мне и сказал:
– Кэсси хочет со мной целоваться.
Я:
– Да.
Он:
– Это же супер!
А потом Бен сразу забыл и про меня и про нее, как будто сама мысль о том, чтобы поцеловать Кэсси, была лучше, чем поцеловать ее на самом деле.
Потом Кэсси говорит мне:
– Крутая вечеринка, да?
Я:
– Да.
Она:
– Полная противоположность тому, что устраивали ребята из оркестра, да?
Я:
– Да.
Она:
– Бен – придурок, но я его обожаю.
Я:
– Да.
– И у него глаза такие зеленые.
– Угу.
Она:
– Все говорят, что ты симпатичней, но мне нравится Бен.
Я:
– Ну и ладно.
Она:
– Такая крутая вечеринка, да?
Я:
– Да.
Говорить с пьяным – все равно что с чокнутым трехлеткой, полным щенячьего восторга.
Как только она отошла, ко мне подвалил Чак Парсон.
– Джейкобсен, – сухо сказал он.
– Парсон, – ответил я.
– Это же ты сбрил мне чертову бровь?
– Ну, по сути, я не сбривал, – сказал я. – Мы удалили ее с помощью депиляционного крема.
Чак довольно сильно ткнул меня в грудь.
– Ты подонок, – сказал он со смехом. – Старик, кишка у тебя явно не тонка. Всех за ниточки дергаешь, и все дела. Я, конечно, напился, но я прямо как-то люблю тебя сегодня, засранец.
– Спасибо, – сказал я.
Мне все это дерьмо было как-то чуждо, в смысле, эти бредни типа «мы-же-столько-лет-проучились-вместе-так-что-надо-признаться-как-мы-все-друг-друга-любим». Я представлял себе Марго на этой вечеринке, – или на тысяче ей подобных. Как бы она с пустыми глазами слушала пьяный лепет Чака Парсона, мечтая сбежать от него, живой или мертвой. Я одинаково четко мог представить себе оба пути.
– Зассанец, пиво будешь? – спросил Чак.
Я вообще мог бы забыть, что он стоит рядом, но от него так несло перегаром, что не замечать его было сложно. Я покачал головой, и он отошел.
Мне хотелось домой, но я понимал, что торопить Бена нет смысла. Может, это лучший день во всей его жизни. Он это заслужил.
Так что я отыскал лестницу и пошел в подвал. Я столько времени провел во тьме, что у меня появилось желание спрятаться от света, я хотел прилечь где-нибудь, где хоть немного тише и темнее, и снова представить себе Марго. Но проходя мимо спальни Бекки, я услышал негромкий шум, – точнее сказать, стоны – поэтому остановился перед дверью, которая оказалась чуть-чуть приоткрытой.
Мне было видно голову и торс Джейса, он лежал на Бекке уже без рубашки, а она обвила его ногами. Они еще не разделись до конца, и ничего не началось, но намерение было очевидным. Может, человек поприличнее отвернулся бы, но таким, как я, нечасто выпадает шанс посмотреть на голую Бекку Эррингтон, так что я остался у двери, глядя на них. Вскоре они перевернулись, Бекка оказалась сверху, она поцеловала его, вздыхая, и начала снимать майку.
– Я тебя завожу? – спросила она.
– О да, ты так меня заводишь, Марго, – ответил Джейс.
– Что?! – Бекка пришла в ярость, и я сразу понял, что голой ее не увижу.
Она разоралась, и я попятился от двери. Джейс меня заметил и тоже завопил:
– Какого черта?
Бекка:
– Да фиг с ним! А как же я?! Почему ты думаешь о ней, а не обо мне?!
Ситуация явно располагала к тому, чтобы уйти, так что я закрыл дверь и направился в туалет. Мне действительно хотелось поссать, но еще больше хотелось удалиться от человеческих голосов.
Я всегда начинаю ссать только через несколько секунд после того, как настрою все оборудование, так что я чуть подождал, а потом, когда полилось и напор почти достиг максимального, когда я был готов вздрогнуть от облегчения, из ванны послышался женский голос:
– Кто там?
Я:
– Гм… Лэйси?
– Квентин? Что ты, блин, тут делаешь?
Я и хотел бы прекратить ссать, но уже, разумеется, не мог. Ссать – это как читать хорошую книгу: если уж начал, фиг остановишься.
– Гм. Ссу, – сказал я.
– Ну и как? – спросила она через занавеску.
– М-м, неплохо вроде? – Я стряхнул последнюю каплю, застегнул шорты, смыл.
– В ванну хочешь? – спросила она. – Не сочти за пошлый намек.
Через пару секунд я ответил:
– Конечно. – И отодвинул занавеску.
Лэйси улыбнулась, глядя на меня, потом подтянула колени к груди. Я сел напротив, прижавшись спиной к холодному покатому фарфору. Ноги у нас скрестились. На ней были шорты, майка без рукавов и маленькие миленькие шлепанцы. Косметика размазалась вокруг глаз. На голове еще сохранились остатки прически. Надо сказать, что Лэйси Пембертон очень красивая. Не из тех, с кем забудешь о Марго Рот Шпигельман, но о многом другом с ней можно было забыть.